XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

В это утро пробуждение моё было весьма необычным. Я проснулся от крика чайки. Комнату мою освещал лишь лёгкий свет, льющийся из окна. Попытавшись раскрыть глаза, я присел на кровати и выглянул в окно. Чайки там не было, зато было нечто более удивительное. Рассвет. Солнце светило неярко, а горизонт весь излучал розовато-бежевый свет.

Где-то шумно проехал трамвай, наверное, один из первых. Под моим окном, согнувшись в три погибели, брели люди, что-то бормоча себе под нос. Большинство из них были мужчинами. Они сжимали в руках рукояти огромных кожаных портфелей, наверное, спешили на работу…

Я взглянул на часы. Циферблат показывал без пяти пять утра. «Вот угораздило же меня встать в такую рань!» – поругал я себя. У меня есть такая особенность, что если я встану, то уже, скорее всего, не усну. Не знаю почему, не получается. Поэтому я бесшумно спустился со второго этажа двухъярусной кровати и открыл шкафчик в столе. Там лежал небольшой уже долго прослуживший (однако всё равно хорошо работающий) плеер; а рядом с ним валялись запутанные наушники. Я тихонько взял эти два предмета и полез обратно к себе. Нужно сказать, что на первом этаже спала моя младшая сестра. Ей месяц тому назад исполнилось девять лет. И вот, чтобы не разбудить её, я старался делать всё максимально тихо. После того, как я забрался на верхний ярус, мои руки начали распутывать наушники. Почему они всё время то узлом связаны, то ещё как?! Потом подключил наушники к плееру и начал слушать.

«Что такое осень? Это небо. Плачущее небо под ногами…» – запел голос.

Хотелось вторить ему, взять гитару, заиграть и запеть… Но коварное утро, коварный ранний час, не давали мне этого сделать. Я лёг на правый бок и вопреки обычаю уснул после пробуждения.

Утро, тремя часами позднее, однако, меня не порадовало. Мама не могла до меня добудиться. Потом заметила, что я в наушниках, выдернула один из моего уха и как закричит! От такого любой подскочил бы, но только не я. Увидев, что просыпаться я не собираюсь, моя младшая сестра поднялась ко мне наверх и начала стукать меня её подушкой. И кричала. И мама кричала.

– Товарищи, это преступление! Летом будить человека в восемь утра! – сонно пробормотал я.

– Товарищ, это преступление спать до восьми, зная, что сегодня мы едем на дачу, а электричка через час.

– Грм…хм… – я откашлялся. А потом (бедные соседи!) завопил. Я завопил, что не поеду на дачу, и что я вчера об этом предупреждал. В Петербурге солнца – куча. Потом дорога – полтора часа в одну сторону. В чём смысл 3 часа в день трястись в набитом людьми вагончике?!

Потом на мой крик пришёл папа, и начались бесчисленные уговоры, нотации, расспросы и даже угрозы. Я мужественно всё это перенёс. А родители, убедившись, что я окончательно испорченный хам, захлопнули входную дверь. Ф-фух. Ещё одно такое утро я могу и не пережить. Но всё оказалось даже плачевнее, чем я предполагал. Плеер папа с мамой (вероятно, чтобы мне скучно не было) забрали с собой.

Родители с плеером направлялись к станции, а я думал – решиться догнать их или нет? Если да, то тогда родители поймут, что плеер для меня, как приманка для рыбы. И будут меня ловить на удочку каждый раз, когда будут что-то просить. А может и не поймут. Может, подумают, что у меня совесть очнулась. А без музыки… без музыки плохо. Она меня утешает, когда грустно, и радуется вместе со мной моей печали. Эх, была не была! Я наскоро накинул ветровку и сунул ноги в сандалии.

Наконец-то мы на даче. Всю дорогу я слушал музыку и не знал, радоваться ли мне тому, что я поехал, или же нет. Что ж, вечером определюсь, что да как.

Мы подошли к небольшому участку. Там стоял дом. Не сказать, что новый, но и не обветшалый полностью. Черепицу дядя Саша, сосед наш, заменил. И это успокаивало – по крайне мере не будет протекать крыша, если случится дождь. Мы вошли в здание, и я присел в глубокое старое кресло. От станции идти пешком сорок минут, и мои ноги изрядно ныли. Но когда мама упомянула слово «завтрак», вся моя боль сменилась урчанием в животе. После сытного завтрака в виде яичницы с овощами, я решил немного прогуляться и подышать свежим воздухом. Дёрнул ручку входной двери. Та не поддавалась. Я повторил попытку, но – безуспешно. В третий раз я всем корпусом налёг на дверь, и в ней появилась щёлка. Что ж так, толкать дальше? Может папу попросить? Я обернулся и обмер. Где я? Что это? Тюрьма? Я стоял в проходе между камерами, в которых, кажется, даже заключённых не было. Я слегка прикусил губу от волнения и страха.

