Родная моя Вика!
Пишу тебе, моему единственному понимающему человеку, моей верной любимой подружке, одной из тех, кто может понять меня во всём этом бренном мире. Помню твоё последнее письмо, где ты с восторгом писала мне, как нравится тебе в Петербурге. Я рада за тебя, Викочка – ты счастлива, этот город тебе стал уже как родной, и ни капли тоски в душе твоей по старой жизни и по школе ты не находишь. Искренне рада за тебя, Викочка, но мне в чужой для меня Находке нет места. С самого утра до ночи меня мучает непонятная тоска. Одиночество порой наполняет до кончиков пальцев, кажется, что все отступились от меня, забыли обо мне, как я забыла о том, когда же в последний раз я чувствовала на своём лице обнимающий меня лучик солнца, когда в последний раз я его трогала своими ладонями – уж совсем в этом городе солнца нет, одни тучи, и их так много, как и людей, пролетающих мимо меня вместе с этими чёрными облаками. Но кто эти люди? Да, кто ж их знает – ни одного знакомого. Не то, что у нас в посёлке – вышел, буквально на секундочку из дома, а уже много друзей и приятелей тебе кричат. Нет, Вика, плохо мне в больших городах. Но всё равно, я часто гуляю, особенно мне полюбилась набережная. Да, гуляю я одна, но порой скука моя исчезает, оборачивается ветром и прям над морем, против волн, туда, в неизведанную даль, туда, в необъятный горизонт летит, летит.… А порой так далеко улетает, что она становится такой маленькой, такой незрячей, что и порой забываю про неё. И мне становится так хорошо на душе, так легко на сердце, и хочется слиться с морем, стать волной, и, накатываясь на другую, уплыть.
Да, Вика, я мечтаю накопить денег и купить себе билет на прокат в катере, здесь, на набережной, часто рекламируют. Но стоит этот билет многих денег, мне копить ещё долго. Ах, как было бы чудесно на катере прокатиться в открытое море! Но, Викочка, всё это лишь мои грёзы и раздумья, а часто, это глупое и бесцельное провождение времени, и как хорошо, что его-то у меня много.
И каждый день брожу я так по набережной, размышляя, и бывает, допоздна, пока солнце не сядет. И не знаю я, Викочка, чтобы со мной было, если бы я и по сей день, а может дольше, бесцельно бродила. Случилась со мной история, и даже сейчас не могу сказать я – грустная она, или счастливая. Но всё это стоило того, чтобы мои размышления прервал неизвестный мне голос:
— Девушка! — это был взволнованный, робкий, в то же время тихий крик.
Тогда я, прислонившись к перилам набережной, тихо о чём-то плакала – уже совсем не помню о чём, помню только, что сердце моё сильно вздрогнуло, и я резко повернулась на крик. Это был какой-то юноша, но от слёз и от моего стеснения я не смогла разглядеть его получше. Да и не хотела. Я моментально, не раздумывая, закрыла лицо руками, оторвав их от перил, и мелкими шажочками убежала прочь, даже не пытаясь оглянуться на единственного человека, что заговорил со мной спустя многие мои месяцы пребывания в Находке. Помню, тогда он мне ещё раз крикнул вслед, но его голос я старалась не слушать и испуганно глушила для себя все звуки до того, как я пришла домой.
Вспоминая это, я удивляюсь: отчего же там, на набережной, испуганные движения пальцев моих, закрывая заплаканное моё лицо, со страхом отвергли этот озабоченный, робкий крик? Чего я боялась? Опозориться? Может я боялась незнакомого? Боялась заговорить с ним? А может, стоило сделать вид, что я его не услышала? Целую ночь, не давая себе спокойно уснуть, я размышляла над всеми возможными вариантами, действиями, словами. Может, я правильно сделала, что убежала? Ведь это мог бы быть недоброжелательный человек. Нет… Здесь что-то другое…. Может, он вовсе и не видел, что я тихо роняла слёзы, и просто хотел спросить дорогу оттого, что он неместный?..
Но, Викочка, не хочу наскучить тебе своими раздумьями, поэтому я продолжу.
