Весна. Да, цветущая весна опустилась на бледный город, тёплой ароматной дымкой застилая улицы, одинокие в своей бесконечной серости и усталости от вездесущей суеты. Весна пришла, как приходила всегда, лаская ветки и землю очнувшимся солнцем, целуя его мягким светом макушки оживших от сна прохожих. Их повторяющиеся силуэты она бережно обнимала пьянящим ветром полным аромата давно цветущих клумб и садовых аллей.
Весна всегда приходила, ждали её здесь или нет. Она с чувством сестринской заботы вдыхала в город жизнь и ради него медленно погибала сама. Она самоотверженно наблюдала, как ей не умеют наслаждаться, но всё равно была, была и любила неблагодарности вопреки. Ей нравилось дарить улыбки безликим прохожим, трепать их волосы, дурманить палитрой ароматов чувства и успокаивать, нежно пригревая их тревожные сердца. Прохожие не отвечали ей, щуря глаза от яркого солнца, но их разбитые души неосознанной силой сами тянулись к её теплу.
Ах, а какие весна дарила закаты, даже, кажется, лето уступало ей в этом таланте. Разливая краски, она разукрашивала лёгкие как воздух кучевые облака в розовые жёлтые и красные тона, будто расписывая воздушные скульптуры. Её лёгкие руки укачивали солнце под утихающее пение птиц, а мирное дыхание, обволакивало воздух запахом вечерних цветов.
Весна знала, зачем приходила и что должна была делать. Она никогда не задавалась вопросом, почему из года в год ей выпадала такая судьба и почему, умирая, приходилось вновь начинать всё сначала. Как же чужды ей были ежеминутные переживания людей, тревоги о смысле их жизни. Снова и снова этот ежегодный моцион приносил ей одинаковое удовольствие и, не желая другой жизни, она наслаждалась днями своего счастья.
А между тем под крышей весны всегда текла жизнь: от дома до работы с работы до дома неразборчивым потоком плыли толпы безликих лиц, добровольно утопая в собственных мыслях. Гудели дороги, скрипели под натиском шин и, петляя между высоких домов, возвращались обратно с ещё большей вереницей машин. Они разгонялись, ревя наперебой, поднимая с ветром серую пыль, которая ребячась, кружилась над силуэтами людей и оседала на их плащах и куртках. К счастью весна и здесь не оставляла своего надзора. Чистыми каплями дождя она смывала серую пелену и город снова оживал, блистая тысячами росинок.
Как все люди похожи в своих одиноких блужданиях мысли в улыбках и слезах, в надежде и страхе перед быстротечностью жизни. Как они одинаковы в мечтах и стремлениях в целях на жизнь и во всём предсказуемы, а между тем уникальны в своей идентичности.
Каждый день под цветущей арочкой парка проходило тысячи человек. И вместе с ними, не изменяя себе, точно по часам появлялся дымке силуэт в затёртой юбке и подбитых чёрных туфлях. Он, кажется, не шёл он плыл над тротуарами подобно бледному призраку столь же незаметному как он сам и также неизменному. Правда, было странно, как этот бледно-молочный силуэт всё ещё не расплылся под лучами закатного солнца и сам не стал частью его.
Девушка, а может уже женщина, настолько в слепой покорности стёрлись её черты, тем не менее, была человеком. Весенний ветер также трепал её тонкие волосы и хватал подол узкой юбки. Солнце трогало её макушку и расплывалось по бледным щекам, а яркий аромат точно так же пытался коснуться её души. Но лицо пронизанное усталостью из дня в день выражало печальное смирение перед тем, что дарит ей судьба. Она уже не удивлялась ни новым неудачам, ни утерянным целям, и с тем же так же была равнодушна к лёгким порывам весны и её наивной безмятежности.
Ей было жаль. Каждый раз, выходя на улицу и по привычке глубоко вдыхая воздух, она искренне сожалела, что не в силах по достоинству оценить то, что дарит ей весна. Ни цветущих садов, ни певчих птиц, ни даже настойчивых порывов ветра она не в силах была пустить в своё уставшее сердце.
