Каждый год, когда майское солнце только начинает припекать по-летнему, а воздух наполняется сладким ароматом сирени, наша семья вливается в великую неспешную реку людей — «Бессмертный полк». Ручейки из переулков и дворов сливаются в большой поток на главной улице города — Петровской. В руках у моего дедушки выцветшая от времени фотография моего прапрадеда Ивана Михайловича Нетреба. А у меня в руках портрет Петра Ивановича Нетреба. Это дедушкин папа и старший сын Ивана Михайловича. Они идут с нами рядом в одном «Бессмертном полку». Я несу не просто фотографию, я несу их историю, их путь через войну. Мои предки внесли свой вклад в Победу в Великой Отечественной войне.
Хутор Осьмаки, что затерялся в воронежских степях, жил обычной деревенской, подчинённой круговороту природы жизнью. Здесь в 1902 году в семье потомственных земледельцев родился Иван Михайлович Нетреба. С малых лет он знал цену хлебу. На земле работали и его дед, и отец. К сорока годам Иван Михайлович был главой большой крестьянской семьи, в которой было восемь детей. 22 июня 1941 года, как гром среди ясного неба, сельчане услышали из репродуктора, что висел на столбе у сельсовета, тревожный голос с обращением к советскому народу: «Война!» Горе и слёзы пришли в каждый дом. А в августе призывная повестка из военкомата в Красную Армию пришла и в семью Ивана Михайловича. В этот день он рано пришёл с работы домой. В глазах жены были боль и полное отчаяние. Крепко обняв Агафью и детей, он успокаивал их словами: «Война скоро закончится. Мы прогоним фашистов с нашей земли, и я вернусь к вам». Ванюшка и Маришка, самые младшие, забрались на руки к отцу и не хотели его отпускать. Мама с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать, но слёзы не слушались и ручьём текли по щекам. Иван Михайлович серьёзно посмотрел на старших сыновей и сказал: «Помогайте и слушайтесь маму. Петя, ты старший, за меня остаёшься». Он на прощание обнял жену, чувствуя, как дрожит её худенькое тело, крепко прижал к груди малышей, кивнул старшим сыновьям: Петру, Григорию, Николаю, Василию. Их глаза горели, они рвались следом. «Держись Агаша. Ждите меня», — только и смог выдавить он хриплым голосом. Жена сунула в руки узелок с едой и свежеиспечённым хлебом. Отец взял вещевой мешок, который заранее собрал, и шагнул за калитку, не оглядываясь ни на дом, ни на плачущих детей. Оглянешься — сердце разорвется. Но он точно знал, что защитит свою Родину и вернётся с победой.
Армия встретила Ивана казарменной теснотой, чужими лицами и непонятными командами. Его определили в связисты. «Ефрейтор Нетреба Иван Михайлович, линейный надсмотрщик 26-й Отдельной Роты Связи 1-го Украинского фронта». Эти слова запомнились связисту на всю жизнь. Кто тогда знал, что за ними? Кто понимал, что победа или поражение, жизнь или смерть тысяч солдат часто зависели от связистов? Иван Михайлович быстро научился всему. Катушка кабеля тяжеленная, неудобная. Телефонный аппарат УНА-Ф — хрупкий ящик с трубкой. Инструмент: кусачки, нож, лента. Его оружие — не винтовка, а эти вещи. И его фронт был не траншеей с бруствером, а бесконечной извилистой линией, проложенной по земле, натянутой на колья, брошенной в грязь, занесенной снегом, перебитой в клочья взрывами и пулемётным огнём.