– Есть тут кто? – Пересилив все чувства спросил я. И тут понял, что голос мой не такой, как… как дома. Я взглянул на руки и чуть не взвизгнул. Ладони мои были большими и шершавыми. На правой красовался рубец между большим и указательным пальцем. Неожиданно дверь (та самая, которую я пытался открыть) сама распахнулась, и оттуда выползло существо, чем-то напоминающее мягкую игрушку. Однако шипение, которое эта «игрушка» издавало, было очень неприятным, и мне невольно захотелось закрыть уши. Но увидев добродушный взгляд и белоснежную шерсть существа, я перестал его бояться.

– П-привет? – помахал я рукой, боясь, что существо не поняло моей речи.

– Шу-шш. Здравствуйте.

– Почему ты так странно шуршишь?

– Ну уж-ж извините, я по-другому не умею. Я так говорю.

– А как тебя зовут?

– Я Шуршик. А Вы, как я понимаю, Принц Шуршащих Земель? – спросило существо. В этот момент в глазах у меня помутилось. Я какой-то там принц?..

– А где это мы?

– Как – шшш – это где? Господин Властитель, у Вас, видимо, во время дороги голова закружилась. Как Вы помните, – продолжал Шуршик, – Вы прибыли сюда, чтобы навестить заключённых.

– Хм, да, – определённо пытаясь войти в роль, сказал я.

– Ну вот. А я – Шуршик Шуршович, Ваш временный помощник. Как Вы помните, родной брат Вашего Высочества тоже здесь. Скоро его увезут. Вечером.

– Прости, не припомню, за что он сел?

– За кражу, Ваше Высочество. Ограбил казну Западных Шуршащих Земель.

«Что ж ты будешь делать!»

– Ну пойдём, проведаем его, что ли, – попросил я тогда.

– Шлушаю и повинуюсь, – сжался Шуршик, изображая поклон.

Постепенно я начал привыкать к этому месту, тюремные решётки уже не так пугали меня. Только сейчас я смог разглядеть узников, сидящих там. Это были существа, похожие на Шуршика. Но выглядели куда хуже. Шерсть их была грязной и лохматой, глаза источали безразличие и печаль, от них куда хуже пахло.

И сейчас эти «Шуршики» сидели за решёткой. На меня они смотрели с каким-то злорадством, а на помощника моего – и вовсе с ненавистью.

На какой-то момент мне стало их жалко, но потом включилась логика. Она подсказала, что сидят-то они не просто так! Я задумался: «Неужели такие безобидные существа могут причинить какой-то вред?..» Подумать, однако ж, мне не удалось. Мы подошли к решётке, за которой сидел мой «брат». Это был невероятно худой человек. В остальном не было в нём ничего интересного. Кроме, пожалуй, глаз. Они были очень серыми. Настолько тёмных зрачков я не видел никогда. Или всё-таки видел? Эмоции забурлили внутри, словно напротив и вправду сидел мой брат. Не размышляя о причинах подобных чувств, я попросил:

– Шуршик, оставь нас, – существо послушно удалилось.

– Вот скажи, зачем?! – накинулся я на него.

– Ричард, ты всё прекрасно знаешь. Мне пришлось. И да, я не принц. Я же сбежал из семьи, значит, больше её частью не являюсь.

– С чего ты взял? Что за ерунду ты говоришь? Ты всё равно часть семьи, даже если ты и вор! И просто скажи мне, зачем?!

– Скоро и тебе придётся! Страна пустеет. Мы все скоро станем нищими!

– А плевать! Воровство – последнее дело. Ты позоришь всех – как свою семью, так и государство. Королевская семья должна быть примером для людей. А ты… ты просто эгоист. Убежал и воруешь!

– Ха-ха! – засмеялся брат. – Ты думаешь о чести, но это лишь глупые выдумки людей о том, что кто-то лучше, а кто-то нет. Скоро ты сам всё осознаешь. Просто тебя ещё не так жизнь потрепала.

