Мое сердце ходит босиком, по горячему асфальту, который почти плавится в летний зной, по лесной тропинке, то и дело наступая на шишки и иголки. И оно не смотрит под ноги. Там нет ничего интересного. Оно смотрит на верх, вглядывается в облака и кроны деревьев, смотрит на воздушных змеев и птиц, считает звёзды и составляет созвездия. Именно поэтому оно так часто спотыкается, раздирая коленки в кровь. Казалось бы, стоит купить ботинки, да помассивнее, и больше не будет всей этой боли. Но тогда оно больше не будет чувствовать под своими ногами теплый белый песок, мягкую траву с утренней росой на ней, и остальные приятные мелочи, ради которых иногда стоит и потерпеть неприятности…
Как то вечером, ты читал какую-то книгу, а я сидела рядом и пила зелёный чай, наслаждаясь тишиной. Ты достал из-за уха карандаш, жирно подчеркнул какое-то предложение и посмотрел на меня, как обычно смотришь, когда тебе в очередной раз в голову пришло что-то сумасшедшее. Усмехнувшись, ты начал читать строчку, так тебя зацепившую:
«Если я посажу свое сердце в землю, то на его месте вырастет семейство ромашек».
— Она говорит так, потому что считает себя очень доброй,— прокомментировал ты, — А добрый в ее сознании — простой. Как ромашка. Но я категорически не согласен. Вот если бы я посадил твое сердце, на его месте бы вырос самый красивый и экзотический цветок, такой же редкий, как и по-настоящему доброе сердце…
— Ты определенно льстишь мне, —выдохнула я, поставив чашку на стол. А потом добавила, перейдя на шёпот: а вообще, сердце — не семя. Посеешь его, и оно сгниет в земле. Этого я точно допустить не могу. Даже если оно перестанет биться, или, что хуже, перестанет чувствовать, я кремирую его. Да, так и поступлю. А прах развею по ветру, над полем чертополохов. И через год, когда я приду оплакивать потерю, я увижу целое жёлтое море. Море подсолнухов. Я буду приходить прохладным утром и рисовать их акварелью. Создам целую выставку. Этюды в память о кремированном сердце.
Я подняла взгляд на тебя. Ты смотрел так ласково, в полуулыбке. Мне с тобой хорошо, я готова раствориться в тебе, и пока м вместе, ничего из сказанного мной не имеет значения. Рядом с тобой, мое сердце никогда не перестанет чувствовать.
— Давай улетим? — бросила я, с вызовом взглянув тебе в глаза.
— Куда? А главное – на что? — Кого ты пытался обмануть? Я прекрасно видела, что ты заинтригован. Ну и зачем строишь из себя скептика?
— Нам не нужны будут деньги. Мы улетим на зонтике. Мэри Поппинс так путешествовала, значит и у нас получится. В одну руку ты возьмёшь зонтик, другой крепко схватишь меня. И нас подхватит самый дикий ветер. Мы полетим далеко-далеко. Будем отталкиваться от особо высоких утёсов, чтобы стать ещё ближе к звёздам. Будем воровать фрукты в самых прекрасных садах мира. Если захочешь, я украду для тебя радугу, но знаешь, пусть она лучше останется на небосводе, вдохновляя художников и поэтов, как когда-то вдохновила меня. Когда-нибудь мы устанем, и в этом случае, будем искать самую тихую деревеньку, аккуратно спустимся, и останемся там жить навсегда. Я буду шить одежду, выращивать овощи и фрукты и писать, очень много писать. А ты будешь рыбачить, вырезать игрушки из дерева и продавать на местном рынке и много-много читать. Тебе нравится?
— Конечно. Мне очень нравится. — Ты улыбнулся. И от этой улыбки по всему моему телу растеклось тепло. Наверное, иногда ты считаешь меня сумасшедшей. Что же, иногда мне тоже так кажется.
— Я так устала. Давай пойдем спать?
— Да, давай. — Ты закрыл книгу, положив вместо закладки карандаш. Я поморщилась, а ты лишь улыбнулся. И спросил, как бы между делом: Ну а где же мы будем жить? Пока будет строиться наш дом?
— Даже если у нас не будет крыши над головой, мы всегда сможем найти дом в объятиях друг друга. А что ещё нужно для счастья?