Первое боевое крещение произошло под Щиграми в декабре 41-го года. Миномётный обстрел застал их на марше. Земля вздыбливалась черными фонтанами, смешанными с грязью и снегом. Грохот стоял такой, что, казалось, лопнут барабанные перепонки. Иван Михайлович, прижавшись к кочке, увидел, как тонкая нитка провода, только что натянутая, дернулась и безжизненно упала на снег. Разрыв. Из окопа метрах в ста раздался отчаянный крик: «Связь! Дайте связь! Артподдержка нужна!» Команды нет. Артиллерия молчит. Пехота без прикрытия. Он не думал. Рванул вперед, волоча катушку. Снег по пояс. Каждый шаг — пытка. Осколки визжали в воздухе, как разъярённые осы. Он полз, вжимаясь в холодную землю, отыскивая глазами в снежной круговерти оба конца порванного провода. В ушах не только грохот, но и этот крик: «Связь!» Он нашёл. Соединил. Только отполз в сторону, как на место его работы угодила мина. Земля взвыла. Связь снова работала. Сквозь грохот уже слышался ровный гул наших орудий. А потом острая жгучая боль в бедре и спине. Темнота.
В госпитале пахло йодом, кровью и отчаянием. Он рвался обратно. Не к славе, а к победе, к своим катушкам, к проводам, к фронтовым товарищам-связистам, таким же героям, как и он. Вернулся. И снова восстанавливает драгоценную связь вместе со своими товарищами в пылу войны. Они тянули кабель через реку под ураганным пулеметным огнём. Пули стегали воду, как град по луже. Кто-то рядом ахнул и скрылся под тёмной гладью. Иван Михайлович, стиснув зубы, тянул свой конец. Почти у самого берега он почувствовал резкий удар в плечо, как от сильного кулака. Это была пуля. Вода вокруг окрасилась в ржавый цвет. Он упал на мокрый песок, сжимая в оставшейся здоровой руке конец кабеля. «Подключи…», — прохрипел он товарищу, теряя сознание. Второй госпиталь. Вторая отметина войны. Но он снова возвращается к своей работе.
Тянулись тяжёлые годы войны. Все жили верой в Победу и делали всё возможное. Настал июль 1943 года. Курская дуга, Прохоровка. Здесь земля горела под ногами, а воздух гудел от рёва тысяч моторов, лязга гусениц, разрывов снарядов и бомб. Небо почернело от дыма горящих танков, и наших, и немецких. Штаб дивизии, артиллерийские наблюдательные пункты, полевые аэродромы — все было связано тончайшей паутиной проводов. И враг знал: оборви нити — ослепи и оглуши защитников. «Юнкерсы» с воем пикировали, сбрасывая бомбы не только на танки, но и на линии связи. Мины и снаряды рвали землю, перебивая провода. Иван Михайлович, пригнувшись к земле, полз по этой пылающей, изрытой воронками пустоши. Он искал обрывы в проводах. Каждый разрыв — это как парализованный участок обороны, это гибнущие без поддержки танкисты и пехотинцы. Он находил два конца, специальным ножом зачищал изоляцию. Руки связиста дрожали от напряжения, пальцы были в ссадинах и ожогах от горячей изоляции. Свист осколков, вой падающих бомб — все это было фоном его кропотливой, смертельно опасной работы. Только за этот один бесконечно длинный день под Прохоровкой он восстановил двенадцать обрывов. Двенадцать раз смерть дышала ему в затылок. Но связь работала. Координаты вражеских танков уходили к нашим батареям. Приказы на вылет получали штурмовики на замаскированных аэродромах. Его невидимый труд был кирпичиком в стене того великого страшного сражения.
Осенью того же года ночью под Бобровицей немцы бомбили железнодорожный узел. Поступил срочный вызов: необходимо восстановить связь на участке. Полчаса в кромешной тьме, разрываемой лишь ослепительными вспышками взрывов и трассирующими пулями, Иван Михайлович и двое его товарищей ползли вдоль насыпи. Десять раз они находили оборванные концы, соединяли их в темноте под непрекращающимся грохотом. Холодный осенний ветер забирался под гимнастерку. Через тридцать минут связь была восстановлена. Поезда с боеприпасами и подкреплением снова пошли по расписанию.