В этот момент в моей голове пронеслось миллиард мыслей и воспоминаний, преимущественно из того, реального мира. Вспомнил я драку с пацаном из соседнего подъезда, вспомнил прыжок с парашютом, вспомнил все свои синяки и слёзы. И стиснув зубы сказал:

– Это меня-то жизнь не потрепала в мои… – в этот момент я смутился, потому что не знал, сколько мне тут лет – …в мои-то годы!

– Ты слишком гордый, Ричард. И ты скоро поймёшь, что я прав. Прощай.

– Ну что ж, бывай! Гордый я ему. Посмотрим ещё!

– Да, да посмотрим. Только возраст свой вспомни. Старик, – вновь хмыкнул пленник.

Помню, я тогда чуть было не плюнул на пол от злости и обиды.

– Всё ясно. Нечего здесь больше делать.

Я кинул полный ненависти взгляд на брата. Тот не смотрел на меня. Ну и пусть. Когда мы с Шуршиком вышли на улицу, к нам подъехала карета. Я не хотел (или не мог) ничему удивиться. Злость, но и жалость к брату занимали мои мысли. Он же не понимает…

Мы прибыли ко дворцу. И тут я понял, что ничего не знаю об этом мире. Даже имени моего отца! Зато я знаю, что меня зовут Ричард. А ещё, что эта местность – так называемые «Западные Шуршащие Земли». Ну, по крайней мере, так Шуршик говорил. Ладно, это и неважно, наверное. Главное – узнать, как зовут отца и мать. Я хотел было выйти из кареты, но чуть не упал. Я понял, что всё это время мы парили над землёй, а не ехали по ней. Расстояние до земли было метра в два, и я не без труда выпрыгнул из кареты. Когда я очутился на поверхности, Шуршик сказал мне:

– Вот и всё, Ваше Высочество. На этом время моего сопровождения заканчивается. Мне надо доставить карету туда, откуда я её взял.

– А ты не можешь остаться со мной? – спросил я с надеждой.

– С вами? – изумилось существо.

– Ну да.

– А как же карета?

– Позови кого-нибудь из твоих друзей, они пусть и отвезут.

– Но ведь у вас есть много помощников во дворце. Я, наверное, буду лишним. Да и потом, король ведь не пригласил меня ко двору.

– Лишним ты не будешь, мой дорогой. Мне не помешал бы такой толковый помощник.

– Вы… Вы правда приглашаете меня во дворец? – Шуршик явно волновался.

– Да. Я отвечаю за свои слова.

– О, Вы так добры! – просиял Шуршик. – У меня даже в мечтах такого не было!

– Что ты, мой дорогой друг! Пойдём.

И вот, мы с Шуршиком вошли во дворец. Я сразу понял, что здесь живёт моя семья. В некоторых местах висели портреты, видимо, моего отца, матери и даже меня. По одной из таких картин я узнал свою внешность. Ведь зеркала нигде не было, и я даже не смог разглядеть себя. Первое, что бросалось в глаза на портрете – моё же лицо. Очень выделялись широкий нос и слегка торчащие уши. Выделялся и цвет глаз. Они были серыми. Я не знал, насколько точно отобразил этот цвет автор, и всеми силами надеялся, что зрачки мои не такие тёмные, как у брата. Что ж, я был вполне широкоплечим и мускулистым мужчиной. Волосы мои светлые и длинные. Чёлка доходила чуть ли не до глаз. Я взял себя пальцами за шевелюру; действительно – длинные. Мельком глянув на портрет, я решил рассмотреть себя. Поверх голубой рубашки с завёрнутыми рукавами была надета коричневая куртка. На ногах сидели строгие коричневые туфли с слегка загнутым концом.

Шуршик, обнаружив, что я рассматриваю свой портрет, остановился около меня. Я это заметил и, весьма смутившись, продолжил своё движение. Недалеко от лестницы стоял молодой дворецкий. Он любезно предложил помочь мне и отнести куртку в мою комнату. Я тут же согласился: как же всё здорово сложилось! Втроём мы пошли ко мне в комнату. Признаться, я чуть не умер от такого великолепия. Около стен стояли изящные шкафы с резными узорами. Кровать и диван стояли друг напротив друга и просто удивлялись меня своим обилием подушек и чистотой белья. Рядом с широким окном, вделанном в деревянную раму, стоял круглый белый стол с канцелярскими принадлежностями, причём абсолютно новыми. На полу лежал ковёр со всевозможными узорами, изображёнными на нём.

– Прошу прощения, дорогой… как тебя там зовут? – наглостью попытавшийся скрыть боязнь, сказал я.

