— Вешняк! – Коля со скрипом поднимается с места. Одноклассники смеются. Николай осматривает себя – так и есть: колени опять заржавели. Зря он на выходных полез в болото смотреть на цаплю.
«А ведь сегодня еще норматив сдавать! Дистанция 8 километров», — с досадой гудел Колин процессор, пока его обладатель расшифровывал двоичный код.
Но вот незадача: он опять расшифровал все последним. И как всегда, с кучей ошибок.
— Вешняк, тебя так разве что как бесплатный калькулятор использовать будут. Десять ошибок — это никуда не годится! – Марья Ивановна, IT-тренер старой закалки, ветеран своей области, смотрела на своего подопечного строго.
Однако лучше уж строгая Ивановна, чем Семен Михайлович.
— Ну, природа, то есть завод, конечно, обделила, ничего не поделаешь. Ты мне хотя бы гимн молокозаводчиков напиши – уже хорошо! А то что процессор слабый, так это ты не беспокойся: слабые часто попадаются. Сами мы и виноваты, а с вас чего требовать: процессор в роботах — это все. Если его нет, то у тебя нет будущего: сложные программы не для тебя. Так что ты давай: пиши запрос о молокозаводчиках, а научные статьи и литературу оставь звездам.
Звездам. Да, у звезд всегда все получалось быстрее и лучше, чем у него. Коды расшифровывали с головокружительной скоростью, тексты по запросам могли написать даже самые сложные. То, что он им не ровня, Коля понимал и без Семена Михайловича. Однако хотелось хотя бы ненадолго закрыть эту информацию и поверить, что потенциал у него есть. Что он не просто неудачная модель.
Марья Ивановна пускай и ругала, но верила. В свое время она, судя по рассказам, поднимала и не таких, как он: технологии ее юности допускали много ошибок, потому что опыта у них было мало. Следующие за ними усовершенствованные модели, допускали оплошностей намного меньше; следующие – еще меньше и так далее. И за все поколения и их усовершенствования отвечала Марья Ивановна.
В своих книгах-руководствах, становившихся бестселлерами, она выводила простое правило: чем дальше ушли представители твоей модели предыдущего поколения, тем дальше уйдешь ты с тем, что передали тебе более старые роботы. Коле передали только умение быстро бегать, которое, однако, благополучно утратилось к нормативу: с колен уже начала сыпаться ржавчина.
Бывают в жизни дни, когда все летит в тартарары. Это время можно просто пережить, просто перетерпеть. Но только если ты не робот KOLIA126, у которого первая, с момента создания, практика с реальными клиентами. В этом случае просто пережить не получиться: иначе рейтинг школы, которая тебя обучает, может сильно упасть.
У Коли получилось неправильно перевести три из четырех полученных запросов, а на последний отвечать настолько долго, что заказывающий успел найти ответ сам и отменил запрос.
Жалобы посыпались незамедлительно.
— Вешняк! Я не возлагаю на тебя больших надежд, но изволь хотя бы не портить рейтинг нашей школы. Поколение 126 обязано превзойти все предыдущие. Ваша модель еще поколения 124 оттягивала нас на дно; если ты последуешь их примеру, мы снимем вашу модель с производства! – у директора на столе покачивался хрустальный кубик с надписью: «Быстрее, больше, эффективнее». Николай попытался сфокусировать все свое внимание на нем, отчего его процессор сразу загудел.
Это не могло ускользнуть от внимания директора, но он продолжал так, словно ничего не заметил:
— Я раздумывал над вариантом перевести тебя с «Обработки текстовой информации» в класс с другой направленностью, однако ты одинаково плохо показываешь себя как на написании текстов и переводе двоичного кода, так и на нормативах и механике. Изволь ответить на мой «запрос»: что мне с тобой делать?
— А у нас есть класс по обработке звука и видео? – робко спрашивает Николай, вконец смущенный гудением своего процессора.
— Расшифровка аудио и видеофайлов? – железным тоном переспрашивает директор.
— Да. Я имею ввиду звуки природы. Чтобы работать в полевых условиях.
— Работа в полевых условиях? Боюсь, это направление более узкой специальности, чем та, которую предполагает наша школа.