Летом 1944 года было великое наступление. Красная Армия шла на запад, сметая врага. Фашисты, отступая, как бешеные псы, стремились уничтожить всё: мосты, колодцы, дома, дороги и особенно линии связи. Столбы валили под корень, рубили провода, взрывали кабель. Иван шёл в авангарде наступающих частей, а часто и впереди них. Он видел сожжённые деревни, разбитую технику, убитых людей, видел радость освобожденных, их слёзы и измождённые лица. Это придавало сил. День за днём под палящим солнцем он тянул, восстанавливал, налаживал связь. Метр за метром. Километр за километром. Его руки, руки землепашца, теперь в мозолях от инструмента и кабеля, делали свое дело. «Девяносто четыре километра» – это цифра из наградного листа. Девяносто четыре километра постоянных проводов, восстановленных лично им в ходе того наступления! Представить только: почти сто километров кабеля, натянутого, закрепленного на столбах или просто уложенного в землю под постоянным напряжением боя, под небом, где ещё могли появиться немецкие бомбардировщики. Это был его путь к Берлину, измеренный километрами спасённой связи и переданных приказов.
20 октября 1944 года. Наградной лист. В нём слова, за которыми годы крови, пота и тяжелейшего труда: «Ефрейтор Нетреба Иван Михайлович… проявил мужество и отвагу… обеспечивая бесперебойной связью управление войсками. В период наступательных боев лично восстановил 94 километра постоянных линий связи. Достоин награждения орденом Красной Звезды».
Май 1945 года. Иван Михайлович, прошагавший от Воронежа до Рейхстага, стоял у какого-то развороченного снарядами перекрёстка и выводил мелом на стенах надпись: «Победа!». Где-то совсем рядом, может, за следующей улицей, был его старший сын Пётр, который вслед за отцом пошёл на фронт ради общего блага — победы над фашизмом. Отец и сын прошли буквально в двух шагах друг от друга, по разным сторонам одной и той же заваленной улицы, но волею судьбы так и не встретились. Они обнялись только через два года, уже дома, на родной земле. В глазах у обоих стояли слезы и радости, и сожаления о той несостоявшейся берлинской встрече.
После войны Иван Михайлович вернулся к своей обычной работе — в колхоз «Память Кирова». Вернулся с орденом на груди и, даже не смотря на фронтовые раны, много лет проработал там вместе с сыновьями Петром и Григорием. Пахал, сеял, убирал хлеб. Теперь для мира, для детей, внуков, для будущего. Его руки, научившиеся виртуозно сращивать тонкие провода, снова уверенно держали руль трактора, вязали снопы, ласкали колосья. Он редко говорил о войне, только иногда, глядя на закат, багровый, как пожарище под Прохоровкой, тяжело вздыхал. Или когда осенний дождь стучал по крыше, напоминая стук пулемета на переправе через Оскол. Он прожил достойную жизнь, упорно трудился до последнего вздоха, как и воевал.
Сегодня я иду в строю «Бессмертного полка» высоко подняв над головой портрет Ивана Михайловича Нетреба. Я смотрю на его лицо — лицо крестьянина, солдата, победителя. Я вижу не просто старую фотографию, я вижу его путь, вижу, как он ползёт по снегу под Щиграми, вижу, как он стоит по грудь в ледяной воде Оскола, сжимая в руке конец кабеля. Вижу его, сгорбившегося в сражении под Прохоровкой, соединяющего провод обожжёнными руками, пока рядом взрываются танки. Вижу его, шагающего с катушкой вдоль разбитой дороги летом 1944 года, метр за метром, километр за километром, его путь к Победе. Вижу его радость и одновременно грусть в Берлине, где он так и не обнял сына.
У нас нет его фотографии в гимнастерке с орденом Красной Звезды. Но есть что-то большее, есть память! Она в этих строчках пожелтевшего наградного листа, в колосящейся пшенице на донских полях, которые он пахал, в мирном небе, синем и безоблачном над нашими головами. Иван Михайлович и его сыновья были маленькими, незаметными винтиками гигантской военной машины. Но именно из таких, как он, безвестных героев проводов, самоотверженных «надсмотрщиков» тонких артерий войны сплетались те незримые сети, которые опутали, сковали и задушили фашизм. Благодаря их подвигу появилась возможность отмечать День Победы, возможность жить, любить и радоваться.
