— Уважаемые пассажиры, наш скорый поезд линии Москва — Санкт-Петербург прибывает в пункт назначения. Просьба всем пассажирам занять свои места согласно билетам и подготовиться к выходу, — из динамиков раздался резковатый женский голос, оповещающий о конце поездки.
Все пассажиры засуетились и начали собирать свои вещи. В самом конце вагона у окна сидел мужчина, который не поддался всеобщей шумихе. Это был человек лет шестидесяти-семидесяти с гладко выбритым лицом и лёгкой проседью в волосах. Мужчина задумчиво глядел в окно, опираясь на потрёпанный чёрный чемодан, и внимательно рассматривал очертания города.
О, с этим городом у него были связаны особые, давние воспоминания, одни из которых приносили радость и счастье, а другие — грусть, сожаление и душевную боль.
Поезд прибыл. Мужчина подхватил чемодан и решительным, но неспешным шагом направился к выходу из вагона.
— Резин Михаил Павлович, 1921 года рождения? — вопросительно произнесла девушка-сотрудник безопасности, разглядывая паспорт. — Да, — коротко ответил мужчина, осматриваясь вокруг и ища выход из здания вокзала. — Добро пожаловать в Санкт-Петербург, проходите, — улыбнувшись, девушка отдала документы и повернулась к следующему человеку.
Санкт-Петербург встретил его своим непрекращающимся шумом: толпами спешащих людей, рычанием машин, визгом трамвайных колес. Мужчина улыбнулся. Изменённое название никак не изменило сути города, не мешало Михаилу подмечать старые и такие знакомые черты.
Он не был здесь 45 лет.
Идя по улицам, мужчина не мог не удивляться тому, как всё изменилось с его прошлого пребывания здесь. Конечно, город во время войны нельзя сравнить с городом мирного времени, и Михаил отлично понимал, что за столько лет дома и улицы были восстановлены. Санкт-Петербург блистал величием и красотой, и сложно было поверить в то, что ещё несколько десятилетий назад этот город, называвшийся Ленинградом, представлял из себя довольно жалкое зрелище, состоящее из полуразрушенных домов и улиц, захваченное разрушительными когтями войны.
Пройдя несколько улиц, Михаил свернул к одному из домов. Мужчина остановился перед дверью подъезда и посмотрел на здание. Этот дом…
Сердце Михаила резануло воспоминанием. Горящие развалины дома, на который упал сбитый самолёт… Страх, пламя, крики, кровь… Сломанная скрипка в развалинах сгоревшего здания, инструмент, потерявший хозяина… Полусгоревшие листы нот, кружащиеся по воздуху… И непереносимое чувство боли, терзающее и изматывающее душу от осознания того, что он никогда больше не увидит ЕГО…
Мужчина тряхнул головой, смахивая воспоминания, от которых мечтал избавиться. Он зашёл в подъезд, поднялся по лестнице, на мгновение его охватило какое-то необъяснимое чувство волнения, но собравшись с мыслями, он повернул ключ и открыл дверь.
Квартира была новой, было видно, что здесь никто не жил. Закрытые плотной белой тканью предметы были покрыты толстым слоем пыли, окна были грязными, и солнечный свет, проникающий через них, от этого казался мутным. На столе, стоящем посреди комнаты, стояла пожелтевшая от времени и пыли старая небольшая коробка. Медленно подойдя к ней, Михаил дрожащими руками открыл её.
В ней, в этом сложенном квадрате плотного картона, хранилась самая дорогая память мужчины. Взгляд его упал на фотографию. На ней была изображена счастливая семья: среднего возраста отец, красивая мать, серьёзный юноша лет восемнадцати, держащий в руке диплом об окончании колледжа, и мальчик-подросток, в глазах которого блестят веселые, озорные искорки. » Мой выпускной, счастливое было время»,- с теплотой подумал Михаил, проваливаясь в воспоминания.
***
-Миша, Миш, ну улыбнись же ты — фото ведь делаем, — смеясь говорил белобрысый мальчишка.
Фотоаппарат щелкнул, запечатлевая улыбающуюся семью на пленке.
— Едем домой, у нас праздничный обед, — улыбаясь сказала мама. — Наш сын отлично закончил учёбу — чем не повод для веселья!
— Ур-р-ра!!! — весело закричал Олег, с разбегу запрыгивая на брата.
— Олежа, ты мне спину так сломаешь, — притворно-недовольно отозвался Михаил.
— Идем- идем! Я устрою концерт в честь нашего выпускника! — отец потрепал старшего сына по волосам. — Поверьте, это будет незабываемо!