– Вы мне, Ваше Высочество? – сказал лакей.

– Кому же ещё! – продолжал я невозмутимо.

– Вениамин Даронезиск, сэр.

«Вот это фамилия!» – усмехнулся я про себя.

– Вениамин, прошу, подготовьте приличную комнату моему другу, – я кивнул в сторону Шуршика и встретился с ним глазами.

Вениамин Даронезиск кивнул, а Шуршик с благодарностью поклонился. Узнав, где поселят моего нового помощника, я направился вниз, в столовую: лакей перед выходом сообщил, что родители ожидают меня. Тут мне помогли указатели рядом с лифтом, и я в очередной раз поблагодарил судьбу за подсказку.

В столовой уже сидели родители. Я вежливо склонил голову, здороваясь с ними. Мать ответила мне таким же кивком, а отец приступил меня расспрашивать сразу же, после того, как я сел за стол.

– Ну-с, какие будут новости? – спросил он, глядя на меня.

– Никаких. Гордыня одна, – ответил я, тыкая в картошку вилкой. Отец же продолжал допрос.

– Что это значит, нет новостей от него? Хоть что-то он сказал?

– Ну… сказал, что мы все скоро станем нищими, что-то ещё наговорил про политику людей одних превозносить, а других опускать до земли. Побурчал насчёт того, что он покинул нашу семью.

– М-да… – слегка задумчиво сказал отец – вырастил сына, называется! – в его голосе были слышны и грусть, и гнев.

– И не говори. Совсем он от рук отбился, – расстроился я.

– Он таким был и перед началом грабежей. Мы с отцом продолжали обсуждать брата, всё больше и больше повышая голос, через несколько минут мы перешли чуть ли не на крик.

– Послушай, – сказал я примирительным тоном. – Мы не о том спорим, кажется. Надо думать, как спасти его, а не обсуждать!

– А я считаю, что спорим мы как раз о том, о чём нужно! И вообще, я бы посоветовал тебе никого спасать, если сам не хочешь получить неприятностей!

– Хм, пожалуй, ты прав, – притворился я, что согласен с ним.

– Вот и хорошо, – кажется, поверил он.

Остаток ужина прошёл в тишине. Вскоре, отвесив лёгкий поклон родителям, я вышел из столовой.

«Надо обследовать замок», – решил я, покинув комнату, где сидели мои родители.

Я немного побродил по коридорам и лестницам. На большой кованой двери какой-то комнаты на втором этаже я увидел табличку. Гласила она, что комната эта была библиотекой. Мне захотелось отдохнуть и расслабиться после долгого разговора с отцом, поэтому я с опаской открыл дверь. Заглянув туда и обнаружив, что комната пуста, я прошёл в неё. Помещение поражало своими размерами. От пола до потолка стояли громадные шкафы, наполненные всевозможными книгами, журналами и даже газетами. Рядом с каждой полкой была приделана табличка с автором или содержанием того, что находится на этой полке. Около стены стояла передвижная стремянка. И чтобы изучить содержимое каждой, я решил ей воспользоваться. Я подошёл к лестнице и попытался её поднять! Ух и тяжёлая! Я глянул наверх и даже не увидел её конца! И это всё – несмотря на мой нынешний рост и нынешние силы! Недалеко от седьмой ступеньки я увидел какое-то странное свечение. Кажется, оно было за полками, совсем около стены. Любопытство пересилило страх, и я полез.

«Там, наверное, кладовка какая-нибудь», – подумал я тогда. Но ошибся…

На седьмой ступеньке была потайная комната. И мне пришлось изрядно повозиться, чтобы отодвинуть тяжеленную полку. Но я постарался, и кажется, это того стоило. Держась одной рукой за стремянку, я изо всех сил дёрнул ручку. Дверь подалась очень легко, и я сам чуть не упал с седьмой ступени. Я перепрыгнул со стремянки на порог комнаты. Стараясь удержать равновесие, я ухватился за дверной косяк. А что же меня ждало в этой комнате?..

