XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Здравствуй, Валя.
Добралась война и к нам. Кузьму забрали, он дюжий парень, но я переживаю. Писем почти не шлёт, но оно то понятно – не до писем. Славка слабеньким на свет появился. Боялась не окрепчает – обошлось. Люська с Нинкой маленькие еще, но Славика не на кого оставить, так они с ним сидят. Я ему хлеб в марлю укутала, чтоб не кричал. Детки по двору ходят, опасно их отпускать далеко. К словцу, приглядывай за своим Колькой, боюсь сбежит. Памятуешь, как он к отцу рвался? Страшно это Валя, но не наши заботы.
На заводе стали давать меньше хлеба, ничего, думаю протянем. Это лучше, чем под обстрелом, верно?
Вот помятую, сын моей знакомой, Ирины Колобаевой, пытался с фронта бежать. Поймали парнишку, жалко его. А ведь славным был, я его лет так с 5 знавала. Боязно, наверное, стало, 17 все-таки, однако наказание ещё жестче было, Ирина сказывала:
Когда пришла повестка Васяше, он был рад. Для него война – была поводом какого-то совершенно необязательного доказательства, мол вот, поглядите, какой я, а вы в меня не верили, ошибался он на ее счёт. А я, да верила я в тебя, Васенька… Дело в том, что родился он поздним ребенком, худеньким, да хиленьким. Смотря на него, все мне говорили: вот исчезнет твой Васенька, да никто и не заметит. Но заметили. Оружия мой ни разу в жизни не держал. Как призыв начался, так и ушёл он от меня. Письма получала регулярно. Рассказывал он мне про первые деньки, как в фашистов стреляют (женщина усмехнулась, но было понятно, что ей не до шуток сейчас), так же про дезертиров, как их где-то отлавливают, да не видно их потом. Даже если бы он видел их трупы, то в жизни бы не признал, сам говорит. Кузьму он видел, живого, но только раз. Тот раненных на себе тащил, да когда мой Васенька захотел помочь — скрылся. Потом, когда войска на поле вышли, испугался Вася, нет, не то чтобы струсил, но понял, что вряд ли ко мне вернется. Небо наливалось красным огнем, что ни шаг, то бордовая калужка иль молящее тело, если оно говорило на нашем языке, то надобно было поднять его, если было что, коль иноземный, чужой говор – приказано добить. Как-то Васюша увидел немца, если бы не его бормотание, то ей богу… Ой, то есть точно наш человек, но раз так вышло, что фашист, Вася в него выстрелил. Оказия та ещё, но выбор нет. Поняв, какие ужасы там бушуют — попытался сбежать, не вышло. Тогда-то Васенька, мой Васенька и узнал о том, что случается с дезертирами. Его увели после боя к главнокомандующему. Сказали, что молодой, однако прохвостов лучше истреблять, начинать с корня. Ночью, его привязали к дереву так, чтобы сбежать не смог. Дали в руки ружье, сказав напоследок: Родина не любит предателей, так и ты им не будь. Он и не стал. Вернулся калекой на левый глаз и параличом на правую сторону тела. Двигаться не может, говорит с трудом. Мало ему осталось, ой чую я это…
На этом наш с ней разговор окончился. Молчала она, я тоже.
Валя, как хоть ты? Пиши, ждем от тебя ответа.
С приветом Александра Сидорова.
