XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Кри. Это я, моё имя. На Втором возрасте я поняла, что знаю себя. Кажется, мои сверстники себя не знают. Говорят, это какая-то аномалия. Я помню свою жизнь в Первом возрасте, когда я была маленьким ребёнком. Другие нет. После перехода люди должны забывать своё прошлое. А я — помню. И это влияет на мою жизнь. А ещё у меня кучерявые волосы. У всех они прямые, как палки. Когда-то Человечество решило, что кучерявые волосы — неудобно, и дети всегда стали рождаться с прямыми волосами.

Позавчера я сказала, что хочу увидеть свою сестру, тогда меня отвели к Дому, где живут дети и напомнили, что если девочка или девушка туда войдёт, то останется навсегда в Доме, чтобы заботиться о малышах, не перешедших во Второй возраст. Это просто, но если я сделаю это, то проведу в Доме всю свою жизнь. Разве я обдумала своё решение?

От детей Второго возраста не нужно ничего. Только соблюдать правила Мира Лощины. Знаете, чем я занимаюсь? Я нахожу смыслы. Только сложно придумывать к ним слова, они выходят бессмысленным набором букв. Но я всё равно ими пользуюсь. Иначе сложно говорить про смыслы. Только наедине с собой. Я не знаю, но чувствую, что никто не одобрит того, чем я занимаюсь.

Раньше у меня был Шу. А теперь я совсем одна. Он не был похож на всех детей Второго возраста. Шу не позволял своим волосам расти как попало – он оттягивал прядь и срезал её кухонным ножом. Получалось неровно, но выглядело это необычно, Шу сразу можно было узнать среди одинаковых сверстников. Я хотела так же срезать себе волосы, как Шу, но он сказал, что не стоит. Тогда не будет видно моих кучеряшек, а они очень красивые! Я первый раз это слышала, остальные – и дети Второго Возраста, и взрослые говорили только, что это аномалия, а аномалий не должно быть в Мире Лощины. И я поверила им. Но Шу я всегда буду верить больше, чем всему миру.

Шу бродил со мной целыми днями, и мы разговаривали. Когда мы были одни, то ещё и смеялись. Смеяться запрещено. Человек задыхается от смеха, икает от смеха, срывает голос от смеха, тратит своё время на смех – и Человечество решило, что смех – это неудобно. И люди перестали смеяться. Некоторые боялись, многие не умели. Но мы умели. И не боялись. Почти.

Шу умел вырезать фигурки из дерева. Он показывал их мне, а потом сжигал, пока никто не видит. Потому что вырезать фигурки – не запрещено, но никто этого не одобрит. Однажды он вырезал фигурку вороны и подарил её мне. Он сказал, что хочет дать мне имя. Всех нынешних девочек Второго возраста, да и первого, наверное, тоже, зовут Ирк. И моя мать – Ирк. Такие имена дают долго, лет сто, наверное. Для девочек – Ирк, для мальчиков – Нур. Шу перевернул моё имя, и я стала Кри. Только для себя и для него. Так каркают вороны, и они мне кажутся более осмысленными, чем носящие имя Ирк.

Мальчиков называют Нур, очень давно. А Шу – это Шу. Я не давала ему имя. Шу – особенный. Он мой ровесник, но древнее всех детей Второго возраста вместе взятых. Он не хочет переходить в Третий возраст. Он говорит, взрослые все одинаковые, ещё более одинаковые, чем дети. Они забывают своё прошлое при переходе, выбирают себе из скудного списка роли на всю жизнь. Но он бы потерпел, он бы смог, ведь это всё равно был бы уже не он. Не переходить пока что ещё не запрещено, но уже никто этого не одобрит. Но он не хочет оставлять меня, и не перейдёт, пока я этого не сделаю.

Но Шу не сдержал обещание. Однажды к нему привели Глупого Нура. Этот Нур, наш ровесник, мало что понимал. Впрочем, как и все. Но они понимали только то, что нужно для обычной жизни Мира Лощины, а остальное запрещали. Глупый Нур был другой, до него просто с опозданием доходили обычные вещи. Взрослые сказали, что Глупый Нур хочет перейти в Третий возраст. Ничего большего, чем написание Объяснения, ему не одолеть. Но и этого он сделать не может, слишком глупый. Взрослые видели, что Шу вырезает из дерева фигурки. Это не запрещено, поэтому наказание будет несильным. У Шу отнимается несколько его дней – он будет помогать Глупому Нуру писать Объяснение о стрижке овец. А Глупый Нур был таким глупым, что написал пару строк от силы – почти всё за него делал Шу. Когда Объяснение было закончено, взрослые сказали Шу, что Глупый Нур сделал слишком мало работы, и не может перейти. А вот Шу обязан, ведь ему уже давно пора, а теперь он написал Объяснение.