Там стоял мраморный, с золотыми узорами аналой. На нём, словно на подставке, лежала книга. И клянусь, она сияла ярче солнца на небе! Мне тут же пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть, настолько яркий изучала она свет. Понемногу я стал открывать глаза, чтобы привыкнуть. И через пару минут мне наконец-то это удалось. Хоть и с трудом. Я решил рассмотреть книгу. Название её гласило: «Руны и как ими пользоваться». Я с интересом рассмотрел обложку и заметил, что светятся только надписи и узоры, которые были вытканы странными серебряными нитями. Я раскрыл книгу. Текст был написан от руки. Вступление говорило: «Руны – это физическое состояние маны. А мана же в свою очередь – это внутренняя сила человека » Чтобы преобразить ману в руну, нужно представить себе, как будет выглядеть руна (артефакт, наполненный силой). Я начал думать, что это за артефакт и как он будет выглядеть. Но в голове ничего путного не появлялось. Попробовав ещё раз пять, я счёл нужным не ломать над этим голову, а просто продолжить чтение. И наконец, прочитав том вдоль и поперёк, я, кажется, понял, как это работает. Я сконцентрировался и попытался представить себе образ того самого артефакта. В моём сознании было что-то вроде кулона. Это был чёрно-фиолетовый медальон на серебряной тонкой цепочке. Через некоторое время я почувствовал, что мне что-то давит на грудь. Подождав буквально секунду, я открыл глаза. Посмотрев на шею, я увидел элегантную цепь, а ниже – кулон с вделанным туда фиолетовым камнем. Внутри этого камня плавали какие-то точки. Они были подобны молекулам во время Броуновского движения. Двигались эти точки беспорядочно, сталкиваясь друг с другом и отскакивая от стенок и дна кулона. Сняв с себя украшение, я сжал его в кулак так, чтобы его не было видно окружающим. И пошёл к себе в комнату, чтобы отдохнуть.

* * *

Ночью я не мог заснуть, тревожные мысли не давали мне покоя. Я всё думал о том, как я сюда попал. И тут я вспомнил, что Шуршик сказал мне о том, что моего брата увезут уже этим вечером.

«Вечером?! Сейчас? Куда?» – я подскочил и глянул на часы. Маятник качался из стороны в сторону, а стрелки показывали час ночи. В одной пижаме я вылетел из своих покоев и рванул к Шуршику. Тот, к моему удивлению, ещё не спал.

– Я ждал Вашего прихода, сэр. Вы хотели меня спросить что-то? Насчёт Эдварда? – он глянул на меня с вопросом.

– Да. Насчёт брата. Куда его… куда его увезут?

– Поздно уже об этом говорить. Его повезут в столицу, Шурград. Там продержат до завтрашнего утра и…

Объяснений было достаточно. Я понял, что моего брата приговорили к смертной казни.

– Но можно как-то его спасти? – вложив всю свою надежду, накопившуюся за день, спросил я.

– Не знаю, Ваше высочество. Даже если и да, то стоить это будет очень больших усилий.

Я ответил коротко:

– Выезжаем. Снаряжай карету.

– Слушаюсь, Ваше Высочество, – безоговорочно последовал ответ.

Я вернулся к себе в комнату и взял походную сумку. Туда я положил буханку хлеба, немного сыра, флягу с водой, фонарик, нож, верёвку и носовой платок.

Затем наскоро накинул плащ и поспешил спуститься на первый этаж, моля судьбу никого не встретить. Судьба мне не улыбнулась – на первом этаже, облокотившись на перила лестницы, стоял мой отец.

– Куда ты собираешься в столь поздний час? – спросил он, прищурившись.

– Прогуляюсь перед сном, подышу воздухом, – нашёлся я.

– А Шуршик тебе зачем?

– Он-то тут причём?

– Минуту назад он спустился на первый этаж и велел приготовить карету.

– Может быть, у него какие-то дела ночью, я не знаю, – пожал плечами я, стараясь сохранить равнодушие в голосе.

– Хорошо. Прогуляйся и возвращайся домой. Только недолго! – последнюю фразу отец крикнул мне уже, когда я стоял на пороге. Я быстро кивнул и устремился к карете. Отозвав Шуршика, я сообщил, что ехать вдвоём сейчас очень опасно, и мы договорились встретиться около Потаенного дуба через пятнадцать минут. Шуршик кивнул и повёл карету в одиночку, мимо озера в парк. Я пошёл туда же, только в обход. Пришлось немного погулять по лесу, но теперь мои слова, сказанные отцу, переставали быть ложью. Я ведь и вправду, брожу по лесу, дышу сосновым воздухом. Встретившись с помощником, я сел в карету и приготовился к долгой дороге.

* * *

Нашу повозку слегка покачивало. Я смотрел в окно и думал. Думал обо всём, что меня беспокоило. О прежнем мире, о брате, об отце, о Шуршике, который сидел напротив меня. И вновь надев на себя амулет, я облокотился на подоконник и уснул тревожным, некрепким сном.