Пустота. Да… Пустота! Вот что её окружало. Слух, зрение, осязание всё как в страшном сне смешалось и перестало иметь какой-либо смысл. Какая природа? Какие люди? Их не было и с тем же они были повсюду. Их было много, слишком много, но также не было никого. Пустые образы, они существовали отдельно от мира, в котором она жила.
И всё же в редкие моменты долгого пробуждения, она оглядывалась вокруг и понимала, что что-то изменилось. Лето сменялось осенью, осень сменялась зимой и после зимы неизменно наступала весна. «Пора менять пальто» думала она, или «Сегодня гораздо холоднее». И хотя, в сущности ей было всё равно, что-то в этих монологах было приятное, будто всё вокруг ещё не утратило смысла.
Если бы её вдруг спросили о любимом времени года, она бы вероятно нахмурилась, но подумала что приятнее всего ей существовать весной. Не ясно, может по привычке, а может в её сердце ещё теплилась возможность чем-то наслаждаться. Но бурлящая вокруг жизнь, восстающая от долгого сна, вселяла едва уловимую надежду, что когда-то оживёт и она.
Один и тот же маршрут, исхоженный усталой походкой, стал для неё привычкой, обыденностью дней. Когда-то и арка была для неё чем-то необычной, но за время стёрлась, превратившись в серое пятно. А между тем не так и много времени прошло. Её тонкая шея и стройные ноги не успели утратить молодого изящества. Она была не стара наоборот ноты юности едва-едва, но всё ещё играли на бледных щеках. И, тем не менее, весь её облик казалось, с каждым днём увядал и добровольно гаснул, под гнётом собственной слабости.
Сегодня ровно в шесть, под лиловые краски заката, она снова прошла через арку и мерно пошла тротуаром вдоль пыльных дорог. Она о чём-то думала и с тем же совершенно не думала ни о чём, будто даже это стало казаться бесполезным.
Она шла, и люди вокруг тоже шли и жили каждый своей особой суетой. Вдоль улиц горели огнями магазины, кафе и рестораны зазывали мерцающими вывесками, и то тут, то там расположились уличные торговцы, бледные тени утренних рынков. Девушка каждый день проходила мимо них, но не помнила ни лиц, ни образов. Всё что зацепилось в её памяти, лишь простынки бесформенного мусора и бесконечные авоськи и кульки набитые неразборчивой всячиной. А между тем была ещё одна вещь, точнее не вещь, а неотъемлемое явление каждой такой аллеи. Ни одна лавочка или скамейка не обходилась без бабушки с цветами.
— Молодой человек, купите жене цветы! — раздавалось-то тут то там.
— Посмотрите вот: сирень, гвоздички — всё наше, никакой химии! У меня, вон, месяц стоят, на второй только вянуть начинают… Ну что вы! А на что мне врать? Не хотите, не берите, пожалуйста… Ваша ведь жена без цветов!
И всегда у этих затейниц находился ответ на любой твой вопрос, неважно касался ли он в сущности цветов. Но даже в этом гнёздышке наживы наш призрак оставался только призраком. Едва касаясь тротуара каблуком, она бездумно огибала прохожих и пусто смотрела перед собой, оставаясь также незаметной для других, как они для неё.
Но в этот раз что-то было иначе, что-то неуловимое изменилось в её образе. Девушка шла по тротуару, но не просто бездумно, а бесцельно, безжизненно гуляя глазами по пёстрым простынкам. Она останавливала взгляд на посуде, рассматривала вазы, заглядывала в сумки и авоськи, в каждой из которых искала какой-то смысл, а может и причину задержаться. И было что-то в её печальных глазах отчаянное, столь непохожее на былую кротость. Неосторожные слова, а может случай, ставший по несчастью последней каплей, внесли в её монотонную сцену жизни беспорядочность. Одна лишь идея, мысль, загорелась в её голове, но столь слабая и тусклая, что при новом дне грозилась вновь потухнуть, возвращая всё на свои места.