Бывают в жизни дни, когда ты чувствуешь себя так, словно бы тебя лучше не было вообще. Но такие чувства возникают, если ты человек. Если ты андроид с вечно гудящим от напряжения процессором низкого качества, то ты думаешь приблизительно так, как думал Коля, скрипя своими коленями, разваливающимися после с горем пополам сданного бегового норматива, домой:
«Лучше бы меня сегодня отправили туда, откуда привезли, разобранным на гайки и шестеренки! Или из чего я там сделан? На уроках машиностроения мне же слушать недосуг – я информацию с предыдущего урока обрабатываю: ничего даже о собственном устройстве не знаю. А сейчас приду, меня задания уже ждут: только загружай. Вот же: запись цапли столько памяти забила, а на жесткий диск перенести забыл. Куда же я новые файлы загружу?»
Солнце уже садилось, когда файл с цаплей загрузился и Колина оперативная память заработала в полную силу – а уроки сделаны меньше чем наполовину. Мечту о том, чтобы пойти наблюдать за птицами сегодня, можно было удалить.
Коля с тоской размышлял о перспективе провести вечер, сокращая тексты или придумывая гимн молокозаводчиков, когда дверь открылась и рядом села Диана.
DIANA125 в своей профессиональной жизни была ученым-роботом той же модели, что и Коля, обладающим навыками глубоко анализа файлов и составления грамотных отчетов в научной сфере. А потому ее часто брали в экспедиции полевые биологи. В остальное время Диана была сестрой, или если говорить официально, наставником Коли. Ей поручили воспитать и обучить его специальным навыкам, которые характерны только для их модели, а не для целого поколения роботов.
Их модель носила двойное название «KOLIA и DIANA», в зависимости от того, включат роботу женскую или мужскую ролевую программу поведения.
— Бросай свои запросы, – улыбается она и подносит свою изящную, блестящую медью руку к окну — по стенам начинают бегать солнечные зайчики. Один попадает Коле в глаза – подопечный Дианы жмурится от удовольствия.
Расфокусирует зрение. Мир колется на множество лучиков: они словно делят комнату, освещенную закатом, на кусочки зеркала.
Коля включает камеру. Потом можно будет пересматривать этот приезд сестры, когда попадется очередной дурацкий запрос о молокозаводчиках.
— Пошли: послушаем птиц, и я тебе колени починю.
И вот вместо генерации ответов на скучные запросы, Коля сидит с сестрой на веранде. Из шелестящих зарослей рядом с домом слышатся соловьи. Их распознать легко. Но можно закрыть глаза и обратиться в слух, уловить намного больше: вот квакают лягушки так, что даже воздух дрожит; вот тихо ступает по болоту цапля; мимо промчалась стрекоза, гремя крыльями; возятся и попискивают в кустах воробьи…
— Снова тебя наругали?
— Если бы только это. Семен Михайлович убежден, что у меня с процессором беда: дает из урока в урок один и тот же запрос.
— А какой? – сочувственно интересуется сестра.
— Гимн молокозаводчиков, – горько вздохнув, отвечает Коля.
Диана заливисто смеется:
— Вот же! Такого он даже мне не давал! А я у него всегда была последняя по предмету!
От смеха сестры проблема тает, перестает колоть душу.
— Слушай, а как тебе удалось стать ученым? – спрашивает Коля.
— Марья Ивановна помогла. Перевела меня в класс расшифровки звуковых файлов, – перестает смеяться Диана.
— А сложно было?
— Не помню. Точнее, стараюсь не вспоминать. Оно все у меня в черной папке с момента выпуска из школы. Может, когда-нибудь снова пересмотрю. Но не сейчас. Иначе придется это как будто заново пережить. В мыслях.
Они замолкают. Соловьи одновременно тянут особенно длинную, вибрирующую в ушах трель. Кругом спокойно. В соседних домах загорается свет в окнах – они создают причудливые световые фигуры на шелестящей листве.
— А процессор можно поменять?
— Не знаю. Нужно спросить у Марьи Ивановны: она когда-то помогла мне с этим. Если можно, я привезу тебе, когда приеду снова.
— Уже уезжаешь? – разочарованно спрашивает Коля.
— Да, увы. Но ничего: в следующий раз приеду на месяц: посмотрим на птиц вместе. А ты мне пиши.
Она улыбается. Совсем стемнело. Коля выключает запись.
