Принято заявок
2558

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Последний день на Земле

День выдался скверный. Не придумаешь погоды лучше для последнего дня на Земле. Ветер сдувал с кленов последние листья и плотно усыпал ими дорожку. Свинец облаков закрывал небо тяжелым куполом. Казалось, что вот-вот должен пойти дождь, но с утра не упало ни одной капли.

Я шел медленно, опустив голову, полностью погрузившись в свои мысли. Не по своей воле. Все, что мне сейчас было нужно – отвлечься от них. Но каждый раз, когда это мало-мальски удавалось, они снова утягивали меня в свой омут и медленно пожирали мое тело. Оставаться в такой ситуации один на один с собой было сущей пыткой. Однако выбора у меня не оставалось.

Листья лениво шелестели и ползали под моими ногами. Нос начинал замерзать. Жалко, я не могу убрать его в карман к рукам. От тяжести моих мыслей подкашивались ноги и, если честно, хотелось просто упасть на землю и рыдать от безысходности. Но я мужчина. Мужчины не плачут.

Как же начинаешь ценить время, когда его остается так мало. Понять меня может, наверно, только приговоренный к смертной казни. Или кто-то из экипажа. Но судя по их поведению, они справляются гораздо лучше меня. Они смеются. Шутят. Гуляют. А я? Я иду.

Все-таки тяжело расставаться со днями, когда они сочтены. Когда понимаешь, что ни один из них больше не повторится. А ведь это мой последний день. Тут. На моей родине.

И вот я снова произнес эту фразу у себя в голове. И вот снова сердце сжалось до размеров грецкого ореха. К горлу подъехал знакомый ком. Желудок приготовился излить все мою печаль наружу.

Мне жутко хотелось побежать в штаб и сказать, что я остаюсь тут и никуда не лечу. Но как я мог это сделать? Нас готовили к этому полету пять лет. И тогда я сам на это вызвался. Нас посчитали героями. Нами гордится вся страна. И что же теперь? Один из героев вдруг оказался слабаком? Быть не может. Забудь.

Надо мной пролетели черные птицы. Я очень им завидовал. Птицы мало думают. Поэтому живут счастливо.

Когда дорожка парка повернула за деревья, я увидел старую серую брежневку. Стараясь концентрироваться на текущем моменте, я зашел во второй подъезд и пополз на четвертый этаж. Внутри было темно и пахло сыростью. Из каких-то квартир просачивался запах оладий или блинов. Но он меня не манил.

Я постучал в железную дверь и стал ждать. Скоро послышались шаги босых ног, затем щелчок замка и лязг дверных петель.

— Наконец-то ты пришел, — ее голос был тихим и взволнованным. – Что же мы будем теперь делать?

И вот она не выдержала и упала, рыдая, на меня. Я собрал все свое мужество, прошел в квартиру, слегка подталкивая Раю, и захлопнул дверь.

— Пожалуйста, не плачь. Иначе я не выдержу.

— Хорошо, — простонала она и ушлепала босыми ногами в ванную. Включила кран и, видимо, умывалась.

Вообще-то членам экипажа запрещалось заводить лишние знакомства. Они могли общаться только с близкими родственниками, штабом и другими членами команды. Это делалось для их же блага. Во избежание такой ситуации, которая происходит сейчас.

Но перед Раей я устоять не мог. А теперь жалел, что не отказал ей тогда.

В квартире был потушен весь свет. Только серость дня едва проникала через окна, а слабый ветер, задувая в открытые форточки, с трудом качал занавески. Я любил эту квартиру.

— Я поставлю чай, — послышался ее голос с кухни.

Я подошел к полке с книгами и взял оттуда фотографию в рамке. Там были я и она. На наших головах венки из одуванчиков. Мы такие веселые и беззаботные. А над нами голубое небо.

Я вдруг почувствовал что-то мягкое и теплое в области лодыжек. Опустив глаза, понял, что это был Самсон – пушистый кот, похожий на облако дыма. Я погладил его, на что он одобрительно мяукнул. На душе немного отлегло. Нахлынули приятные воспоминания, как мы с Раей забирали этого кота от странноватой бабушки, у которой нижний клык залазил на верхнюю губу. Как мы играли с ним на улице и однажды чуть не постирали его вместе с бельем.