Девушка шла, обнимая себя за локти, а перед ней одна за другой менялись цветочные корзинки. Незабудки, ландыши, белая сирень, даже полевые цветы не вызывали у неё особых чувств. И, тем не менее, она остановилась, что-то больно кольнуло в её сердце. Среди пёстрых бутонов, выделяющихся своей красотой, на неё смотрели из белого пакета обычные красные тюльпаны. Слегка увядшие, замученные жизнью, тем не менее, они вызывали какие-то странные чувства. Неясная дрожь пробежала по её рукам, поднялась к горлу и удушающе замерла, но вместо печали в сердце мучительно разлилось тепло. На лицо девушки упала тень улыбки, а в глазах заиграла забытая мечтательность. Она подошла к пакету ближе, почти забыв, что у них есть владелец.
— Чего вам девушка? Тюльпанов? – звонко заговорила пожилая продавщица.
Девушка вздрогнула и отвела от цветов взгляд.
— Сколько?… Стоит, – робко спросила она, положив руку на горло.
— Двести штука. Вам сколько?
— Как дорого… – подумала девушка вслух.
— Так везде сейчас дорого. А вы чего хотели? – взбучилась продавщица. – Вы цены на воду видели? А дождь когда был? А растить их, корячиться, что у меня здоровье бесплатное?
Девушка не ответила, она даже не смотрела продавщице в лицо.
— Ну, так что, брать будете?
— А?
— Ну, будете покупать или нет?
— Да, знаете… — девушка рассеянно посмотрела на пакет – давайте… один.
Продавщица что-то пробурчала и даже стала причитать, но её уже не слушали. До неё не было никому никакого дела, может, поэтому она не боялась сетовать так громко.
Девушка достала кошелёк и извлекла из него несколько тонких купюр. Расплатившись, она приняла обретённый тюльпан, как есть, без целлофана и лент, в его увядающем природном виде. Тем не менее, она приняла его как драгоценный Грааль, как хрупкую вазу которую неаккуратным движением возможно разбить на тысячи пылинок. Она боялась дышать, а может просто не могла из-за щемящей боли в спине и груди.
Она снова шла. Шла, не отводя взгляда и не имея понятия, куда она идёт. Потоки людей плыли по привычным маршрутам, но теперь не она огибала их образы, а они обходили её как белый мраморный айсберг.
Девушка шла и считала лепестки. Как глупо. Из всего объёма действительно важных вещей, чувств, понятий, людей ей был небезразличен только этот красный цветок. Как мелочно, равнодушно, но страшно признаться, что смерть случайного прохожего, не тронула бы её так, как потеря этого тюльпана. Он вызывал в ней тёплые чувства. Даже больше, он заставлял её вспомнить, что когда-то она была человеком. Ни безликим призраком, ни бледно-молочным силуэтом, а человеком, настоящим живым человеком. Она вспоминала. Что-то связано было с ним, что-то таилось в этом тюльпане. Какие-то тени прошлого играли на его листьях, а когда она прижимала цветок к лицу, эти тени ложились на губы, закрывали девушке глаза и опьянённая ароматом, она оказывалась не здесь. Она была в собственном прошлом.
Так приятно! Боже мой, как же было приятно и с тем же отчаянно больно, когда она снова открывала глаза. Она не верила, просто не верила, что всё, что её окружает действительно правда, настоящим казалось лишь то, что заключалось в цветке.
У неё перехватило дыхание и в сжимающей боли из глаз покатились слёзы, оставляя мокрые дорожки на бледных щеках. Это было приятно, будто душа, вырываясь из клетки, наконец-то кричала в глухом отчаянии и просила о помощи, больше не скрываясь за пустым смирением.
Девушка ловила ртом воздух, вдыхала весенний ветер, наслаждаясь минутами жизни. Она была счастлива. Как же она была счастлива в этом неутешном рыдании! Она улыбалась, кривя улыбку в новом потоке слёз и чувствовала очищение, от бесконечно копившихся чувств. Ей было плевать, что думают другие, как смотрят на её жалкий беспомощный силуэт, она ощущала, что весь мир, действительно имеющий значение, сосредоточился только в её душе и этом маленьком увядающем тюльпане.