***
— Вешняк! Быстрее! Можно подумать, это мне новый процессор понадобился! – Марья Ивановна смотрит на то, как ее подопечный бежит, попутно обрабатывая очередной файл. Так, по мнению IT-тренера старой закалки, лучше всего можно натренировать робота поколения от 1 до 126 включительно, стремящегося заменить плохо работающий процессор.
«Многозадачность еще никому не повредила», — если писать об этом ее же словами.
— Ну вот. А теперь в холодильник. И не ной: помни, что хорошие процессоры бывают только у хороших роботов. А хорошие роботы – это…
— Быстрые, эффективные и надежные, – отчеканивает Николай, залезая в морозильную камеру: перепады температуры, как часто повторяла, Марья Ивановна, закаляли материал, из которого робот сделан, потому что необходимо соответствовать уровню закалки процессора.
Коля попытался заглушить шум перегруженного процессора: за месяцы обучения, он понял, что если учиться на спецподготовке, то ни гудящий процессор, ни внезапные выключения от перегрузки, ни нытье, ни скрипящие колени – одним словом, ничто не может разжалобить Марью Ивановну.
Единственное, что она скажет, компенсируя отсутствие чувства жалости, это:
— «Кто решил, что моделям поколения 125 и всем последующим нужно добавить эмпатию и повысить чувствительность? Теперь значит, никаких тебе «пошел – сделал»: нужно уговаривать!»
Она даже предлагала Коле понизить чувствительность, но он отказался: жизнь без ощущения достигнутого результата, без любви к Диане и без радости, когда та писала, что гордится, была бы лишена смысла.
Над головой закрывается крышка. Становится темно. Холодильник гудит так, что, если закрыть глаза, можно представить, что ты лежишь на гудящей трассе, по которой носятся машины, оставляющие после себя только ошметки раскаленной резины. Асфальт горячий: все вплавляется в него. И после жаркого лета остается внутри – мерзнуть до самой зимы, когда впечатывается в дорогу окончательно, засыпаемое снегом.
— Может, все же понизить? – участливо спросила Марья Ивановна, когда его выключило в морозильной камере.
— Не нужно.
— Ну смотри: если сейчас так тяжко, то на установке будет еще хуже – а отключиться будет нельзя.
— Я уже принял решение.
Марья Ивановна только руками развела: модели повышенной чувствительности, обладающие чувством справедливости и любви, действительно нужно было долго и упорно уговаривать без гарантии успеха.
— Как знаешь. Но я бы все же рекомендовала понизить.
— Не хочу.
Коля выходит из здания школы и направляется домой. Кругом лежит снег. Где-то среди этих ледяных шапок виднеются многоэтажки: там, в маленьких ячейках-комнатушках, давно стоят и заряжаются его бывшие одноклассники, роботы с благополучной историей усовершенствования модели в прошлых поколениях. И только он, и еще десять несчастных, бредут сквозь снега поздней ночью к общежитию. Николаю пришлось запереть свой старый дом до лучших времен, потому как идти туда было слишком далеко и пришлось перебраться в общежитие.
Жизнь превратилась в бешено крутящиеся колесо с острыми спицами, пронзающими при каждом круге.
Еще до рассвета начинались упражнения: поднять, принести, перезагрузить, рассортировать, написать, посчитать, расшифровать… Лавина запросов заставляла старый процессор работать до выключения. Вначале отказ и зависание, когда тупо смотришь в одну точку, происходило после одного запроса, затем – после двух, следом – после трех и так далее.
А бешеный день несся дальше: совмещение нескольких видов деятельности и, наконец, холодильник: вначале тебя кидает в жар, затем в холод – следующая стадия здесь – отключение. И сверхзадача – продержаться, вытерпеть, не перезагружаться раньше времени. Пока не пересилишь себя, нового процессора не видать.
Из десяти обучающихся на спецпрограмме восемь ее уже завершили. И все восемь получили процессоры. Осталось еще двое – а процессор всего один. Если он не справиться, то все усилия окажутся потрачены зря, все пойдет насмарку. Старый процессор умрет раньше времени, а новый уже не поставят. Модель типа KOLIA просто снимут с производства.