Все же я очень благодарен этим временам. И Рае. Жалко, что таких дней больше не будет.

Она показалась в дверном проеме.

— Во сколько у вас вылет? – спросила она уже в сотый раз.

— Завтра в 10 утра местного времени, — затем затяжное молчание, — слушай, ты можешь не приходить, правда. Так будет даже легче. Посмотришь прямой эфир по панели, затем пойдешь в центр праздновать технологический прорыв.

От осознания того, что она останется здесь, и я ее больше никогда не увижу снова стало больно.

— Нет, я так с ума сойду, — еле сдерживая слезы выдавила она, — почему не получится даже отправить сообщение? Ну почему?

— Рай, я же объяснял тебе. Его можно отправить, но задержка будет очень большая. Корабль движется на околосветовой скорости. Для нас на корабле пройдет год, а для вас двадцать пять лет. Мое сообщение может идти на Землю годами. Возможно, мы с тобой еще увидимся…

Я подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб. Непонятно даже, кому тяжелее. По моим ощущениям пройдет два года. По ее – пятьдесят лет. Конечно, я мог ее увидеть. Если она доживет до семидесяти пяти.

На кухне засвистел чайник, и Рая побежала его выключать. Я помыл руки и сел за стол, на котором уже стояли вазочки с печеньем и лежал рулет. Вот, значит, как выглядит наш последний с Раей ужин. Достаточно мило. Тем более, что Рая ест сладкое только по особым поводам. Даже не на каждый день рождения.

Она разлила чай и поставила чашки на стол.

— Фруктовый, прости, в лавке больше ничего не было.

От этих слов мои губы растянулись в улыбке. Я начал смеяться. Возможно, нервы тоже сыграли свою роль.

— То есть я провожу свой последний день на Земле, а мне никто даже не нальет обычный черный чай? Да-а… на этой планете точно пора что-то менять.

Сначала Рая недоуменно посмотрела на меня, а потом ее тоже начало трясти от смеха. Чай пришлось отложить. Я старался побольше смотреть на нее, запомнить навсегда, такую радостную и счастливую. Я наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Она смущенно улыбнулась.

— Рая, запомни навсегда. Что бы ты ни думала, что бы тебе ни казалось. Помни. Ты, после родителей, самый главный человек в моей судьбе. Я буду любить тебя всегда и везде, как бы далеко я ни улетел от Земли. Хорошо?

Она снова нахмурилась, и от минутного счастья не осталось уже ничего.

— Хорошо, — выдавила она из себя.

Дальше сидели молча. Каждый думал о чем-то своем. Хотя нет. Мы, конечно, думали о завтрашнем дне. Чай кончился, и больше его не хотелось. Поэтому пошли сидеть в зал. Рая предложила полистать альбом с фотографиями, и я согласился.

Мы около часа сидели, вспоминали юность, смеялись над детскими фотографиями, пока на улице совсем не стемнело. Альбом кончился. За один час мы промотали двадцать пять лет жизни, вплоть до текущего момента.

— Позволь мне сделать снимок. Сядь вот сюда, — я сел на мягкое кресло, Рая достала фотоаппарат и щелкнула меня, — таким я тебя и запомню, дорогой.

Она не выдержала и заплакала. В мой живот воткнулось копье и стало медленно вращаться, причиняя адскую боль. Я обнял Раю и сказал, что мне пора идти к родителям. Она вцепилась в меня своими тонкими пальцами и через какое-то время успокоилась. Все-таки, она была очень сильной девушкой. Не только в хватке. Духом.

— Я тебя люблю, Лёня, — сказала она прямо мне в грудь.

— Я знаю. Я тоже тебя люблю.

Мы направились к выходу. Я держал ее за руку.

В любой другой ситуации я начал бы ее поддерживать. Но что тут скажешь? Мы скоро увидимся? Или все будет хорошо? Нет. Не скоро и не хорошо. Тяжело представить, что она сейчас чувствует. Ведь я прощаюсь с ней на два года, а она со мной на пятьдесят. Фактически это означает, что как только я выйду за порог ее квартиры, я умру для нее. Навсегда. Безвозвратно.

