– А можно мне с вами? – робко попросила я.
Варя задумалась.
– Не нужно ее брать, – пробурчала Маша. – Она даже молитвы не знает!
– А Ленка?
– Ленка – готовится.
Моя Ленка с серьезным видом читала «Молитвы и псалмы».
– Ну, ладно… – я отвернулась.
– Хорошо, держи платок!
Варя вручила мне маленький желто-серый чепчик.
– Ух ты! Спасибо!
Наконец-то узнаю про христианские обряды на практике!
В машину упихались Варя с родителями, ее сестра Маша и Ленка. Она ждала этого воскресенья целый месяц, специально привезла тонкое белое платье и здоровенный красный платок. Какой милый, тихий ребенок! Маша, худенькая, с кудряшками, в очках, почему-то надела белую рубашку и черную длинную юбку. И сразу повзрослела. Со мной Маша не разговаривала: я же неверующая, а еду в церковь!
А Варя осталась обычной Варей – жаловалась, что хочет есть.
Я с укором осмотрела свои синие заплатанные джинсы и когда-то белые кроссовки.
– Аня! – Варя сунула мне «Молитвы и псалмы». – Прочитай! Не успеешь – не сможешь причаститься.
Я начала молитву Иоанна Златоуста.
– Варя, а что значит «тайну повем»?
– Да не знаю. Читай быстрее.
* * *
– А вот и наш батюшка! – сказала Варя.
Навстречу нам вышел седой, высокий старик в черной рясе с золотым воротником. С лицом строгим и немного печальным.
Варя поцеловала ему руку, потом и родители, и Маша. Все как будто выполняли важную работу. Ленка тоже поцеловала. Ей было приятно, что она теперь христианка.
Я еще в машине решила твердо верить в церковь и исполнять все обряды. Похоже, это был первый сюрприз. Батюшка протянул мне руку, рассматривая мои джинсы. Я наклонилась к руке, хотя не очень хотелось. Но батюшка убрал руку раньше, чем я успела поцеловать.
Ребята перекрестились на крыльце.
Маша выжидающе посмотрела на меня.
– Я уже!
Все вошли в церковь, а я застряла в прихожей около вешалки. Там были навалены юбки. Я схватила первую попавшуюся, с завязочками. Это оказалась кофта, но я побоялась что-нибудь пропустить и обкрутила ее вокруг себя. Юбка не получилась – зато завязалась.
Под пение монашек люди проходили все ближе к алтарю. Разделялись надвое, просачивались через арки и опять смешивались.
Варя с родителями и Маша по очереди подошли к иконе Богоматери. Надо было подняться по скрипящим ступеням, перекреститься и – снова поцеловать, но уже раму иконы. Ленка выдохнула и пошла следующей. Она четко перекрестилась (натренировалась дома), встала на цыпочки, вытянула губы и ткнулась носом в раму. Довольная, что ничего не перепутала, побежала за Варей.
А Маша осталась следить за мной.
Икона современная, как на мимишной открытке «С Рождеством». Я порассматривала Богоматерь и начала креститься. Вверх-вниз… а теперь куда? С какой стороны православные начинают? И Маша смотрит… ну, пусть слева направо.
Я оглянулась. Маша ушла.
После меня крестилась бабушка. Справа налево. Вот черт! Тьфу, какой черт… я же в церкви…
Из-за алтаря, как на сцену, вышел важный священник в очках. Мы встали рядком.
— Стой тихо и слушай! – пригрозила Маша.
Притчу про доброго виноградаря я знала, поэтому аккуратно рассматривала вход в алтарь. Он меня не впечатлил: пять рядов икон, а выше – голый белый свод с железными балками. Хотя странно — бог же наверху…
Батюшка дочитал притчу.
— Видите, какой добрый был виноградарь! Он не охотился за златом, не был корыстолюбив – всем заплатил поровну.
Я разглядывала золотую рясу. Стало как-то грустно.
После проповеди ребят подозвал наш батюшка. Исповедовались мы в углу около выхода из церкви.
Вот не думала, что до такого дойду! Исповедь, причастие – это же как в сказке!