Николай заходит в комнату и подключается к зарядке. Комната-ячейка маленькая как шкаф. И темная – тоже как шкаф. Зато это место его собственное – здесь все покрывает его личный, уютный мрак. В этом мраке, как во сне, спокойно и тихо.
«Хорошо было бы если бы в морозильной камере было также хорошо, как здесь: можно было бы просто лежать и думать», — размышлял Коля.
Именно размышления были одной из причин, по которым он наотрез отказался понижать чувствительность. Ночи на подзарядке стали бы невыносимы. А так он включает старые записи и начинает их смотреть. Обычно роботы на спецпрограмме во время подзарядки мечтают о новом процессоре. Но только не KOLIA126, предающийся воспоминаниям. Память о каждом приезде сестры, с самого первого раза. Он смотрит их с самого первого дня в обратном порядке, растягивая удовольствие.
Сегодня первая запись. Самая старая.
Комната залита солнечным светом, на столе – ваза с цветами.
— Вот, так включается камера, – слышится голос Дианы на заднем плане.
— Попробуй сфокусировать и расфокусировать зрение, – инструктирует она
Оставшийся в далеком прошлом день сливается в один поток света, практически ощутимый даже на записи.
— Ой! Ничего не видно! – Коля слышит собственный голос.
— Так и должно быть. Теперь попробуй сосредоточиться на одном предмете или пятне и напрячь зрение.
Все встает на место. Комната вновь комната, а не солнечное зарево.
— А зачем мне нужно уметь делать эти записи?
Николай в настоящем замирает – этого момента на записи он совсем не помнил, видимо, файл действительно давно не открывали.
— Чтобы, когда тебе будет тяжело, ты смог бы вернуться в то время, когда был счастливым. Радость из прошлого служит защитой ото всех невзгод в настоящем. А теперь пойдем послушаем птиц.
— Их тоже можно записать? – слышится гулкий топоток по деревянному полу – они идут на веранду.
— Вполне. Если тебе этого хочется.
Свет меркнет. Кругом снова уютный, тоскливый мрак. Стало совсем тихо – процессор затих. Впервые за долгое время.
— «Вот я и нашел средство от всех невзгод», — подумал Коля.
***
— Браво, Вешняк! Выдержал! – Марья Ивановна открывает морозильник. — Ты закончил обучение
У Николая немного плывет перед глазами, то ли от радости, то ли из-за перегрузки. Получилось. Выдержал. Сдал.
Он поворачивается к Марье Ивановне. И не находит улыбки. Ее лицо немного печальное – уголки губ книзу, она часто моргает.
— Жалко, что так поздно.
— Почему? – слова прозвучали громче, чем ему хотелось.
— Тебя обошли. Ты – последний, – IT-тренер старой закалки отворачивается и идет к выходу. Коля остается один в зале испытаний, где зря потратил около года своего времени, из которого ни минуты не был счастлив.
***
— Вешняк, почему сидишь? – Семен Михайлович строго смотрит на своего ученика.
— Сделал.
— Задание? Тогда пиши следующее!
— Я все сделал.
— Уже? Но прошло всего две минуты!
— Спецподготовка не проходит зря, – скромно пожимает плечами Коля.
— Но… Это же один из самых сложных запросов! – такого поворота событий преподаватель совершенно не ожидал: вначале его худший ученик пропадает почти на год, так что его не видно и не слышно. А потом объявляется, и его совсем не узнать: ни капли былого стеснения, процессор не гудит, запросы пишет с космической скоростью.
Тот ли это робот или другой? Этим вопросом озадачился Семен Михайлович в день возвращения Вешняка.
Коля топает домой. Под ногами хрустят сухие камни, пыль до конца не рассеялась после проехавшего грузовика. Впереди возникает старый дом. Его старый дом. Растрескавшиеся деревянные половицы, облупившиеся стены – он вернулся сюда несколько месяцев назад. А сестры до сих пор нет. Куда же исчезла Диана? Она обещала вернуться в начале весны. А сейчас уже скоро лето.
Он ждал ее каждый вечер до тех пор, пока старый, заросший сад не погружался во тьму и в виднеющихся среди листвы многоэтажках не зажигался свет.
Время ожидания Коля коротал уборкой: красил заново стены, сдирал старые обои и клеил новые, мыл пол и стриг траву. На сегодня он запланировал почистить почтовый ящик от ржавчины.