Время тянулось очень долго. Каждая секунда иглой протыкала мой живот. Его скручивало, от этого появилась тошнота. А Рая все стояла, уперев свое маленькое лицо в мою грудь и тихо всхлипывала.

— Тебе пора. Завтра утром я тебя еще увижу, — вдруг сказала она. Кажется, Рая больше не могла это терпеть.

— Да, хорошо, — промямлил я.

Мы отошли друг от друга. Я последний раз взглянул на нее. Красивее женщины я никогда не видел. Я был счастлив любить ее. Прощай, Рая.

Я развернулся и провернул ручку двери. Глаза стало щипать, губы задрожали. За спиной я услышал быстрый отдаляющийся топот босых ног. Ничего, она успокоится, подумал я. Ко всему можно привыкнуть.

Я вышел в подъезд. Впервые за долгое время в голове было пусто. От такой тишины звенело в ушах. Дальше все происходило как в фильме. Я перестал управлять своим телом, оно двигалось само. Я выбежал на улицу, выбив ногой железную дверь подъезда, и направился в парк. Сердце отбивало безумный ритм, я перестал слышать мир и просто бежал. Передо мной вдруг появилась большая береза. Я уперся в нее плечом и старался отдышаться. У меня не получалось. Из горла вырвался жуткий крик, а кулаки застучали по дереву. Я бил ее со всей силы, которую во мне создавала злость. Перестал только тогда, когда на пальцах и на дереве увидел бегающие капельки крови. Тогда я сел под это дерево и упер лицо в колени. Через миг я уснул.

Проснулся от того, что бродячая собака тыкалась носом мне в щеку. Было уже темно, но фонари в парке не включили. Я поднялся и отряхнул одежду. Было больно вспоминать, что сегодня произошло и что должно произойти на следующий день. Пальцы болели, голова была тяжелой.

Я побрел домой, где меня уже потеряли.

Мама с папой стояли у подъезда такого же серого дома и о чем-то взволнованно говорили.

— Где ты был? Мы столько раз звонили.

— Прощался с Раей, — у меня куда-то пропал голос, поэтому я хрипел.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

Я обнял их и тяжело вздохнул. Они стояли молча. Затем мы все зашли домой. На часах было уже 22:17. Время отправляться в кровать. Нет… Как я вообще могу спать, когда до отбытия с Земли мне остается меньше 12 часов?

Мы сели на кухне. Мама поставила чайник. Папа протирал рюмки.

— Пап, мне нельзя пить за сутки до вылета.

— Малые дозы алкоголя увеличивают резкость ума. Когда ты потом еще с отцом выпьешь?

И он был прав. Если встретиться с Раей надежда еще оставалось, то родители точно не доживут до этого момента. Поэтому сопротивляться я не стал. Достал из холодильника все необходимое, и мы сели за стол.

— Как себя чувствуешь, сынок? – спросила мама, хотя сама все прекрасно знала и видела.

— Нормально, — соврал я и поймал тревожный, сочувственный взгляд матери.

— Давай, герой, настроиться нужно, — отец разлил водку по рюмкам и протянул одну мне, — за спокойный полет!

Мы выпили. Жгучая жидкость продрала глотку. Я откусил колбасу, неаккуратно засветив свою руку.

— Что с твоими пальцами? Ты с кем-то дрался?

— Нет, я шел в темноте, не заметил ямы и приземлился на кулаки. Ничего страшного, уже не болит.

Закипел чайник. Точно такой же, что и у Раи. Через минуту дымящиеся чашки уже стояли перед нами. Я старался жить текущим моментом, не думать о полете. Вот передо мной сидят мама и папа. На кухне горит желтая старая лампа. Такой уютный, домашний свет. За окном темнота, город спит. Я любил эту разруху. Вечно капающий кран любил. Подтекшие потолки. Вечно скрипящий пол. Я всегда на это ругался. Но никогда не переставал любить. Это мой дом. И никаких дворцов мне не надо. Никакого всемирного почета, памятников, глянцевых страниц в журналах. Мне нужна была только эта квартира. И вдруг в голове что-то щелкнуло.

