У Пса был свой собственный Поэт. Он встретил его случайно на улице, пробегая мимо маленького местного кинотеатра, где тот подрабатывал, подметая дорожки. Для людей он был просто Дворником, но Пёс всё понял сразу: ему хватило всего одного взгляда. Увидев эти глаза, радостные и светлые, Пёс удивился: обычно дворники реагируют на собак по-другому. Этот даже не махнул метлой, а опустился на корточки, положил руку Псу на голову и начал почёсывать. Хвост сам собой задвигался, и Пёс, весело гавкнув, облизал ладонь Поэта. Так они и познакомились.
Поэт был бездомным Дворником и этим очень походил на Пса, правда, в отличие от него, у Поэта была кровать. Она стояла в небольшой каморке за сценой, которую директор кинотеатра по доброте душевной выделил старику. Здесь же находилась мастерская Поэта, в которой он писал стихи, а иногда рисовал постеры к фильмам. Да, вдобавок ко всему Поэт был ещё и Художником.
Когда Пёс первый раз вошёл в каморку, старый дворник тут же усадил его перед собой, достал тетрадь и огрызком карандаша начал быстро что-то набрасывать. Пёс сидел смирно и выжидал, следя за каждым движением руки своего нового друга.
— Гляди-ка, — усмехнулся Поэт, протягивая Псу вырванный листок, на котором тот увидел хорошо ему знакомую собаку. Именно её он встречал каждый раз, глядя на витрины магазинов или пытаясь попить из лужи.
— Это твой портрет, — продолжил старик, надевая рисунок на гвоздь, торчащий из облезлой стены, — повесим-ка сюда.
Затем он отошел, наклонил голову, оценивающе прищурился и, улыбнувшись, подвёл итог:
— Ой, ну не красавец ли?
Пёс обрадовался и залаял, приветствуя Портрета – это слово он принял за имя собаки с картинки. Портрет никак не реагировал, только глядел на Пса своими большими серыми глазами.
С тех пор они стали жить вместе: Пёс на коврике в углу, Поэт на старой кровати с провисшей пружиной, Портрет, неаккуратно продырявленный сверху, над полкой, где старик хранил кисти.
Каждое утро Поэт вставал и уходил махать метлой, что поначалу Псу совсем не нравилось: он хотел как можно больше времени проводить с новым другом. Однако потом Пёс понял: Поэт ходит на охоту. Возвращаясь, дворник всегда приносил собаке что-то поесть, и иногда в его руках оказывались даже такие деликатесы, как сосиски или докторская колбаса.
— Не поработаешь – не поешь, — приговаривал Поэт, кидая собаке большие аппетитные куски переработанного мяса.
Пёс давно знал, что еда никому просто так не даётся, и теперь, осознав, что стал полноценным членом хоть и маленькой, но всё же семьи, решил, что должен тоже приносить пропитание в дом. Начал он со старого и привычного ему места – большого мусорного бака за кинотеатром, где часто обедал до встречи с Поэтом. Уже издалека Пёс почувствовал аппетитный запах чего-то жирного, жаренного в масле, слегка протухшего, но ещё съедобного. Возблагодарив небеса, он запрыгнул в бак и начал с энтузиазмом копать, раскидывая вокруг себя картонные ведёрки с недоеденным попкорном. И вот, наконец, на глубине мусорной кучи показалось заветное лакомство. Пёс аж заскулил от радости: на дне бака в целлофановый пакет были завёрнуты два целых чебурека – такой добычи у него ещё никогда не было.
Схватив пакет в зубы, Пёс припустился искать друга. Дворник оказался неподалёку, и обрадованный зверь, подскочив к нему, положил добычу у его ног. Однако Поэт её почему-то не поднял, только весело усмехнулся и, потрепав Пса по холке, спросил:
— Голодный? Ну, ступай в дом – поешь. А здесь сорить не вздумай.
Пёс послушно ухватил чебуреки и отнёс их в каморку. Один он тут же съел сам, а второй аккуратно уложил на угол стола и стал ждать.
Вечером Поэт пришёл не в самом лучшем настроении, Псу даже показалось, что тот раздражен. Он прошёл мимо стола, и взгляд его упал на подготовленное угощение.
