XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Утром первого сентября в очереди перед цветочным ларьком стояло человек двадцать недальновидных родителей с заспанными детьми. Глаза первых выражали зависть к впереди стоящим, глаза вторых – назревающий экзистенциальный кризис.

В самом хвосте очереди с негодованием пыхтел Ферапонт Фёдорович с сыном Фёдором Ферапонтовичем, вчерашним выпускником детского сада. До линейки оставалось не более пятнадцати минут, и было ясно, что как минимум один ученик явится в школу с пустыми руками.

– Пап, а почему нельзя нарвать цветов? Это же быстрее! – с видом познавшего дзен нахождения в очереди человека сказал мальчик.

– Стой молча, – еле сдерживаясь, отрезал отец.

– А если сорвать вон те, большие? – спросил сын, ткнув на палисадник через дорогу, в котором высоко подняли головы стройные, горделивые подсолнухи с крупными, полными жизни лепестками медового цвета. Отец его растерялся на пару секунд.

– Не показывай пальцем! – наконец-то сказал Ферапонт Фёдорович.

– Почему?

– Кто-нибудь другой увидит и сорвёт цветы раньше нас. Пойдём! – уже шёпотом сказал не самый предусмотрительный, но самоотверженный родитель.

* * *

Десять минут спустя во двор школы вбежали запыхавшиеся отец и сын. Один в пыльных брюках, другой – сияющий, с букетом из пяти янтарных подсолнухов и расправленной рубашкой, торчащей из-под пиджачка. Мальчик всеми силами старался скрыть от публики измочаленные снизу стебли. Несмотря ни на что, у обоих были такие довольные лица, каких не встретишь у рядовых преступников.

Всю линейку Федя ростом в метр двадцать освещал удивлённую толпу величественными цветами, которые были на две головы выше, чем он сам.

Когда все пафосные речи были произнесены, гимны – спеты, флаги – подняты и микрофоны, наконец, выключены, обыкновенные первоклашки, похожие на цыплят, робко последовали за учительницей, а Фёдор Ферапонтович в костюме-тройке уверенно отмерял шагами расстояние до кабинета. Лицо его расплывалось в лучистой улыбке, в которой не хватало трёх молочных зубов. Ничего восхитительнее дарения цветов учительнице он в своей жизни ещё никогда не испытывал.

– Ах, какая прелесть! Какие подсолнухи! Как я их люблю! – не переставала восхищаться добрая Людмила Александровна. –Перед моим домом растут точно такие же! – сказала она (понимая, что больше не растут), крепко обняла своего нового ученика и поставила букет в высокий глиняный кувшин.

Помещение наполнилось звонким смехом, радостными восклицаниями, ароматом цветов и шушуканьем девчонок, из-за огромных бантов которых в кабинете стало совсем тесно. Было весело всем, но не Фёдору Ферапонтовичу: ему хотелось плакать. Чтобы слёзы предательски не катились по щекам, мальчик поднял голову, пытаясь продолжать слушать ласковый голос учительницы, но не выходило. «Как жить после преступления? Как людям в глаза смотреть?» – думал он, прикусив нижнюю губу. Что-то мешало ему сосредоточиться на борьбе с подступившими слезами. Федя огляделся. Соседка по парте, имя которой он не запомнил, смотрела на учительницу; учительница – на подсолнухи, подсолнухи из-под бархатных ресниц в золотой пыльце внимательно вглядывались в преступника. Мальчишка стал вглядываться в подсолнухи. Круглолицые вихрастые цветы широко улыбались ему.