— Па-ап, а помнишь ты историю про медведя рассказывал? Я вот не помню, ты как спасся?

Папа рассмеялся, высосал из кружки немного горячего чая, а мама улыбнулась и поставила подбородок на ладонь.

— Значит, дело было так, — он растер ладони, — ходили мы осенью две тыщи… сто пятого что ли… вас тогда еще не было, с Гришкой на рыбалку. Пришли на речку, на каком-то холмике все разложили, стулья поставили. Сидим, рыбачим. Вдруг какой-то шорох слышим. Прямо под нами. Будто кто-то ползает. Ну, подумали крот какой-нибудь заблудился. Короче, внимания не придали…

Папа рассказывал эту историю уже миллиард раз. Обычно я бы сказал что-то типа «мы уже это слышали», но сейчас я наслаждался. Я неожиданно для себя усвоил новую мысль. И она сильно облегчала мое состояние. Я подумал, что эта земля, эти люди дали мне столько, сколько я не выплачу за всю свою жизнь. Здесь я родился. Мои родители всегда меня очень любили. Они давали мне все, чего я желал. На Земле я встретил любовь всей своей жизни. Пусть иногда мы с ней не сходились во взглядах на вещи, пусть это не было похоже на романтический фильм, но на то она и настоящая любовь. Любить несмотря ни на что. И я был благодарен Рае, родителям, Земле. Так может быть мне выпала чудесная возможность высказать свою благодарность?

Мне стало стыдно, что я хотел остаться и струсить. Стыдно, что хотел спрятаться в свою уютную норку и смотреть на героев по телевизору. Разве я не хочу, чтобы о моих родителях говорили, «Они воспитали настоящего мужчину»? Разве я не хочу, чтобы Рая мною гордилась? Хочу. За это я готов отдать очень многое.

Да, у меня кончилась одна жизнь. По прилете начнется вторая. Правильно говорят: лучше уйти героем, чем навсегда остаться трусом.

Так, Полет для меня обрел смысл. Теперь он не был самоубийством. Полет стал жертвоприношением. И меня это успокаивало.

— … и вот спускаемся мы под холмик, а там дыра огромная. Ну, целый медведь пройдет, понимаете? Как вдруг храп прекращается и из темноты высовывается огромная харя. Глазами такими удивленными на нас смотрит. Мы как заорем, медведь аж подпрыгнул. Мы в разные стороны, медведь к себе внутрь, от страха видимо. Так вот я на дерево взлетел, смотрю, на соседнем уже Гришка сидит, трясется. Медведь медленно вышел и пополз куда-то мимо нас. А мы притаились и ни звука. Вот так часа два просидели на сучках, потом сползли аккуратно и давай в машину галопом, — папа засмеялся, — да-а, ну и времена тогда были…

Я глянул на часы – был уже двенадцатый час. Пора отправляться в кровать.

— Мда уж, повезло вам. Ну ладно, я пойду высплюсь. Все-таки мероприятие серьезное.

Мама тяжело вздохнула. С папы сразу пропала улыбка.

— Да не переживайте вы так. Я же никуда от вас не денусь. Вы главное меня вспоминайте, и все будет хорошо.

Я почистил зубы и лег в кровать. Последняя ночь на Земле. Я старался поглубже дышать, впитывать этот чудесный запах старых одеял, пыли, цветов на подоконнике, запах дома…

Подъем в шесть часов по будильнику. Резкий звук разрезал сон в клочья. Колючая мысль пробежала в голове «через четыре часа вылет…» Но я ее быстро отогнал. Благо, теперь у меня есть противоядие.

На кухне уже копошилась мама. Она жарила яичницу с колбасой. Сковородка сочно шкворчала, издавая приятный аромат.

— Доброе утро, Лёнь.

— Доброе утро.

Я умылся, сбрил небольшую щетину и отправился на завтрак. За столом уже сидел сонный отец. Он пытался разлепить глаза, при этом размешивая сахар в чае.

— Как настроение, космонавт? – хриплым спросонья голосом спросил он.

— Боевое, товарищ капитан, — весело ответил я.

Мама улыбнулась. Она наложила мне яичницы и села рядом.

— Во сколько ты должен быть на базе?

— В восемь ноль-ноль.