* * *

Я открыл глаза и увидел, как встаёт солнце. Все мои части тела затекли и ужасно ныли от неподвижного сидения. Шуршик остановил карету, и мы вышли передохнуть и позавтракать, выбрав для этого широкую поляну с густо растущей зелёной травой. А потом снова дорога, дорога, дорога…

И вот наша повозка наконец остановилась. Передо мной предстала столица. Повсюду бродили люди и «Шуршики». Видимо, последних моё появление весьма удивило – когда я приближался, чтобы пройти, их глаза округлялись настолько, что я даже немного испугался такого зрелища.

Теперь нам осталось пробраться в башню и освободить моего брата. Звучит просто до безобразия. А на деле…

На деле поджимало время. По улицам деловито сновали «газетчики». Они громко извещали последние известия. В том числе упоминалась и казнь Эдварда. В пустом молчании прошли мы к башне, где сидел наш заключённый.

– Дальше я один, – сухим голосом сказал я Шуршику. Тот ничего не ответил. Как-то странно поджал свои тоненькие губы и остановился на месте. Когда я подошёл ко входу, стражник – человек довольно худой и, видимо, измученный жизнью, остановил меня.

– Куда? – выгнул он бровь.

– Проститься с братом, – ответил я, изобразив, что было не сложно, гримасу тоски и печали.

– Э, да не он ли ограбил Западное хранилище? – нахмурившись, спросил мужчина.

– Разве это важно сейчас? – искренне удивился я. – Ну да, ограбил. И приговорён к смерти за это.

– Ну что ж, воля Ваша. Проходите, – сторож закрыл за мной дверь башни, и мы начали подниматься наверх. Пройдя ступенек где-то с тысячу, мы наконец достигли вершины. За тяжёлой кованой решёткой-дверью сидел мой брат. Я чуть не вскрикнул, увидев, каким он стал. Худое измождённое лицо, растрепавшиеся волосы, покрытые невероятно большим слоем грязи и пыли. Вот до чего довела его тюрьма! А главное – был он совсем ненужным, брошенным всеми. Уверен, совесть замучила его настолько, что он готов понести любое наказание, лишь бы вернуться домой. Вернуться живым и нужным. Нужным нам, своей семье.

– У вас есть пять минут, – сообщил мне стражник, открыв поржавевшую решётку и запустив меня внутрь.

– Ты… не успеешь, – простонал Эдвард, лишь только дверь захлопнулась.

– Молчи. У меня в кармане лежит верёвка. Я попробую отвлечь внимание сторожа, а ты попытайся слезть. Ты только живи, умоляю! – я похлопал его по щеке, увидев, что силы его почти на исходе. Эдвард Даронез лишь вяло пробурчал что-то в ответ. И тут я выглянул в окно и понял, что верёвки не хватит: расстояние до земли было слишком большим.

– Стой! – сказал я брату, увидев, что он уже распутал верёвку и планировал открывать окно. Эдвард оглянулся.

– Ну что ещё? – буркнул он.

– Посиди тут, не спускайся пока.

Я направился к выходу под вопросительным и осуждающим взглядом брата. Через минуту у нас появилась возможность сбежать. Сторож лежал без сознания, оглушённый моим ударом в лицо.

– Ну ты и псих… – чуть не падая, проговорил Эд.

– Выбираемся. Живо! – не обращая внимания на его реплику, пробасил я.

Мы из последних сил бежали по заросшим мхом ступенькам. Казалось, вот и всё, мы спасены! Но на пороге стоял мой отец в окружении стражи. Он подал им знак, и те повиновались.

* * *

Сидя в одиночестве в освещаемой одной только лампочкой тюрьме, я уливался слезами, размышляя над тем, что власть – уничтожающая сила. Если бы не она, отец, конечно, отпустил бы Эдварда. Эта жестокость, это бессердечие и стремление к власти, они… просто убивали меня. Я лёг на голый холодный пол тюрьмы и в изнеможении, замученный собственными думами, уснул.

Я проснулся от крика чаек, стучащих мне в окно. На улице светило солнце и весело щебетали птицы. Раскрыв глаза, я увидел знакомый диванчик и стол, за которым сидели и улыбались мне три пары весёлых глаз, моя настоящая семья… Неужели это всего лишь кошмар? Ночь прошла, оставив меня гадать над ответом, а на смену ей пришёл новый день…