Принято заявок
2687

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Поход в церковь

– А можно мне с вами? – робко попросила я.

Варя задумалась.

– Не нужно ее брать, –  пробурчала Маша. – Она даже молитвы не знает!

– А Ленка?

– Ленка – готовится.

Моя Ленка с серьезным видом читала «Молитвы и псалмы».

– Ну, ладно… –  я отвернулась.

– Хорошо, держи платок!

Варя вручила мне маленький желто-серый чепчик.

– Ух ты! Спасибо!

Наконец-то узнаю про христианские обряды на практике!

В машину упихались Варя с родителями, ее сестра Маша и Ленка. Она ждала этого воскресенья целый месяц, специально привезла тонкое белое платье и здоровенный красный платок. Какой милый, тихий ребенок! Маша, худенькая, с кудряшками, в очках, почему-то надела белую рубашку и черную длинную юбку. И сразу повзрослела. Со мной Маша не разговаривала: я же неверующая, а еду в церковь!

А Варя осталась обычной Варей – жаловалась, что хочет есть.

Я с укором осмотрела свои синие заплатанные джинсы и когда-то белые кроссовки.

– Аня! – Варя сунула мне «Молитвы и псалмы». – Прочитай! Не успеешь – не сможешь причаститься.

Я начала молитву Иоанна Златоуста.

– Варя, а что значит «тайну повем»?

– Да не знаю. Читай быстрее.

 

* * *

– А вот и наш батюшка! – сказала Варя.

Навстречу нам вышел седой, высокий старик в черной рясе с золотым воротником. С лицом строгим и немного печальным.

Варя поцеловала ему руку, потом и родители, и Маша. Все как будто выполняли важную работу. Ленка тоже поцеловала. Ей было приятно, что она теперь христианка.

Я еще в машине решила твердо верить в церковь и исполнять все обряды. Похоже, это был первый сюрприз. Батюшка протянул мне руку, рассматривая мои джинсы. Я наклонилась к руке, хотя не очень хотелось. Но батюшка убрал руку раньше, чем я успела поцеловать.

Ребята перекрестились на крыльце.

Маша выжидающе посмотрела на меня.

– Я уже!

Все вошли в церковь, а я застряла в прихожей около вешалки. Там были навалены юбки. Я схватила первую попавшуюся, с завязочками. Это оказалась кофта, но я побоялась что-нибудь пропустить и обкрутила ее вокруг себя. Юбка не получилась – зато завязалась.

Под пение монашек люди проходили все ближе к алтарю. Разделялись надвое, просачивались через арки и опять смешивались.

Варя с родителями и Маша по очереди подошли к иконе Богоматери. Надо было подняться по скрипящим ступеням, перекреститься и – снова поцеловать, но уже раму иконы. Ленка выдохнула и пошла следующей. Она четко перекрестилась (натренировалась дома), встала на цыпочки, вытянула губы и ткнулась носом в раму. Довольная, что ничего не перепутала, побежала за Варей.

А Маша осталась следить за мной.                                                 

Икона современная, как на мимишной открытке «С Рождеством». Я порассматривала Богоматерь и начала креститься. Вверх-вниз… а теперь куда? С какой стороны православные начинают? И Маша смотрит… ну, пусть слева направо.

Я оглянулась. Маша ушла.

После меня крестилась бабушка. Справа налево. Вот черт! Тьфу, какой черт… я же в церкви…

Из-за алтаря, как на сцену, вышел важный священник в очках. Мы встали рядком.

— Стой тихо и слушай! – пригрозила Маша.

Притчу про доброго виноградаря я знала, поэтому аккуратно рассматривала вход в алтарь. Он меня не впечатлил: пять рядов икон, а выше – голый белый свод с железными балками. Хотя странно — бог же наверху…

Батюшка дочитал притчу.

— Видите, какой добрый был виноградарь! Он не охотился за златом, не был корыстолюбив – всем заплатил поровну.

Я разглядывала золотую рясу. Стало как-то грустно.

После проповеди ребят подозвал наш батюшка. Исповедовались мы в углу около выхода из церкви.

Вот не думала, что до такого дойду! Исповедь, причастие – это же как в сказке!