***
Отложив фотографию в сторону, мужчина продолжил рассматривать содержимое коробки. Оказалось, под фотографией лежал документ о призыве в армию Павла Резина, отца Михаила. Дата гласила о призыве 22-ого июня 1941 г., а прикреплённый к повестке квадрат плотной бумаги — о назначении в войска связи.
***
Отца забрали вскоре после начала войны. Хоть он и работал музыкантом, но был одним из первых, кого призвали. Уйдя на следующий день после повестки, он больше никогда не появился в жизни Михаила. Ни письма, ни весточки. Вскоре его признали пропавшим без вести.
Мать работала в швейном магазине и с началом военных действий пропадала на работе, выполняя заказы для фронта. Сам Михаил, хоть и был совершеннолетним, был оставлен в Ленинграде и, как один из лучших выпускников-инженеров, по рекомендации получил работу на одном из заводов, обеспечивающих военных вооружением. Младший брат продолжал учиться в школе, с уходом отца все больше отдаваясь занятиям музыкой.
***
Изучив документ, Михаил сложил его в угол коробки и под ещё несколькими старыми, изжившими свой срок документами увидел небольшую карточку-набросок. На ней лёгкими линиями простого карандаша была изображена красивая девушка в ситцевом платье. Одной рукой она придерживала красивую соломенную шляпку, а другой прижимала к себе букет полевых цветов. Девушка радостно улыбалась. Первого взгляда Михаила на картинку было достаточно, чтобы понять, кто запечатлен на ней. Это была мама.
***
Первая блокадная зима была очень суровой, стояли морозы, не было отопления. Людей и без того измученных голодом, добивал холод. Тогда же заболела мама. Высокая температура, жар, кашель с кровью. Болезнь убивала еë, медленно и мучительно. Братья старались поддерживать постоянное тепло в доме, что было не просто. Печка давала больше дыма, чем тепла. Лекарств не было, поэтому маму пытались отпоить тёплой водой, но всё было тщетно. Она умерла в ночь на 1 января. Еë похороны… Михаил и его память отказывались помнить этот страшный момент. Он просто вылетел из воспоминаний, оставив в голове только нежный образ матери.
***
В ночь после похорон из окон квартиры номер 23 впервые донеслись звуки скрипки. Плачущие и надрывные, они, казалось, разрывали сердце и душу. Пришедший с поздней смены Михаил услышал мелодию ещё в подъезде. Он застал Олега, играющего на скрипке в свете луны. Музыка эта выражала отчаяние и безысходность, тоску и боль по матери, которой никогда не суждено было услышать мелодию лунной скрипки.
***
Обстрелы и налёты становились обыденностью, они случались каждый день, принося разрушение и смерть. Михаил работал на заводе, часто оставаясь допоздна. Олег усердно учился в школе неподалёку от дома и входил в отряд «часовых крыш». Во время бомбёжек вместо того, чтобы сидеть в убежище, они поднимались на крышу и защищали свои дома от «зажигалок». Михаил поддерживал порывы брата помогать людям, но всё же эта работа была очень опасной. В сердце Миши поселился страх.
В один из дней налёт был слишком яростным. Вражеские самолёты, словно хищные птицы, парили над городом в поисках добычи, неся страх, смерть и разрушение. Как только завыли сирены, Олег мигом выскочил на крышу, туша первую «зажигалку». К нему присоединились ещё несколько человек, вместе они быстро и умело расправлялись с грозящей дому опасностью. Однако справиться они могли только с зажигательными бомбами, а вот со снарядами-нет. Один из таких попал в угол восточной стены дома. Под завалом оказался и Олег. К счастью, его удалось спасти, но при взрыве мальчику в глаза попали мелкие кусочки металла, совсем крошки, но этого стало достаточно, чтобы он потерял зрение.
После выписки Олег стал подозрительно тихим. Всё чаще младший брат на весь день оставался дома, не желая контактировать ни с кем, кроме самого Михаила. Однажды, придя домой, Михаил застал брата сидящим на диване и бесцельно перебирающим струны отцовской скрипки со взглядом, застывшим где-то в пустоте. То зажимая, то отпуская струны, мальчик наигрывал звуки. Они были отрывистыми и тихими, будто ослабевшими, какими-то задушенным и умирающими. Вдруг Олег резко сдернул руку со струн, отбросил инструмент и свернулся в клубок со сдавленным всхлипом: » Бесполезный… Жалкое ничтожество… » Почему Миша тогда не успокоил брата, почему развернулся и ушёл обратно на работу? Почему не утешил и не поддержал? Об этой ошибке он жалел, жалел так, что болело и разрывало сердце.