Девушка шла, содрогаясь, и медленно, но всё же успокаивалась с каждым новым метром дороги. Слёзы уходили, реже и реже стекали по разгорячённым щекам, а былое исступление, расплывалось, оставляя за собой лишь глубокую задумчивость.
Теперь она не смотрела на цветок, но всё ещё судорожно прижимала его к сердцу. Девушка о чём-то думала, но уже не о собственном прошлом. Её мысли невольно вернулись к проблеме, терзающей сердце: к её неизменному настоящему. Она пыталась осмыслить, как из тысячи выборов, она сделала столько неверных, как из всех вариантов, ей достался тот, к которому она не была готова.
Мысли кружились, сбивались в кучи, сталкивались друг об друга и вдруг совершенно остановились, не в силах преодолеть жгучую боль. Девушка вдруг остановилась, снова пошла и снова остановилась, чтобы с удивлением осознать, что ей давят старые туфли. Честное слово, она и понятия не имела, что в них настолько неудобно ходить. Девушка снова пошла, не веря собственным ощущениям. Туфли давили, сжимали, впивались ей в ногу и каждую секунду, казалось, мечтали причинять ей боль. Этого просто не могло быть, несколько лет, день изо дня, она проходила в этих чёрных туфлях и никогда не замечала, что они настолько мешают ей жить. Как странно! Она вдруг осознала, что всей душой ненавидела эти туфли, но почему то она исправно продолжала отдавать их в ремонт. Зачем? Разве не проще было купить новые и избавиться от того, что было так ненавистно? Но нет, она носила эти туфли много лет и должна была продолжать в них идти, иначе терялся смысл многодневных мучений.
Девушка вновь вернулась к прежним мыслям, и будто снова стала забывать, что что-то безжалостно сжимает её ноги. Она бесцельно плелась улицами, продолжая прижимать к щекам обессиленный цветок и за этим совершенно не заметила, как одной секундой с неба полился дождь. Весенний, задорный, он рухнул на плечи людей тяжёлой массой прохладной воды и забарабанил по окнам и веткам.
Люди разбежались, спрятались под деревья, забежали в дома, укрылись под сумками и зонтами. Лишь редкие прохожие продолжали движение, своей бесцельной жизни. И девушка тоже не прекращала идти. Ей не за чем было убегать от дождя и нечего было прятать от его разрушающей силы. Сквозь боль и отрезвляющий холод, она всё ещё шла, склоняясь над тюльпаном, боясь, что игривые капли могут ему навредить.
Причём она не знала, куда она именно шла и чего, в конечном счёте, хотела достигнуть. В этом казалось, и состоял весь смысл, идти для того, чтобы просто идти, любой ценой защищая несчастный цветок.
Дождь заполнял улицы сыростью, очищал воздух и вдыхал в город жизнь, но как не пытался он походить на летний, всё же вносил в ощущения зябкость. Девушка почувствовала дрожь, а с порывом ветра и пронизывающий холод. Её одежда намокла, рубашка прилипла к груди и мокрым комом сковала дыхание. Она бессильно перебирала уставшими ногами, почти задыхаясь, но продолжая свой бесцельный путь.
Вдруг тротуар кончился, минутно заставляя путницу оставить петляющие мысли. Ей пришлось вернуться в реальность, выбирая путь для новых бесцельных скитаний. А выбор был один: через широкую улицу вёл длинный пешеходный переход с задорно мигающим двухцветным светофором.
Девушка разжала руки и в одну из них взяла сумку с тюльпаном, а другую прижала к груди, желая себя согреть. Превозмогая сжимающую боль, она шагнула на дорогу и пошла по белым полосам. Машины стояли в ожидании зелёного света, невольно наблюдая за трагедией бледного призрака. А он плыл над землёй с общим потоком людей, совершенно сливаясь с их болезненной бледностью.