На следующий день я опять пришла на набережную, в то же время и в то же место. Глупая я была, Вика, уж слишком много мечтала, но всё же, оперевшись руками на перила, я смотрела на мутную морскую воду, мутную от недавнего дождя. Помню, день был неузнаваемо тихий, на набережной почти ни души. Только я и шум крохотных волн, омывавших камни. Как мне нравилось следить за волной, что от самого горизонта до берега спешила удариться о камень, и, оставив после себя брызги, исчезнуть, умереть…
И опять, испугавшись своей же мысли, я медленно шагнула назад и с опущенной головой ушла с набережной. Я снова отвернулась.
А мимо пробегало множество ног по серому асфальту. Я подняла глаза, но вид лучше не стал: вместо одинаковых ног теперь мелькали одинаковые лица и окна мрачных домов, смотревших на меня свысока и провожая каждый мой бессмысленный шаг.
И ты не поверишь, но я вдруг снова услышала позади себя крик, только уже называвший меня по имени:
— Надя!..
Я остановилась. Как и всё вокруг. В ушах послышался тихий звон и мой глухой стук сердца. Мои пальцы нервно зашевелились, будто приказывающие мне обернуться на него.
— Надя! – это был уже более уверенный и радостный крик, который становился всё ближе, который заставил меня обернуться,… что я и сделала.
И в ту минуту в глаза мне вонзилось лицо, совсем не похожее на другие. Оно было доброе, светлое, насыщенное счастьем, знакомое, родное… Да, Вика, родное! Ты представить себе не можешь, но это был Тима! Да, наш с тобой друг детства, с которым связана вся наша жизнь! Сколько же мы пережили, ты только вспомни! И вот, мои ноги уже оторвались от земли, и я побежала к нему сквозь все лица и окна, казалось, это длилось целую вечность.
«Тима!» — крикнуло моё сердце, и я за ним:
— Тима!
Мы остановились. Он смотрел в мои глаза, и, казалось, был удивлён больше, чем я.
— Как же я давно тебя не видел! – и на этом глухом радостном выдохе я почувствовала на себе неловкие странные объятья, после которых он мне громко что-то рассказывал, но честно, я не слушала.
Я всё ещё не могла осознать эту прекрасную реальность. Не представляю, как мы могли так увидеться, он ведь тоже теперь, как и ты, далеко от меня живёт. Ах, Вика, как же я тогда была счастлива! Все серые краски вокруг будто взорвались и пронзились солнцем, как и моё сердце, которое задрожало, словно струны. За все свои последние бледные месяцы жизни моя душа впервые испытала волнующее потрясение. Вика, мы обязательно должны вместе встретиться, пока я жива!
— Так я же тебя вчера вечером видел. Ты отчего же убежала? – прервал он мои раздумья.
Я не помню, что ему тогда ответила. Да это и не важно, когда же ещё придётся встретить старого друга?
Не знаю, долго ли мы разговаривали по времени, но мне показалось, что мы совсем ничего не успели обсудить – он торопился на вокзал.
— Как так-то? Ты так быстро уезжаешь?
— Да, к сожалению. Я сюда по делу приехал, долго оставаться не могу,… кстати, я вчера купил билеты на катер, покататься, но, мне приходиться уехать раньше, чем планировал… ты, тогда, возьми,…может, приятеля другого с собой возьмёшь.
Он протянул мне два билета. Я взяла, поблагодарила, но больше не знала, что ответить.
Вика, и почему так? Почему мы с вами так далеко друг от друга? Я ещё осознать ничего не успела, как нам уже пришлось попрощаться. Как же я хочу вернуться в то время, когда мы были детьми и все вместе гуляли, когда мы ничего не желали, ни о чём не думали, когда мы просто были счастливы. А сейчас, в темноте моего же сознания, я едва различаю все свои тихие дни, и я снова поникла головой.
И зачем время идёт? Зачем нам приходиться расставаться? Да, надо жить дальше, но как это возможно, если моя жизнь меняется в безмолвную, в бездушную сторону без вас. Вика, я так скучаю…
Но вот, я вновь на набережной. Скоро отправится катер, и у меня на руках билеты. Я так об этом мечтала.
Но, Вика, эти билеты я отдала двум проходящим мимо меня девчонкам.
Зачем я это сделала – не знаю.
Но, я точно знаю, что в тот день я была счастлива.
Вике N.
от Нади Z.