На следующий день Шу рассказал мне про всё. Он плакал. Плакать запрещено, но ему было всё равно, он никого не боялся. Всё равно скоро он перестанет быть собой, настоящим Шу! Рядом были те, кто назывались его отцом и матерью. Настоящих уже не было на этом свете – слишком много времени прошло. Они напомнили, что плакать запрещено, и за этим следует наказание.

-Плакать запрещено, Шу. За этим следует наказание, но ты – наш сын. Родственные связи не имеют значения, и мы не будем тебя покрывать. Но ты можешь решить, испытаешь ты наказание до или после перехода –сказал Нур.

-Я не собираюсь переходить! Мне не нравится ничего из того, чем вы все занимаетесь в своём Третьем возрасте! А ничего другого придумать нельзя, это запрещено! Жить невозможна с этими запретами! И, главное, я не хочу терять себя, свою память! Я! Не! Собираюсь! –исступлённо закричал Шу

-Остановись, Шу. – чуть удивлённо шепнула Ирк (я бы испытала удовольствие от того, что вижу кого-то из них удивлённым, но не сейчас) – Ты переходишь все границы, с такими, как ты, делают страшные вещи!

-И я считаю, что это правильно. -твёрдо сказал Нур.

-Конечно! Таким, как я, нечего тут делать! –такого голоса я никогда не слышала у Шу, казалось, это не он говорит, но только Шу мог сказать такие слова. Остальные были слишком созданы для Мира Лощины. –А ещё я смеюсь, часто и от всего сердца! Я размышляю о новых ощущениях, об этой жизни, и даю смыслам слова! У меня есть человек, с которым мы всегда вместе и привязаны один к другому. И у меня есть слово для этого – оно звучит странно, но правдиво – Друг! Вы не знаете этих слов, потому что не умеете быть рядом, не умеете чувствовать! Я обрезаю волосы, только чтобы не быть похожим на всех вас!

Нур рассвирепел. Как странно, что у этих людей есть эмоции! Он, наверное, первый раз в жизни крикнул:

-Всё это было запрещено! Раньше, до твоего рождения были такие, как ты. Но человечество решило, что они беспокойные и неудобные, и таких людей не стало. Это запрещено! А наказание – ты сейчас про него всё узнаешь!

Нур и Ирк куда-то пошли, больно держа Шу за обе руки. Я плелась следом. На горизонте я заметила пропасть, мы подходили всё ближе. Ирк отпустила Шу, а Нур взял за плечи. Мы стояли совсем уже на краю.

-Он же упадёт в пропасть! Стойте! Шу упадёт в пропасть! – крикнула я и поняла, что именно этого и хочет Нур, именно это и есть наказание.

Нур обернулся, медленно, глянул на меня уничтожающим взглядом, а затем посмотрел в пропасть и резко толкнул Шу. Ему повезло. Он перелетел через неё на другую сторону, но тут Нур рявкнул:

-Хуже! Нам нельзя выходить из Мира Лощины! Там он обречён на несчастное существование и смерть. В пропасти мучения не длятся так долго.

-Думаете, здесь он был счастлив? – с отчаянием спросила я.

-Ни у кого не стоит задачи, чтобы человек был счастлив. Нужно лишь, чтобы он и его жизнь были нормальными – разъяснила мне Ирк.

