Манго
Огни дрожащих домов
Сквозь шуршащие листья,
Словно бесконечные звёзды
В ночном сибирском небе.
Точно я не на третьем этаже,
А на сто двадцать седьмой платформе усталого небоскрёба.
Верно искрятся огоньки пристанища моего,
Из лампочек кухонных.
Жизнь кажется безмятежной.
Прохладно от буйных порывов ветра.
На часах стрелки играют в перегонки.
Десять минут до половины часа.
Под белой простыней занавесы моих век встретятся.
Шторы сомкнутся у серо-рыжего хвоста.
Вечность шуршит в подушке.
Сон унесёт в несносные волны,
Таящие в себе простор белеющий.
Волны те — обители изумрудов, опалов.
Волны взращивали на себе маки.
Окатил ключицы теплом лен песочный мельком.
— Мяу!
Лучи первые незаметно подкрались.
Свет растопил ямочки на щеках.
Муся в дремоте парирует усиками
И урчит благостно.
Утро.
Пушистому солнцу (котенку Мусе)
Прости за мою близорукость, наступала тебе на лапки.
Прости, что не давала писать на тапки.
Каюсь, разбила миску для молока!
Спасибо за теплоту и верность.
Ты — самый искренний друг, приходила на помощь первой.
Ты вытирала слезы с глаз сердобольным взглядом.
Мяукала по утрам, прыгала на постель
В мой лоб мокрым носом тыкалась.
Охотилась за тенями, таращилась в зеркало.
Оберегала дом от лукавого.
У двери на потрепанном стуле дожидалась нас с мамой.
Радостно приветствовала.
Тянулась к рукам, вставая на задние лапки.
Терлась об тапки.
Не привыкну расставаться с тобой дольше, чем на полдня.
Но звезды колыбельную шепчут.
Янтарная тишина.
Подсолнух
Я пуст и больше всего боюсь пустырей.
Лежу под сиренью и глотаю лучи солнца майского.
Сережки березовые падают прямо в нос.
Я не ною, спокоен как слон.
Ломит затылок, хрустит плечо
— Прерывается тишина.
Мой лоб гладок, как побережье Краснодарского края.
Мои щеки красные,
Диатез от пустых и сладостных разговоров.
А брови густые, как непаханые поля Кузбасса.
Меня потрясло!
Рядом ползали пешеходы, не замечая моих желтых носков.
Моя идентичность размывалась.
Сорняки врастали в плоть, вонзались в сухую кожу.
Желтые носки стягивались в нарциссы.
Утопал в пропасти клещевой.
Пешеходы шли все быстрее.
Всуе метались, воевали, резали друг друга напополам
И жрали грязь.
Моё бренное тело ныряло к ядру измученного шара.
Душа была поодаль от мирских хлопот,
Пустырей и желтых носков.
Пешеходы оставались идиотами.
Набор цифр с буквами пополнялся, зло сгущалось.
Добро же обретало новые формы.
Я перерождался вновь,
Проходил мимо тех нарциссов с сорняками.
Как прекрасное уживается со столь безобразным…