– Ань, значит так, – объясняла Варя, пока Ленка, встав на цыпочки, шептала что-то на ухо батюшке. – Рассказываешь ему один свой грех…

– Один?

– Да. Ну, видишь, какая очередь. Потом целуешь вот ту книгу, крест – и все грехи прощаются!

– Значит, можно грешить – исповедоваться, грешить – исповедоваться…

Варя подтолкнула меня – Ленка уходила.

Еще в машине я подготовила подходящий грех.

– Сестру обижаю!

Я горько вздохнула.

Батюшка без колебаний ответил:

– Маме помогай.

– В смысле?

– Ну, маме помогай. Чтобы все у вас хорошо было.

– Аааа, понятно, – я быстро закивала. Даже самой показалось, что поняла!

Я потянулась к книге, но стало темно. Меня накрыли золотым фартуком.

– Отпущаются грехи твои! – объявил батюшка.

Я поцеловала книгу и крест – дотронулась губами, потом чмокнула. Подтянула юбку – она держалась уже на честном слове – и подошла к девочкам.

– Молодец! – похвалила Варя.

– Нормально, – Маша чуть-чуть улыбнулась.

 

* * *

– Теперь – причастие! Ой! У тебя крестика нет?! – завопила Варя.

– Ну я же говорила – незачем ее в церковь тащить! – ядовито заметила Маша.

– Ничего, возьмем в лавке.

Варя подошла к продавщице.

Теперь у меня и Ленки – два резных деревянных крестика.

– Надевать будешь – перекрестись! – приказала мне Маша.

— А Ленка?..

— Маленьким – можно и так.

Я попробовала надевать и креститься одновременно, но чуть не уронила крестик.

Маша поморщилась.

Наконец, я встала в очередь на причастие.

– Стой вот так! – Варя сложила руки крест-накрест. – Правую – сверху.

– А зачем?

– Я и не задумывалась. Подойдешь к священнику – открой рот пошире. Съешь, что дадут. Чашу поцелуешь.

– Опять?!

– Что опять? Еще свое имя скажешь. Ты в честь кого крещена?

– В честь Анны.

– Какой?

– А какие есть?

Варя прыснула.

– Ты не знаешь, в честь кого крещена?!

– Не орите! – цыкнула Маша. – Раз не знает, ей нельзя.

– Ладно, может, не спросят! – Варя махнула локтем.

Юбка опять сползала. А руки были заняты.

Я следила за Ленкой, пытаясь запомнить. Сестра сделала все без запинки и, счастливая, важно прошла дальше.

Ну, все.

Я открыла рот пошире и выпалила:

– Аня!

Монашка протянула красное полотенце от меня до чаши с вином.

– Вот умница. Открой рот шире!

Как у зубного. Священник выловил золотой ложечкой кусочек хлеба, отцедил вино и заботливо положил мне в рот.

«Все с одной ложки едят!» – с ужасом подумала я и сразу проглотила. Вино и хлеб – это как бы кровь и плоть Христа, а я не людоед…

Монашка быстро вытерла мне рот полотенцем. Неужели я чумазая?

Я сгребла юбку и побежала.

– Эй, а чашу поцеловать? – закричал священник.

 

* * *

– Фух! У тебя получилось! – Варя потащила меня дальше.

— Легче легкого! – смущенно сказала я.

Мы подошли к ворчливой бабушке за низким столиком. Она разливала в чашки жёлто-коричневую жидкость.

– Тебе сколько лет?

– Четырнадцать. А что?

– Пей! – она ткнула в меня чашку.

Я глотнула. По вкусу компот. Я выпила все.

– А что это было?

– Вино, – Варя вздохнула. – Мне еще нельзя.

Вино? В смысле?..

 

* * *

Мы еще побродили по церкви. Я открыла книгу «Религиозное воспитание детей».

«Отсутствие религиозного воспитания в детстве непременно сказывается на характере человека: в душевном складе таких людей ощущается известная надломленность».

Интересно, я надломлена или нет? И почему известная? Кому известная?

 

* * *

Батюшка проводил нас до машины.

Варя поссорилась с родителями.

Маша громко хотела пирожок.

Ленка прыгала и смеялась.

Батюшка еще долго смотрел нам вслед – строго и немного печально.

Остроумова Анна
Страна: Россия
Город: Москва