Мне хотелось ответить, что я не Глупый Нур и всё поняла уже давно, но считаю, что это ужасно. Но я просто струсила. И не сказала. Я сидела на краю пропасти, свесив в неё ноги, и их обдавал жуткий холод, хотя было лето. Ирк и Нур ушли, а я сидела и плакала, это запрещено, но этого никто не видит. Я скинула в пропасть фигурку вороны – Шу бы не хотел, чтобы мне было плохо из-за него. А ведь по ней все поймут, кого он назвал другом. Угловатое слово тепло каталось на языке и мне бы, может, было радостно от того, что Шу назвал меня другом. Я получила бы удовлетворение от того, что два человека из Мира Лощин на какое-то время перестали быть каменными, и что Шу не перешёл в Третий возраст. Но мне было слишком плохо. Я убеждала себя, что Шу предпочёл бы такую судьбу потере себя, но мне хотелось, чтобы он был жив, был рядом, чтобы у него было всё хотя бы нормально! Да, видимо, я истинная жительница Мира Лощин. Мне надо сильно измениться, чтобы стать такой, каким был мой друг. Но я смогу, у меня будет полно времени! Я не буду переходить, я не потеряю себя, ведь, в отличии от всех, кого я знаю, мне есть, что терять. И не столько себя, хотя мне хотелось бы остаться со своими мыслями, чувствами, судьбой. Шу должен существовать прежним хотя бы в моей памяти.

Я опять пошла бродить по миру лощин, на этот раз одна, и увидела то, о чём даже не могла подумать. Глаза у меня чёрные, как две бездны, не понять, где зрачки. У всех в Мире Лощин были такие глаза. Шу говорил – «Из глаз видно душу, а они все ведут себя так, как будто её у них просто нет. Вот и видно чёрную пропасть». Нам такая красота, видимо, досталась в наследство – других глаз в Мире Лощин и быть не может. Волосы тоже у всех одинаковые – белёсые, тонкие, прямые. Только у меня вот вьются. А передо мной стояла девочка – с чёрными волосами. Они тоже были вьющиеся, глаза у неё были ярко-зелёные. Одежда её была не похожа на наши серо-коричневые длинные рубашки и штаны, одинаковые для всех. Она была в розовой облегающей кофточке с бабочками на рукавах и блестящими пуговицами, несколько из них было оторвано. Ещё на ней была надета белая юбка до колен. Понизу она была зелёно-коричневой и рваной.

Это явно не здешняя девочка. И я, похоже, знаю, что с ней будет. Мир Лощин очень странный и обособленный. Так почему люди из внешнего мира не пытаются его переделать, ведь он такой небольшой? Неужели из-за ущелья, этой природной границы? Оно не очень широкое, и есть шансы через него перебраться. Например, если ты тренированный человек или если ты и так достаточно лёгкий, а тут тебе просто повезло. Вопрос в том, надо ли перебираться через ущелье? Нам – точно нет, в этом вопросе я верю Нуру. Да и людям из внешнего мира тоже. Любой человек может при очень большом желании, уничтожить в странном, пугающем человеке из внешнего мира его сознание и заменить подобным своему. Он будет выглядеть, как мы, жители Мира Лощин. Станет называться так же. Будет камешком без чувств, без сложных мыслей, выбравшим одну из немногих угрюмых общественных ролей. А если это ребёнок… получается, повторяющим странные, монотонные действия часами. Может показаться, что я высокомерная, презираю своих сверстников, но я видела, чем они обычно занимаются. Кто-то проводит палочкой прямые линии на земле, кто-то эти палочки крошит, а кто-то раскачивается из стороны в сторону. Всё моё общение с ними свидетельствует о том, что они не могут… или не хотят? думать и чувствовать, позволить себе стать хоть чем-то.

И эта девочка… Она пугает меня своей необычностью, она может стать такой прямо сейчас. Но Шу тоже был необычным. Он вёл себя странно и отказывался переходить веками, лишь бы не забывать себя! Мне повезло, я родилась такой – с кучерявыми волосами и способностью помнить всё, что со мной было в Первом возрасте. А ещё с идеей о том, что этот мир слишком странен в своей размеренной нормальности. А он дошёл до всего сам. Так почему я должна бояться этой девочки, уничтожать её, превращая в очередную Ирк? И ещё. Для детей Второго Возраста редкие пришельцы из внешнего мира были способом перейти на Третий Возраст. Возможно, я бы струсила. О таких людях, как она, говорят много плохого. Но я не хотела переходить – вдруг в этот раз не повезёт, я не должна забывать Шу! Я не хотела этого даже больше, чем отнимать её сознание.

Девочка тяжело дышала. Ещё бы. Это как надо разогнаться, чтобы такое перепрыгнуть! Я подошла к ней:

-Здравствуй. Как ты сюда попала? – спросила я.

-Привет. Странный вопрос, перепрыгнула, конечно. – откликнулась она.

-Но зачем?