– Ань, значит так, – объясняла Варя, пока Ленка, встав на цыпочки, шептала что-то на ухо батюшке. – Рассказываешь ему один свой грех…
– Один?
– Да. Ну, видишь, какая очередь. Потом целуешь вот ту книгу, крест – и все грехи прощаются!
– Значит, можно грешить – исповедоваться, грешить – исповедоваться…
Варя подтолкнула меня – Ленка уходила.
Еще в машине я подготовила подходящий грех.
– Сестру обижаю!
Я горько вздохнула.
Батюшка без колебаний ответил:
– Маме помогай.
– В смысле?
– Ну, маме помогай. Чтобы все у вас хорошо было.
– Аааа, понятно, – я быстро закивала. Даже самой показалось, что поняла!
Я потянулась к книге, но стало темно. Меня накрыли золотым фартуком.
– Отпущаются грехи твои! – объявил батюшка.
Я поцеловала книгу и крест – дотронулась губами, потом чмокнула. Подтянула юбку – она держалась уже на честном слове – и подошла к девочкам.
– Молодец! – похвалила Варя.
– Нормально, – Маша чуть-чуть улыбнулась.
* * *
– Теперь – причастие! Ой! У тебя крестика нет?! – завопила Варя.
– Ну я же говорила – незачем ее в церковь тащить! – ядовито заметила Маша.
– Ничего, возьмем в лавке.
Варя подошла к продавщице.
Теперь у меня и Ленки – два резных деревянных крестика.
– Надевать будешь – перекрестись! – приказала мне Маша.
— А Ленка?..
— Маленьким – можно и так.
Я попробовала надевать и креститься одновременно, но чуть не уронила крестик.
Маша поморщилась.
Наконец, я встала в очередь на причастие.
– Стой вот так! – Варя сложила руки крест-накрест. – Правую – сверху.
– А зачем?
– Я и не задумывалась. Подойдешь к священнику – открой рот пошире. Съешь, что дадут. Чашу поцелуешь.
– Опять?!
– Что опять? Еще свое имя скажешь. Ты в честь кого крещена?
– В честь Анны.
– Какой?
– А какие есть?
Варя прыснула.
– Ты не знаешь, в честь кого крещена?!
– Не орите! – цыкнула Маша. – Раз не знает, ей нельзя.
– Ладно, может, не спросят! – Варя махнула локтем.
Юбка опять сползала. А руки были заняты.
Я следила за Ленкой, пытаясь запомнить. Сестра сделала все без запинки и, счастливая, важно прошла дальше.
Ну, все.
Я открыла рот пошире и выпалила:
– Аня!
Монашка протянула красное полотенце от меня до чаши с вином.
– Вот умница. Открой рот шире!
Как у зубного. Священник выловил золотой ложечкой кусочек хлеба, отцедил вино и заботливо положил мне в рот.
«Все с одной ложки едят!» – с ужасом подумала я и сразу проглотила. Вино и хлеб – это как бы кровь и плоть Христа, а я не людоед…
Монашка быстро вытерла мне рот полотенцем. Неужели я чумазая?
Я сгребла юбку и побежала.
– Эй, а чашу поцеловать? – закричал священник.
* * *
– Фух! У тебя получилось! – Варя потащила меня дальше.
— Легче легкого! – смущенно сказала я.
Мы подошли к ворчливой бабушке за низким столиком. Она разливала в чашки жёлто-коричневую жидкость.
– Тебе сколько лет?
– Четырнадцать. А что?
– Пей! – она ткнула в меня чашку.
Я глотнула. По вкусу компот. Я выпила все.
– А что это было?
– Вино, – Варя вздохнула. – Мне еще нельзя.
Вино? В смысле?..
* * *
Мы еще побродили по церкви. Я открыла книгу «Религиозное воспитание детей».
«Отсутствие религиозного воспитания в детстве непременно сказывается на характере человека: в душевном складе таких людей ощущается известная надломленность».
Интересно, я надломлена или нет? И почему известная? Кому известная?
* * *
Батюшка проводил нас до машины.
Варя поссорилась с родителями.
Маша громко хотела пирожок.
Ленка прыгала и смеялась.
Батюшка еще долго смотрел нам вслед – строго и немного печально.