Дверца железной почтовой коробки мерзко заскрипела, и из нее вывалился какой-то сверток. Пролежал он там немало – его покрывала пыль – скорее всего, с начала весны. Тут же прилепилась какая-то бумажка. Письмо. От Дианы!
Мой милый брат! Я не знаю, когда ты увидишь мое письмо. Надеюсь, что не слишком поздно – я пишу это в старой палатке. Сюда попадают лучи заходящего солнца. Это прекрасное место, чтобы забыться в мечтаниях. Но почта, к сожалению, здесь только такая – старинная.
Мне жаль, что ты не прошел отбор – но дело не в тебе. Просто иногда в жизни очень не везет. Я уверена, что ученые-биологи оценят тебя по достоинству, как когда-то оценили меня. Пусть мой подарок принесет тебе счастье и попадет именно тогда, когда окажется нужен. Прощай!
Процессор загудел: ни ему, ни его обладателю совсем не понравилось то, как письмо было написано. Буквы шли неровно, строчки часто сбивались. Как будто у того, кто пишет, оставалось мало времени.
Коля развернул сверток. Там лежал процессор. На нем значилось «Diana125». Такой же блестящий, розоватого цвета и ловящий на себя солнечных зайчиков как и вся Диана, весь ее жизнерадостный характер.
— Вот почему тебя так долго нет… — сжимая драгоценный, памятный кусочек того времени, когда у него была сестра, Коля со всех ног помчался к Марье Ивановне – может, еще не все потеряно и Диану получится вернуть?! Только захрустели камни на дороге.
***
— Что значит не хочешь, Вешняк?! Так дела не делаются! Раз уж она так решила, значит так тому и быть! И никаких возражений!
— Это слишком дорого обходится, – покачал головой Коля. В здании школы никого не осталось. Оно было холодным и тихим. Как в те бесконечные ночи спецподготовки.
— Дорого-не дорого, но теперь только тебе этот процессор и подойдет. Наставника твоего уже не вернешь. Вы с Дианой – последние представители своей модели. И процессор у вас очень специфический. И твой, и ее – довольно подержанные. Заменить твой на ее – лучше не станет. Поэтому придется ставить оба.
— Как это?
— Твоя материнская плата и оперативная система – многопроцессорные. Диана об этом знала, ее система – однопроцессорная. Если мы поставим тебе еще один дополнительный процессор, то ты, в отличие от нее, сможешь работать. Только есть нюанс: такая установка будет тяжелее. Тебе придется обработать все сохраненное в памяти Дианы, привязанной к процессору. Сам понимаешь, сколько там.
— Вы сами сказали, что отказаться я не могу.
Марья Ивановна окинула взглядом сидевшего рядом с ней взрослого робота – времени у него осталось не так много. Уже изобретают модели следующего поколения. И ему нужно не отстать в этой гонке, чтобы на производство поступили DIANA или KOLIA 127. Он упустил одну возможность, и теперь сражается за другую. Возможно, последнюю.
— Помнишь холодильник?
— Никогда его не забуду.
— Тогда пойдем: сделаем все не откладывая, в таких вопросах лучше не ждать.
***
Коля залезает в УГ – установочный генератор. Этот шкаф намного просторнее холодильника – кроме него самого сюда помещаются некоторое количество странного вида инструментов. Вверху остается просвет. Там показывается Марья Ивановна.
— Удачи тебе, Вешняк! – улыбается она, закрывая крышку.
Кругом становится темно. Стенки давят. Кошмар начинается снова.
Коля вспоминает строчки из писем Дианы, пока это еще возможно. Здесь главное не бояться. Не думать о том, сколько времени прошло с момента завершения спецподготовки, о том, что сестру он больше не увидит, о том, сколько раз его отключало в холодильнике.
Он лежит на горячем асфальте… Его вплавляет в этот асфальт…
Николай мотает головой: нет-нет! Забываться никак нельзя.
Вокруг шумит. Не только его процессор, но и инструменты кругом. Они подбираются к нему, словно клешни гигантского краба, уже забывшего, что такое свет и милосердие. Осторожно тянут провода…
— Вешняк!
Марья Ивановна, значительно моложе той, которая закрыла крышку УГа, смотрит на него осуждающе.