***
Мотнув головой и отогнав неприятные воспоминания, Михаил решил разом разобрать всю коробку, чтобы не бередить старые «раны». Он перевернул еë и вытряхнул всё содержимое на стол. На поверхность соскользнули старые бумаги и письма, фотографии и альбомы. Последним из коробки выпал большой свёрток из тёмной плотной бумаги. Заинтересовавшись, Михаил развернул его и обомлел. В свертке лежала старая скрипка с трещиной на грифе. Этот предмет Михаил никак не ожидал встретить в старых вещах. Боль, печаль, страдание, страх, обида, непонимание – всё разом овладело мужчиной…
***
Тот день практически не отличался от других. Работа, спешка за хлебом, объявление об авиационном налёте. Стук метронома, рокот вражеских самолётов, выстрелы техники ПВО, взрывы, короткие перебежки от дома к подвалу. Сигнал тревоги прозвучал уже давно, поэтому Михаил стал искать среди людей своего брата, который должен был уже спуститься сюда. Однако сколько бы он не спрашивал соседей и знакомых, никто не видел слепого мальчишку. Тогда Михаил вышел из бомбоубежища и поднялся по ступеням на улицу, осторожно выглядывая из-за стены. В воздухе висел дым от взрывов, выли сирены тревоги и метроном стремительно отсчитывал секунды. И за этим шумом Миша услышал то, от чего у него кровь застыла в жилах.
Из раскрытого окна на третьем этаже разносилась мелодия скрипки. Резкая и звонкая, она словно старалась перекричать весь внешний шум. Это был Олег, точно он. Кто ещё мог быть настолько безрассудным?
-Сумасшедший! -оторопело подумал Михаил.- Что он там делает?
Он со всех ног бросился к дому, намереваясь притащить мальчишку в убежище. Пробежав несколько метров, Михаил услышал страшный звук. Взглянув наверх, он увидел падающий горящий вражеский самолёт со свастикой на обоих крыльях. И падал он со стремительной скоростью в направлении дома Михаила. Всё тело юноши парализовало от ужаса. А скрипка в окне всё пела и пела, а самолёт всё приближался и приближался…. Скрипка умолкла, оборвав свою песню.
Взрывная волна отбросила Михаила в сторону от дома, теперь уже пылающего багровым пламенем. Весь мир плыл перед глазами, не давая сосредоточиться. Олег, его маленький брат… Миша не мог поверить, что он никогда… Никогда его не увидит. Разум и сердце отказывались принимать эту «неправильную» информацию. И тут… Между обломков Михаил заметил скрипку. Скрипку, потерявшую хозяина. Парень наклонился и поднял её, осматривая. И в этот момент на него накатило осознание… Брат, его маленький брат никогда больше не сыграет ему песню, никогда не улыбнется… Никогда… Михаил со всей злостью, отчаянием и болью сжал изящный гриф скрипки. Инструмент не выдержал такой напор, по нему противной змеёй расползлась трещина. В его голове звучало одно: » Ненавижу эту скрипку!!!Ненавижу музыку! Ненавижу войну… «
***
Почему он не ушёл оттуда? Почему стоял, продолжая играть? Почему отдал свою жизнь за какую-то непонятную и нелепую идею, которая неожиданно взбрела ему в голову? Ради чего, зачем?
Прошло 45 лет, а Михаил до сих пор не мог найти ответ на эти вопросы. Он крепко сжал в руке музыкальный инструмент, будто пытаясь найти ответ у него. Ответа не было. Мужчина положил скрипку на плечо и взял смычок, проводя по струнам. По воздуху разлился приятный , но немного дребезжащий звук инструмента. Взяв старые ноты, на которых мальчишеской рукой были выведены неровные, кривоватые строчки, мужчина начал играть быструю и торопливую мелодию. Ту самую, последнюю для его брата. Решительная и дерзкая. Она была будто насмешкой над опасностью и войной. Внезапно Михаил резко оборвал мелодию, опустив смычок и застыв в немом осознании. Он понял. Понял, почему Олежа не спустился со всеми, понял, почему этот упрямец отказывался прятаться, понял, что обозначала эта музыка. Его губы тронула лёгкая, но горькая улыбка. «Олежа, неразумный мальчишка, вот значит как ты сражался… Слепой парень, не способный ориентироваться и помочь даже себе, в груди которого билось сердце, полное отваги…Вот, что было твоим орудием для борьбы! Музыка…ах, как наивно, отважно и безрассудно, как похоже это на тебя, братец!»
Михаил аккуратным движением отложил скрипку и подошёл к окну и открыл его настежь. В комнату ворвался свежий весенний воздух, а из раскрытого окна на третьем этаже звучала мелодия скрипки. Скрипка пела торжественно и триумфально, пела уже не о борьбе и сражении, а о победе и мужестве, о скорби по всем погибшим и радости вернувшимся, пела на весь мир о памяти мальчика, чья музыка стала символом отваги и неугасимого пламени сердца.