— С собой нужно что-то брать?

— Нет, все вещи экипажу выдают на станции. Нам только нужно прийти, — мама кивнула, — а вам нужно прийти примерно к девяти. Допуски на вас и на Раю уже оформлены. Придете, скажете фамилии на КПП, и вас пустят.

После завтрака я оделся, надушился и уложил волосы. Настало время выходить из дома. Я последний раз обошел все комнаты, испытывая вполне оправданное чувство большой утраты. Погладил хомяка Персика, на что он одобрительно подергал носом. Затем пошел к выходу.

У мамы уже были мокрые глаза. Отец же с гордостью смотрел на меня, приобняв мать.

Мы стояли молча. Я чувствовал, как к горлу подходил ком. Не дав эмоциям показаться на моем лице, я подошел к родителям и обнял их. Послышались всхлипы. Я с большим усилием сглотнул и развернулся к двери.

— Увидимся через час.

— Да… Хорошо… — папа старался успокоить маму.

Я вышел в подъезд. Дверь за мной захлопнулась…

В следующий раз я зайду в эту квартиру только через два года, когда на Земле пройдет уже пятьдесят. Родителей тут уже точно не будет. Может быть, дом снесут. Может, здесь поселится кто-то другой. Скоро узнаем.

Как же хотелось просто взять и отключить сентиментальность. Моя душа рвалась на клочья. Внутренний голос срывался в рыке. На лице не было никаких эмоций. Пустой и холодный взгляд.

Солнце прогревало осенний воздух. На небе ходили густые, пышные облака. Где-то вдалеке играла торжественная музыка – все-таки сегодня праздник. Я шел, топтал опавшие листья налакированными туфлями. Старался ни о чем не думать и поглубже дышать.

В этот момент мир казался мне таким прекрасным и родным. Со всеми его изъянами, проблемами, катастрофами. Нам крупно повезло, что мы живем во времена, когда мы просто можем наслаждаться красотой природы, которая где-то еще сохранила нетронутый вид. Нам не приходится прятаться в пещеры, чтобы нас не загрызли тигры. Мы не сидим всю жизнь на одном месте, потому что так потребовал хозяин. Мы можем любоваться ею, посвящать ей стихи, песни, картины. Высказывать так свою любовь. Но нам все время чего-то не хватает. Мы стараемся не замечать таких простых вещей. Мы думаем, это удел романтиков. Однако это не так. Природу нельзя отрицать, ведь она вездесуща. И мы ее неотъемлемая часть. Она дает нам силы, задает движение. А мы взамен плюем ей в лицо. Вот такие вот цари мира.

На КПП я предъявил свой доступ и зашел внутрь. Пройдя по коридорам станции и здороваясь со всеми, кого я видел, я оказался в раздевалке, где уже сидели Андрей и Павел.

Мы пожали друг другу руки, и я начал надевать первый защитный костюм.

Атмосфера была напряженная. Чувствовалось, что моим товарищам тоже неспокойно.

— Ну как вам спалось? – спросил Андрей тихо.

— Я не спал совсем. Всю ночь лежал с открытыми глазами. И сейчас спать не хочу. Как-то знаете, начал больше ценить время, — слова Паши меня очень удивили. Последний раз я видел их позавчера, и им было весело. Оказалось, что они переживают даже больше меня.

— А я спал крепко. Тяжело было выходить из дома сегодня, — я вздохнул.

— Ничего, ребят. Не для того нас матери рожали, чтобы мы всю жизнь под столом прятались. Кто-то должен идти туда, где еще никого не было. Ваши родители могут смело вами гордиться, — сказал Андрей, завязывая шнурки на ботинках. Он был капитаном нашего экипажа. Не только из-за возраста – Андрей был старше нас с Пашей на семь лет, — но и благодаря его личным качествам. Он был решительным, сильным и умел поддержать команду.

Через какое-то время все оделись. Мы вышли из раздевалки и направились к командному пункту. Ни у кого не было желания поговорить. Все мысленно прощались со своим прошлым.

После инструктажа, который все уже давно выучили и поэтому не слушали, нас направили на главный плацдарм, находившийся на улице на высоте от земли. Под ним уже стояла небольшая толпа из тех, кого допустили на пусковую площадку, и куча людей с камерами и эмблемами разных каналов.