— Диана, сколько можно копаться! Можно подумать, это я медленно расшифровываю коды, чтобы так на меня смотреть!
— Я не копаюсь… Я размышляю.
— Роботы нужны не для того, чтобы размышлять. А чтобы обрабатывать информацию! Понятно?
Она не отвечает. Стоит перед доской. Колени ржавые, немного трясутся, как после норматива. Думает о своей роще, где поют птицы и шелестит трава. Хорошо бы поставить там дом.
— Вешняк, если это продолжиться, то вашу модель снимут с производства, – директорский кабинет за годы ни капельки не изменился.
Диана в поле. Кругом шуршат колосья. Она представляет, что эта маленькая роща – часть огромной, жаркой саванны. Если закрыть глаза, то вообразить это совсем не сложно. Мимо, пыхтя как грузовик, проходит слон, оставляя после себя облако раскаленной пыли. Только жирафа не слышно.
— Вешняк, выйди! – Марья Ивановна выводит ее из кабинета. Внимательно смотрит.
— Откуда у тебя записи птичьего пения?
— Много гуляю, – объектив повернулся немного вниз, так что видны только стоптанные туфли IT-тренера старой закалки.
В кадре возникают руки – они берут Дианины тонкие, отливающие медью пальцы.
— Вешняк, у тебя есть шанс. Только нужно очень постараться.
Она стоит в аэропорту. Совсем рядом, в закатное небо, взмывает самолет – приложишь руку, и он будто бы поднимается в небесную даль прямо по ней.
— «Успела, как раз вовремя. Даже процессор новый ставить не пришлось. Мою модель оставили на производстве», — думает она, барабаня пальцами по стеклу – там, словно неровно постеленное одеяло настоящая саванна. Как в мечте.
Стоит глухая ночь. Холодно. Она не может пошевелиться. Парализовало – теперь сиди здесь как тряпичная кукла до рассвета, пока кто-то не перезагрузит – такое вот свойство процессора. Заедающие суставы, внезапные перезагрузки…
— Диана, расскажи, а как там? – на нее смотрит Коля. Колени ржавые, как у нее самой в детстве, процессор гудит, а глаза сияют.
— «Хорошая камера глаз, его ученые с руками оторвут», — улыбается она своим мыслям.
— Ты знаешь, сложно. Но каждый раз, когда я замерзаю ночью и не могу увидеть жирафа, я думаю, что обязательно встречу его на рассвете.
— Ты там одна?
— Что ты! Со мной ученые: они совсем не похожи на тех людей, которых ты знаешь. Я бы ни на кого их не променяла.
Мимо несется стадо зебр. Их почти не различишь среди трав – просто будто ветер разгулялся. И легкий топот по всей земле. И ни одного жирафа.
— А процессор можно поменять?
— Не знаю. Нужно спросить у Марьи Ивановны: она когда-то помогла мне с этим. Если можно, я привезу тебе, когда приеду снова.
— Уже уезжаешь? – разочарованно спрашивает Коля.
— Да, увы. Но ничего: в следующий раз приеду на месяц: посмотрим на птиц вместе. А ты мне пиши.
Она закрывает глаза. Лежит в саванне. Мимо, мягко, еле слышно приминая траву, идет жираф. Высокий настолько, что выглядит как башня, вершины которой не разглядеть. Совершенное существо.
А ее уже не починить.
— Вот и закончился мой путь, – она проводит ладонью по затылку. Нащупывает слова «DIANA125»
— Хорошо, что я тебя встретила, – улыбается она жирафу.
Все стихло. Коля встает. В голове легкость и пустота. Сверху открывается крышка. Он идет на свет.
***
— Эх ты! До Вешняка тебе далеко! – часто говорил Семен Михайлович роботам поколения 127 к неудовольствию Марьи Ивановны: все-таки все роботы разные. Вот только на доске почета «KOLIA126» оказался по ее инициативе. Однако самого Колю это мало интересовало.
— Расскажи мне про лес, – с коленки DIANA127 отваливается кусочек ржавчины
— Сперва расскажи про школу.
— Да что там рассказывать: я все делаю быстрее остальных! Твоя очередь!
Николай улыбается своей подопечной.
— Пойдем на веранду, и я расскажу тебе о цаплях.