— Так это ты, старик, сделал? Выходит, что так. Раскидал весь мусор на заднем дворе, а мне убирать пришлось, — он уселся на потрёпанный советский диван и, скинув обувь, вытянул ноги, — нехороший ты мальчик.
Пёс виновато потупил глаза. Поэт молчал, о чём-то думая, а зверь сгорал от стыда.
— Так это ж ты меня накормить хотел, — вдруг дошло до дворника (он заметил оставшийся чебурек), — эх, друг, что ж мне с тобой делать… Доедай уж сам. И спасибо тебе.
Он взял лакомство со стола и протянул Псу. Тот радостно запрыгал и схватил его зубами. Добрый старик улыбнулся, и на глазах его проявились слёзы умиления:
— Спасибо тебе. Только больше так не делай. Я постараюсь сам нас обоих прокормить.
Через некоторое время Пёс всё-таки сумел найти себе работу, и мысль о том, что он получает еду, не прилагая никаких усилий, перестала его мучить. Вооружившись тем, что вручила ему природа, а именно крепкими острыми зубами, и отбросив все стереотипы, Пёс занялся выловом мышей и других мелких пакостных вредителей, которые абсолютно беспрепятственно бегали по комнате, топтали своими мерзкими лапками еду и шастали по кровати. Не брезговал он и тараканами, которых в кинотеатре было в достатке. Пара сильных дёсен успешно делали своё дело: щёлк-щёлк, и неосторожное существо тут же оказывалось в глотке сурового зверя. Пёс всех их сразу съедал: несколько попыток поделиться добычей с Поэтом закончились неудачно. Однако, несмотря на то, что тот наотрез отказывался даже пробовать сырую мышатину, Пса он всегда хвалил и поощрял, чем мог.
Так они год за годом проживали вместе: гуляли, занимались своими делами, смотрели по вечерам кино на громоздком мерцающем ящике и, конечно, творили. То есть писал Поэт, а Пёс, свернувшись калачиком, лежал у его ног и смотрел своими большими сверкающими глазами, как старик водит шариковой ручкой по чистому листку, заполняя его непонятными для собаки символами. Пёс чувствовал некую сакральность момента и замирал, не решаясь даже дышать.
Никто, кроме Пса, не знал об увлечении старого одинокого дворника, никто не слышал о его творениях, да тот никому о них и не рассказывал. А Пёс их очень любил. Иногда Поэт читал ему свои стихи вслух. Зверь заворожённо вслушивался в каждое слово и будто сам проживал своим собачьим сердцем каждую строку.
— Проходит старость, и уходит страсть,
И я разочаровываюсь в жизни,
Но ты, мой друг, стучишь ко мне опять
И весело кричишь: «А ну, не кисни!», —
с выражением произносил Поэт, размахивая тетрадью.
— Это про тебя, дружок, — продолжал он, трепля Пса по обвисшему тёплому уху, — что ж я без тебя, такого хорошего, делал бы? Умер бы в одиночестве, да и дело с концом. Никто б на моей могилке не поскулил…
Пёс был такого же мнения. Он вспоминал свою прошлую жизнь, вспоминал ночи в холодных подъездах, сердитые лица людей, пинки, помойки и питание через день, вспоминал драки с другими собаками, искусанные морды, погони за котами и мокрые улицы большого города. Потом он смотрел и сторонам и видел нагрётую чугунную печку, тёплую еду, мягкую кровать и аккуратно постеленный коврик.
«Замёрз бы я где-нибудь, и никто обо мне не вспомнил. Увезли бы и скинули в реку, чтоб на улице не валялся», — думал Пёс, с благодарностью глядя на хозяина.
«Мог ли я вообще когда-либо подумать, что буду так жить? Что у меня, уличной шавки, появится свой Человек, да ещё и Поэт? Мог ли я даже мечтать о том, что когда-то кто-то будет любить меня и чесать за ухом, хвалить за пойманную мышь и кормить колбасой?» — раз за разом задавался он вопросами, пока старик читал ему свои работы.
Поэт хранил их в толстой жёлтой папке, которая регулярно пополнялась. Он мечтал однажды показать их миру, но отнести в издательство никак не решался.
— Вот ещё стихов поднакоплю и отнесу, может, хоть что-то напечатают, — объяснял он Псу, словно оправдываясь, на что тот лишь вилял ему хвостом, пытаясь сказать, что во всём поддержит друга.