-Это всё потому, что я заблудилась. Вчера я пошла гулять с Джеком, нашей собакой, через какое-то время пришла какая-то собака, крупнее Джека, она хотела на нас напасть. Я пыталась уйти и увести его, но Джек сорвался с поводка и стал с ней драться, чтобы я могла отойти. Я боялась подойти к собакам и ждала его возле дома. Он пришёл только через несколько часов. Он был очень изодран, но мне кажется, та, вторая собака, тоже. Сначала я думала, что эта псина была просто необузданной и агрессивной, но когда я рассказала всё родителям и описала её, оказалось, она была бешеной. Джек спас меня. Но теперь его нужно было срочно лечить. Однако была уже ночь, мы закрыли Джека одного и легли спать. Утром я вскочила очень рано. Я понимала, что моим родителям нужно поспать ещё, а потом, возможно, у них будут срочные дела, но слишком волновалась за свою собаку. Посмотрев, куда и как мне нужно идти, я взяла Джека, написала записку и отправилась в путь. Но я путалась, ходила туда-сюда, и это заняло слишком много времени. Джек озверел и погнался за мной. Мы выбежали на какое-то поле, потом сюда. Не знаю как, наверное, от страха, я перепрыгнула через эту расщелину, а он не смог. –девочка посмотрела вниз, но, конечно, ничего не увидела. –Впрочем, это был уже не он.

Всё это было очень странно. У нас никогда не лечили животных – они просто были и выполняли свой долг. Если они становились бесполезными или опасными, их убивали. Я не знала, что ещё можно делать с животными, которые могут навредить человеку, но по поводу первых всегда тихо возмущалась. Всё же я её понимала. Подобное было со мной – страх, что тот, кто дорог тебе, перестанет быть собой, разлука с ним и понимание, что ему плохо.

Девочку звали Вера. Она очень удивилась моему имени Кри, оно показалось ей странным, но ещё более диким для неё было то, что все остальные женщины и девочки носят имя Ирк. Мне понравилось, что у них не так, имена для каждого свои. В их мире вообще люди думают больше друг о друге, о мире и о себе. Я всегда считала Шу и себя какими-то дикими. Мне нравился этот образ мысли, но он и пугал меня. А где-то ничего такого нет в том, что ты хочешь сам выбирать свою судьбу, делать что-то своё, не подстраиваться, чувствовать и выражать свои чувства. Там почти все люди – такие, но иногда рождаются подобные нашим.

Для меня всё это было так странно – Разные имена, внешность, одежда, мнения. Я не знала, что такое может быть. Мне всегда казалось, что надо идти к этому всю жизнь, будет страшно, но лучше уж так, идти, — и всё равно никогда не придёшь.

Веру удивляли такие простые вещи! Мне они никогда не нравились, но казались чем-то утверждённым раз и навсегда. Дети у них растут постепенно, но считается, что они становятся старше каждый год, для удобства подсчёта. Ты постоянно меняешься – но не становишься другим человеком, ты сам решаешь, от каких мыслей стоит отказаться, и помнишь всё, что было с тобой раньше. Наши маленькие дети, Первого возраста, похожи на пятилетних малышей в мире Веры. Они ничем не отличаются, в отличии от более старших людей здесь. Но потом переходят во Второй возраст и забывают обо всём. Только я помню.

Описания выглядят, как книги, которые так любит Вера. Только книги бывают совсем о разном, но всегда как будто живые, как будто друзья. Описания строго рассказывают о том, как нужно что-то делать или как что-то работает.

Вере нужно было вернуться домой. Но она перепрыгнула расщелину только от страха, а сейчас не смогла бы. Она осталась со мной, и я её прятала. Вот уже неделю. Мы ходили вдвоём и разговаривали. Когда никто не видел, смеялись. Я срезала волосы Веры кухонным ножом, и не было так заметно, что они чёрные. Она носила головной убор от солнца. Я дала ей свою запасную одежду. Мы ходили по всему Миру Лощины и разговаривали, как с Шу. Думаю, мы стали друзьями. Но мы ходили не просто так – мы искали границу Мира Лощины, через которую безопаснее перебраться Вере. Мне хотелось бы, чтобы она осталась со мной, но в том мире остались люди, которых она любит, да и жизнь у неё здесь была бы сложная. У меня тоже, но если человек из этого мира будет жить в другом, то обречён на страдания и последующую смерть. Так сказал Нур, так говорят все. И я знаю, что это так. Здесь мне трудно, но я не должна покидать Мир Лощины.