Маленький светофор замигал, торопя неспешных пешеходов, и девушка ускорила шаг, повинуясь очевидной привычке. Она сошла на тротуар, перехватила сумку и с ужасом заметила, что больше не держит в руках цветок. Она обернулась и заметила его лежащем на переходе, в том месте, где озябшие пальцы не сумели его удержать. Девушка рванула к нему, но машины поехали. Не успев сойти на дорогу, она осталась на тротуаре, наблюдая за тем, как шина за шиной наезжает на её драгоценный тюльпан.
В этот момент она готова была сойти с ума. Она хотела закричать, остановить машины, растолкать их в стороны и достать безжизненный цветок. Но она ничего не могла, ощущая своё бессилие. С опущенными плечами она стояла и смотрела, как ей причиняют страшную боль и не могла заставить себя отвернуться.
Светофор снова замигал, поток машин остановился и открыл прохожим сцену ужасного убийства. Девушка сошла на переход и обессиленно опустилась к цветку. Его невозможно было назвать тюльпаном, настолько в грязи исказились его последние узнаваемые черты. И, тем не менее, дрожащими руками девушка подняла то, что от него осталось. Сгребая в руки лепестки, она крепко их сжала, обманывая себя, что всё ещё держит цветок.
Глаза снова наполнились слезами, но они были уже другими. Горячими, печальными от муки отнятого счастья, скупыми, но бесконечно ранящими. Ей казалось, её лишили всего, до последней капли выпили надежду на призрачную возможность снова ожить.
Девушка встала и вернулась к тротуару, качаясь и сжимая в руках грязный ком. Она выглядела жалко и возможно сама это осознавала, но не в силах была отпустить то, что как казалось, было ей дорого. Она просто не могла поверить, она ведь только что была счастлива! Она только что надеялась на жизнь, она вдыхала воздух и наслаждалась и вдруг вновь провалилась в бездну угнетающих мыслей. У неё не было ничего, её никто не ждал. Каждый день, каждый шаг, приносил ей невыносимую боль, и она не знала, зачем идти и, падая снова вставать. Желание жить перестало иметь какой-либо смысл, и в страхе она осознавала, что никому не нужна.
Девушка медленно приближалась к мосту, скорее неосознанно, чем с какой-то конкретной целью. Она поднялась по ступенькам, сделала несколько шагов и, снова ощутив сжимающую в ногах боль, внезапно разозлилась. Накопившееся отчаяние разлилось в её душе необъятной ненавистью и заполонило каждую мысль. В порыве гнева, она сорвала туфли и бросила их в реку, тут же пожалев о сделанном выборе.
Она осталась стоять босиком, на мокрой брусчатке моста, совершено растерянная своим положением. Девушка подошла к перилам и обессиленно села, рассматривая голые ноги. Стопы больше не болели, они расслабленно гудели, принося хозяйке облегчение. Было приятно, странно, но правда приятно, находится здесь босиком, без этих ужасных туфель. Пусть вокруг были лужи, а с неба покрапывал дождь, и даже если было холодно, сердце наполнялось какой-то радостью, напоминая то же чувство освобождения из узкой клетки.
И ради этого чувства хотелось жить, этого минутного облегчения, ощущения полёта. Эта свобода от заточения, от собственных рамок, Боже, как это было прекрасно и как хотелось смеяться от того, что всё оказалось таким очевидным!
Девушка вернулась глазами к тюльпану, точнее к его бесформенной тени, всё скрывающейся в её озябших руках. Она смотрела на него, долго и задумчиво уже без слёз, но всё ещё с каким-то сожалением. Теперь он напоминал какое-то искаженное прошлое, устарелое, неправильное, а может быть просто забытое.
Девушка встала и вытянула за перила руки. Секунда сомнений и она разжала их, выпуская остатки тюльпана в холодную реку. Жгучая боль, а за тем мгновение и снова безмятежность, будто сердце само понимало правильность совершённого выбора.
Девушка обессиленно улыбнулась и выглянула за перила, туда, где текла быстрая река. Там в последней попытке выжить плескались одинокие лепестки, один за другим утопая в потоке времени.
