XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

‘Занимательная ботаника’

Я рисую кружки и крестики 

Вместо заданной арифметики. 

Собираю слова в букетики 

И делю на тычинки, пестики,

Корни, листья, цветы и ягоды,

На плохое и на хорошее,

На привычное и несхожее,

На свои и чужие тяготы, 

На полезное и прекрасное,

На понятное и туманное,

На обыденное и странное,

Целомудренное и страстное.

Занимательная ботаника,

Замечательное занятие:

На страницы сухие, смятые,

С липким кругом от подстаканника,

Распадающиеся, рваные,

Растрепавшиеся у шва,  

Превращая молву в молчание,

Я раскладываю слова.

***

Ай люли-люли. 

Горсточку земли

Высыпь на гроб. 

Плачь, кричи, зови,

Пусть твоей любви 

Подивится поп. 

Позови гостей, 

Привезёт вестей

Дальняя родня. 

Баю-баю-бай,

Крышку закрывай, 

Отпускай меня.  

Забывай меня. И за сорок дней 

Становись прозрачней, стройней, странней,

В кошельке носи за собой портрет,

Проживи без малого восемь лет,

И, во сне обняв одеяла край, 

Умирай, любимая. Умирай.

*** 

Я готовлю оладьи. 

Оладьи выходят плохо. 

Выходить через полчаса. 

Поджимает время 

под себя ноги, садится 

по-турецки на табурете. 

Ждёт, когда я закончу. 

Ждёт, когда я расправлюсь 

с посудой, завтраком, 

сниму с вешалки куртку, 

зашнурую ботинки, 

выйду на лестницу. 

Мы уходим работать, 

уходим на целый день, 

оставляя дома посуду, рыбок, белье, остатки оладий, кота –

оставляя без нас: без времени, без меня, 

пока в семь часов вечера трамвай

не выплюнет нас перед домом на остановке. 

Секундная стрелка дёрнется на циферблате. 

Засекайте. 

Время пошло.

‘Скитце’

Так радостно. Такая тишина, 

что только треск цикад её тревожит 

да стук стеблей пустого тростника. 

Я пуст. Я нем. Я молча жду, пока

косые тени тисов станут строже,

пока поблёкнут яркие тона. 

Прохлада, будто крылья мотылька,

коснётся невесомо жаркой кожи, 

со дна реки поднимется луна.  

Безветренная ночь. Молчит волна. 

Всё замерло. И только эхо множит

далекий стрёкот первого сверчка.

***

Молчали чайки, 

Молчали чашки,

Молчали трещины на фарфоре, 

Молчали дыры в кривом заборе,

Молчали запонки на рубашке. 

Мычала что-то сквозь синь экрана

Певица. Пальцы тёрли струну,

И капля, падавшая из крана,

Вливалась в общую тишину. 

На полу, под защитой белого круга,

В углу между шкафом, стеной и другой стеной,

Не задетая чьей-то чужой войной,

Я слушаю отсутствие звука. 

Наслаждаюсь этой немой волной.

***

В перчатку прячется пятерня. 

Шумя, гремя и звеня,

По кругу несётся свора бельчат. 

Губы кровоточат. 

Я пялюсь в холодную пустоту

И чувствую сталь во рту. 

Вращается круг, коготки стучат,

Мои бельчата молчат. 

Бельчата немы, они – не мы

И не боятся зимы,

А я кричу, потому что могу, 

И вместе с ними бегу. 

Стеклянная пыль за воротником,

И с каждым новым глотком

Прозрачного воздуха всё сильней

Соблазн утопиться в ней. 

Пускай задыхаются на бегу

Бельчата. Я не могу

Не чувствовать лёгкий укол вины:

Бельчата обречены.