И вот, мы нашли границу между мирами. Это был просто луг, но мы как-то сразу поняли, что он делится на две части, хотя внешне они ничем не отличались. Мы подошли к ней. Вере нужно назад. Она смотрела на меня как-то странно.

-Я знаю, что ты думаешь о своём мире, и считаю, что ты должна пойти со мной. Я и мои родители устроим тебя в другой жизни, не бойся.

-Я боюсь не этого. Мне нельзя переходить черту.

-Ты говоришь, как они.- В голосе Веры было столько разочарования.

-Но я и есть они! Я не с ними душой, но я родилась такой же и никогда не убегу от этой жизни. –Я говорила горячо, как она не понимает, что если мы схожи в мыслях, это не значит, что у нас есть возможность жить одной судьбой!

-Нет, Кри. Ты родилась не такой, ты с самого начала была другой, тебе просто повезло. Если бы не аномалия, ты бы была другой. Никаких кучерявых волос, без памяти, без своих идей. Они –Вера махнула рукой в сторону Мира Лощины – просто не понимают, что то, что они делают с теми, кто не выполняет запреты, не наказание. Они придумали невесть что о том, чего боятся. А для тех, кого они прогнали, настоящее наказание – оставаться в Мире Лощины. Да, и Шу было бы лучше в нашем мире, если бы не понимание того, что ты – не справишься. Он дошёл до всего сам, он смелый и умный. Тебе легко, ты была такой всегда, но даже и так ты бежишь от своих возможностей и становишься очередной Ирк!

Как Вера могла сказать такое? Почему она говорит, что моя личность – следствие случая, что я сама по себе ни до чего бы не додумалась и не хотела бы додумываться?! Как будто это не моя Вера, как будто не было этих долгих разговоров, как будто я ей никто и ей кажется, что я тоже, как и все здесь, ничего не хочу.

Вера резко дёрнула меня за руку. Я упала. Девочка оказалась в своём мире, моя ладонь лежала на этой границе. Руку как огнём ожгло. Я не знаю, было ли это физическое ощущение или произошло оно от осознания того, что со мной происходит. Я точно знала, что могу жить и находиться только здесь. Да, мне нравилось то, что описывала Вера, но я просто не могу там существовать. Мои глаза, и без того бездонно-чёрные, наливались бездной. Я медленно поднялась с земли, села на корточки, не отрывая всё это время от Веры взгляда. Я почему-то чувствовала себя хищной птицей, готовой вцепиться в неё когтями, но я лишь закрепила на ней свой взгляд. Это было новое, неприятное чувство. Я видела, как отрастали у неё тонкие, прямые, белёсые волосы, как чернели глаза, а выражение лица становилось отсутствующим, и не могла отвести взгляда. Вера шагнула обратно.

Ужасного, не моего чувства во мне уже не было, упиралась в стенки головы мысль: «Что это?». Но я знала, что это и знала, что это сделала я.

Это понимание настигло меня внезапно и было последним, что со мной произошло.

Ирк поняла, где она стоит. Совсем рядом пролегает граница меж двух миров: место, с которым даже рядом нельзя находиться. Она схватила какую-то девчонку Второго возраста, которая стояла рядом, и потащила её за собой. Тело было непривычно удобным, её преследовало ощущение, что она выбралась из неудобной, стягивающей движения одежды и залезла в спортивный костюм. Раньше она ощущала себя как будто мельче и нескладнее, но такого не помнила, осталось лишь смутное чувство. Отойдя подальше от страшного места, она отпустила девочку, та прошла пару шагов, присела, и с невидящим взглядом стала рвать травинки по одной и пучками бросать их по ветру. Что-то в Ирк дёрнулось и она, как сквозь пелену услышала голоса внутри себя:

-Я хочу увидеть свою сестру.

-Тогда ты навсегда останешься в Доме, где живут дети.

Руководствуясь каким-то странным подталкиванием, Ирк пошла куда-то, пока не увидела большое серое здание и не зашла внутрь. Она почувствовала, что выйти уже нельзя

Ирк откуда-то знала, что ей предстоит жить с маленькими детьми и заботиться о них наряду с другими Ирк. Впрочем, заботиться условно: Следить, чтобы они были здоровы, сыты, и вели себя нормально. Нормально. В ней снова что-то всплыло: «Ни у кого не стоит задачи, чтобы человек был счастлив. Нужно лишь, чтобы он и его жизнь были нормальными». Непонятно, откуда она это слышала. Но ей всё равно, главное, что это правда.