Мы вышли под торжественную музыку, улыбаясь.

— Вот они, наши герои, — выдал голос из динамика, — все мы сегодня обязаны им отвагой, смелостью и любовью к родине!

Со всех сторон щелкали фотоаппараты, слепили нас вспышками. Внизу я разглядел маму и папу, а рядом с ними стояла, улыбаясь, Рая.

— … Именно благодаря ним отечественная наука совершает колоссальный скачок, обгоняя все ведущие страны планеты Земля. Наши дети будут гордиться соотечественниками, разглядывая в учебниках их фотографии!

Снизу раздались аплодисменты. Настала очередь вручения медалей. Диктор произносил поочередно наши имена, название ордена и делал небольшую паузу для оваций. Следом заиграл гимн, все сняли головные уборы, а мы, космонавты, приложили ладонь к виску и смотрели на флаг.

После торжественной части нам дали время спуститься вниз для последних слов с родителями и близкими. Наверно, это самый тяжелый момент за последние дни. По взгляду моих товарищей я понял, что они разделяют мое мнение.

Я спустился по металлической лестнице на асфальт космодрома. Там уже стояли те, ради кого я жил на этом свете.

— Ну вот и все, — сказал я, стараясь улыбнуться. Они молчали, — мне будет вас не хватать.

— Выполняй свою миссию достойно, сынок. Когда тебе станет грустно, посмотри на звезды и подумай, что на одной из них мы с тобой когда-нибудь встретимся, — сказал отец, — ничего не длится вечно. За тоской придет счастье. Любое твое действие не напрасно. Живи так, как всегда мечтал и помни, мама с папой тобою гордятся.

Я их обнял. Слез не было. Все держались до последнего. За родителями стояла Рая. Я медленно подошел к ней, вглядываясь в эти прекрасные карие глаза.

— Вот, Лёнь, это тебе. Чтобы помнил обо мне там, далеко, — она протянула мне кулон, внутри которого была наша совместная фотография. Та самая. Июль, голубое небо, счастливые лица…

— Всех сил Вселенной не хватит на то, чтобы я тебя разлюбил.

Она подошла поближе, положила руки на мою грудь.

— Я все не решалась сказать. Но тянуть уже некуда… В общем, Леня, у тебя будет ребенок…

Я не сразу вник в ее слова. У меня? Ребенок? Не может быть. Но я точно не ослышался. Ноги подкосились. Губы сами расплылись в улыбке. Я засмеялся.

— У меня будет ребенок…

Руки схватили Раю и сжали так, что она начала хрипеть. Я посмотрел на родителей. Они стояли, улыбаясь, как на фотографии. Папа приобнял маму.

— Вы что, знали?

Они дружно покивали.

Еще какое-то время я стоял, принимая свое новое положение, пока голос из динамика не скомандовал космонавтам пройти на плац.

Я поцеловал Раю, маму, пожал руку отцу. Решительности стало куда больше. На плацу мы еще раз прослушали гимн, после чего погрузились в космолет, который доставит нас на космическую станцию.

По команде мы пристегнули ремни и надели шлемы. Сквозь маленький иллюминатор я видел их лица. Рая машет платком. Папа приобнял маму. Я приложил ладонь к окну и движением головы дал им понять, что все хорошо.

На весь фюзеляж раздался голос.

Три…

Ракета начала дрожать. Руки крепко вцепились в кресло.

Два…

Зажегся главный двигатель. Послышался грохот.

Один…

Все внутри затряслось. Уши пронзил суровый гром. Ракета тронулась.

Поехали!

Впереди было то же небо. Голубое. Осеннее. Мы летели прямо в него. Позади нас оставалась наша прежняя жизнь. Но на то она и жизнь, чтобы, жертвуя чем-то одним, мы приобретали новое.

Что ж, Земля, увидимся через пятьдесят лет…

Дюкин Айдар Ильдусович
Возраст: 20 лет
Дата рождения: 21.09.2003
Место учебы: МГТУ им. Н. Э. Баумана
Страна: Россия
Регион: Москва и Московская обл.
Город: Москва