Шли года, Поэт старел, да и Пёс себя уже чувствовал не лучшим образом, а тетради всё ещё пылились на полке, иногда расчехлялись, перечитывались, исправлялись, переписывались, дополнялись, желтели, рвались, какие-то даже выбрасывались, а на их месте появлялись новые. Жёлтая папка обтрепалась и приобрела грязно-горчичный цвет. Там и тут на ней появились отпечатки собачьих зубов: Пёс лично приносил её хозяину и считал это особой привилегией.
Однажды произошло то, что обычно случается со старыми людьми: Поэт почувствовал, что умирает. Словно волной нахлынула на него эта мысль, и он, снова достал папку, перебрал её, сложил все тетради в стопку и, сунув всё в толстый винтажный портфель, произнёс:
— Пора.
Пёс всё понял. Поэт идёт заявлять миру о себе.
— Ну, друг мой, скоро у нас будет всё, — уверенно продолжил старик, — ну-ка, дай лапу.
Пёс послушно пожал хозяину его сухую старческую ладонь, и тот, ещё раз махнув не прощание, вышел из комнаты. Зверь тут же подбежал к окну и долго потом смотрел уходящему в даль Поэту. Что-то судьбоносное происходило в тот момент.
Вернулся старый Поэт поздно вечером. Лицо его поблекло и истощилось, да и в целом выглядел он очень плохо. Неожиданно повернувшись к закоптившейся буржуйке, он швырнул свою папку туда, и маленькие огоньки пламени, передавшиеся бумаге от дотлевающих углей, начали лизать рукописи. Пёс тут же рванулся к печи и, обжигая пасть, выдернул папку, бросил на пол и начал затаптывать неразгоревшийся огонь лапами.
— Брось ты это дело, — мрачно вздохнул Поэт, — эти жалкие работы ничего не стоят. Они сказали мне, что не напечатают ни одной из них, — добавил он, падая на кровать.
Пёс, тихо поскуливая, подошёл к нему и начал лизать руки.
— Я посвятил этому творчеству всю жизнь, но оно оказалось никому не нужным, — продолжал старик.
«Мне, мне мне нужны твои стихи», — тявкал верный зверь, плача вместе с хозяином.
— У меня нет ничего, друг, все мои жизненные цели обратились в прах. Я стар и жалок.
«Но у тебя есть я, помнишь? Я всегда буду с тобой», — напоминал ему Пёс, залезая дворнику на колени.
— Да, родной, у меня есть ты, — вдруг ответил ему Поэт, будто поняв его, — и это даёт мне стимул жить.
Потом он встал, взял листок и карандаш и, как тогда, в первый день знакомства, начал рисовать. Затем подошёл к стене и наколол новый рисунок на тот самый гвоздь, где много лет назад висел Старый Портрет.
Новый Портрет оказался куда лучше. Теперь с него смотрели двое: Пёс и его Поэт. Старый зверь вдруг сразу их узнал и почувствовал, как из глаз что-то медленно начинает стекать по морде. Но разве собаки плачут? Иногда. И лишь некоторые.
«Портрет – это чувство, застывшее в моменте», — объяснил себе Пёс значение этого слова.
Затем он залез на койку к Поэту, свернулся калачиком, и они уснули, счастливые от того, что есть друг у друга.
***
С тех пор минуло много лет. Я до сих пор уверен, что всё было именно так. Что эти двое доживали свои последние дни в этом мире без грусти и неприятностей. И что теперь они всё ещё вместе, но уже там, где грусти не бывает вообще. Там, где счастье длится вечно. Они сидят, обнявшись у берегов мифической реки, и тёплый ветер колышет мягкую собачью шерсть. Кто знает, кто знает…
Я услышал историю этих двух друзей от хозяина кинотеатра, который оказался так добр, что позволил осмотреть мне каморку Поэта. В тот день я аккуратно снял Новый Портрет со стены и вложил его в почерневшую папку, которую затем унёс с собой. Прав был классик: рукописи действительно не горят.
А поэты не умирают. В этом я убедился, когда поставил на полку только вышедший из типографии сборник стихов, с которого на меня вновь смотрели двое. И в этот момент у Поэта появилось Имя. И каждый раз, когда я его слышу, то вспоминаю, что жил однажды один Пёс, и был у него свой собственный Поэт…