Одна из девочек здесь её преследовала. Что ей нужно от неё, Ирк? Эта девочка пыталась рассказать ей «сказку». Ирк надоело это, и она сдалась и решила сделать вид, что слушает сказку. Ей было неинтересно, но она улавливала обрывки:

«Пришла девочка, а волосы у неё были как у тебя. У тебя очень-очень красивые волосы»

«Через много-много дней они нашли место. Там росло много-много травы, а на середине творилось что-то непонятное»

«Девочка хотела уйти, но она её не пустила. Увела сама и ушла к нам, потому что хотела жить с маленькими девочками, похожими на ту»

Угнетающей и мучительно знакомой показалась для Ирк эта сказка. Ирк знала, что теперь из Дома выходить нельзя, но она встала и вышла. Она бежала к тому месту, о котором говорилось в сказке маленькой девочки, откуда она пришла в Дом. Она не знала, зачем, но она знала только то, что там, в этом пугающем всех месте есть что-то для неё очень важное. Вот оно. Девушка зажмурилась и шагнула, почувствовала под ногами что-то более твёрдое, чем луг с высокой, легко приминаемой травой. Каменистая почва, а под ногами разверзлась странно знакомая пропасть. Да, жителям Мира Лощины нельзя выходить за его приделы. Почему? Ответ в глубине пропасти. Кри чувствовала, что есть возможность развернуться и просто уйти вглубь Мира Лощин, но она не могла и не хотела этого делать.

Разбежавшись, она прыгнула. Она очень хотела попасть на другую сторону. Вот она ухватилась за противоположный край скалы, но никак не могла по нему взобраться. Кри не боялась упасть – она боялась не узнать, что на другой стороне. Девушка увидела чью-то руку, протянутую сверху. Она ухватилась за неё и выбралась наверх. Кри даже не посмотрела на человека, который её спас. Она упала на землю, перед ней как фильм проносились события, с ней происходившие. Все они отзывались её самоощущению, утверждали, что главная героиня этого странного фильма – действительно она. Кроме одного. Вера. Кри на самом деле не собиралась изменять её сознание, но она просто сделала это. Только чтобы Кри не дала девочке найти в своих рассуждениях ошибку. Сделала это так же одновременно холодно и яростно, как родители Шу, выталкивающие его в то место, которые считали самым страшным.

Кри подняла голову, рядом с ней стоял мальчик, приблизительно двенадцати лет. Неровно обрезанные, светлые волосы, тёмные глаза, почти чёрные, но всё же их цвет отличался от зрачков. Когда он увидел её лицо, в его глазах мелькнуло удивление.

-Ты Кри? Или уже нет? А если нет, то как ты здесь оказалась? – Шу забросал девушку вопросами.

-И да, и нет. Сложная история, я была бы рада, если бы её не было. Но я как-то снова стала собой. Я всё расскажу тебе, обязательно, но сейчас мне нужно идти, чтобы всё исправить. – ответила она.

-Я иду с тобой. Ты мне расскажешь по пути. – отозвался он.

-Хорошо. Мы должны найти место, где заканчивается эта скала и начинается луг. – сказала девушка.

Мы ходили с ним вдвоём и разговаривали о наших изменившихся жизнях. Но мы не просто бродили, мы искали важное для меня место. Это был луг, незримо поделённый на две части. А по пути нам встретилась собака, которую описывала мне Вера. По собаке было видно, что она побывала в чьих-то зубах, но в остальном с ней всё было в порядке. Это был Джек, и он не был бешеным, когда Вера заблудилась вместе с ним. Он был растерян, и от того сам не владел собой. Собака пошла с нами, я и Джек перешли незримую черту. Я увидела девочку, рвущую и развеивающую травинки.

-Я заблудилась. –Сказала я, и это была неправда –Меня загнала сюда собака. Мне показалось, она бешеная, но она была просто напугана и не могла совладать с эмоциями. Я решила назвать его Джеком. Уже поздно, можно я переночую в вашем поселении, а завтра ты покажешь мне дорогу в город?

-Конечно же, ты решила назвать его Джек. Иначе бы он тебе не откликался. –ответила мне девочка, и я уже знала, что она уйдёт за мной, хотя бы просто потому, что со мной идёт её собака, потому что иначе я останусь, а делать этого никак нельзя. Ведь на другой стороне меня ждёт новоявленный младший брат.