XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
«Перво-наперво, как проснешься с утра, нужно говорить: «Сегодня меня ждет смерть» и не пугаться. И все время о ней, смерти, думать. Потому не знаешь ведь, когда твой путь закончится, а нужно всегда наготове быть.»
Борис Акунин. «Любовник смерти»
Смерть всегда представлялась мне старой костлявой женщиной в черных одеяниях, лицо которой скрывалось под капюшоном. Ну, и с косой, конечно. С детства мне было интересно, зачем ей эта коса. Почему она не может просто прийти и сказать: «Ты умер, пошли со мной»? Глупость же какая-то… Я часто сталкивался со смертью на работе, но также часто мне удавалось выхватывать своих пациентов из ее объятий.
В тот день домой я вернулся позднее обычного, в половине десятого. Была сложная операция. За десять лет практики я должен был привыкнуть ко всякому, но меня до сих пор охватывает холодный ужас, когда я понимаю, что человек передо мной умер только что.
В восемь ноль две.
В шесть ноль две по Москве.
Отдых. Мне нужен отдых. Уеду к родителям в деревню на неделю, а Аня останется с детьми дома. Завтра же подам прошение об отпуске. Нет причин мне его не дать. Да и незаменимых нет, как говорится.
Я снял ботинки, плащ и в темноте прошел в спальню. На ощупь нашел выключатель. Желтый свет как-то неожиданно резко ударил в глаза.
Оглядел комнату, в надежде увидеть спящую жену.
Но вместо нее я обнаружил на кровати молодого человека. Не больше тридцати, в черном костюме, явно дорогом, и белой рубашке. Худой и бледный. Волосы черные. В руке он держал бокал с чем-то, что мне – издержки профессии – показалось сначала кровью. Вино.
Он меня заметил. Я отстранился было к выходу, но в следующий миг ощутил полнейшую решимость и уверенно двинулся к кровати, расстегивая манжеты и поднимая рукава рубашки. Молодой человек быстро сел и выпил вино в бокале. В этот момент я остановился: в голове зашумело, потемнело в глазах. Пришлось опереться о туалетный столик.
– Кто Вы и что делаете в моей квартире? – слабо, но настойчиво спросил я, поднимая глаза. Мужчина дернул бровью и потянулся за полупустой бутылкой. Я выпрямился, обнаруживая последствия тяжелой смены – ужасную слабость по всему телу. Еще раз осмотрел комнату. Анна не возвращалась, и не вернется до утра: ее самолет только час назад отправился из столицы. При мысли, что этот…тип ждет ее на нашей кровати, меня охватила ярость. Лицо мое приобрело оттенок спелого томата. Мужчина поднялся с кровати и предостерегающе поднял свободную руку. – Ну, уж, знаете ли, – я двигался к нему, огибая кровать, как вдруг в груди моей появилась какая-то давящая боль. И то гадкое, склизкое чувство, именуемое тревогой. Что-то мне подсказывало, что я не прав насчет жены. Или мне просто хочется так думать? – Вы ко мне? – спросил я, останавливаясь у изножья кровати. Он кивнул, что показалось мне очень убедительным. Я мысленно попросил у Ани прощения за свои подозрения. Облегчение прокатилось холодной каплей пота по спине. Я сел на кровать. Молодой человек допил последний бокал, присел рядом и взглянул на меня. В груди с каждой секундой давило сильнее.
Внезапно я стал понимать, что происходит.
Рука опустилась на запястье с намерениями прощупать пульс. Мужчина легко улыбнулся и повернулся к часам на противоположной стене. Я стал считать ежесекундно замедляющийся пульс. Удар через три, через пять, через десять секунд… Внезапно я понял, что уже лежу на спине. Молодой человек поднялся и повернулся к окну. Закурил. Его фигура становилась все более и более расплывчатой. Я уже не чувствовал ни запаха табака, ни своего пульса, ни боли…
«Без двадцати десять» — привычно отметил я время смерти.
