22 июня, 1945 год.
Война окончилась, люди вернулись домой, наконец-то наступил мир и вернулась прошлая и спокойная жизнь. Все восстановят, люди продолжат жить и следующее поколение не застанет той горечи, что застали их родители. Даже несмотря на то, что прошлые жизни не вернуть, а в особенности тех, кто ушёл слишком рано.
В холодной и пустой квартире, с драными обоями, худые руки крепко сжимают стопку писем с пожелтевшей бумагой и следами от пролитого чая. Написаны в разное время, но одним и тем же человеком, и посвящены они одной и той же. От Каримова Сергея Павловича для Каримовой Маргариты Олеговны. Пальцы дрожали, пока вытаскивали одно из писем из стопки. Его содержание гласило:
«Моя дорогая Марго, я жду того дня, дабы повидать тебя вновь. Дела обстоят тяжело, но севастопольцы — хорошие люди. Мы держимся, а мысли о тебе придают мне надежду и уверенность в завтрашнем дне. Надеюсь, у тебя дела идут лучше.
31.12.1941.
От Каримова Сергея Павловича для Каримовой Маргариты Олеговны».
Но адресанта больше нет. От этого осознания стало тяжело и пусто. Взор зелёных глаз вновь и вновь гулял по тексту, а голову навещали воспоминания. Совместное времяпровождение, счастливые моменты, нежные касания и танцы на кухне, поддержка после тяжёлой смены в больнице, тоска из-за разлуки, а после — опустошение за словами «приношу свои соболезнования». Слезы выступили на глазах, а в горле встал отвратительный ком, пока дрожь распространилась и дальше по всему телу. Её любовь — мертва.
***
21 июня, 1941 год. Прохладный летний и субботний вечер. День прошёл что ни на есть лучше. Несмотря на рабочую неделю длиной в шесть дней, Марго и Сергей Каримовы успели провести друг с другом время после работы в больнице. Как можно было догадаться, они оба работают в сфере медицины, только Маргарита — медсестра, которую достаточно сильно любят местные пациенты за её приободряющие шутки и доброту, а так же мягкий взгляд зелёных глаз, смотрящихся столь прекрасно на фоне волнистых светло-русых волос по плечи, а Сергей — хирург. Многие узнают его за родинку под глазом левым и очкам на специальной цепочке. На вид Каримов достаточно серьёзен и хмур, но не всегда первое впечатление, основанное лишь на внешнем виде, будет соответствовать действительности характера и личности человека, как и в данном случае.
Дошли до дома они почти молча и в обнимку.
Плотно закрыв обе двери и положив связку ключей на комод в коридоре, вместе пара прошла на кухню. Чайник на плиту, как и кастрюлю с гречкой и тефтелями. Сев за стол, Марго перевела взгляд в окно, откуда открывался вид на двор. Там уже было пусто. Дети не гуляли, в большинстве окон свет не горел вовсе.
—Предлагаю завтра сходить в парк, или на набережную, —завела диалог Марго, переводя взгляд на Сергея. За что они оба любили Ленинград — это набережная, —хочу провести выходной с тобой.
—Обязательно, милая. Но я бы предпочёл отложить обсуждения нашего досуга до завтра, —мужчина мягко улыбнулся, кладя свою ладонь на руку супруги, поглаживая её, —у нас с тобой ещё достаточно времени.
—Мне кажется, с тобой мне хватит только вечности. Я бы предпочла провести её с тобой, —девушка устало улыбнулась, —люблю тебя.
—И я, любовь моя.
Чайник издал громкий свист, оповещая о том, что закипел.
Это воспоминание было последним перед тем, как Сергея послали в Севастопольский госпиталь, и обстоятельства разлучили их, так и не сведя вновь.
***
15 августа, 1941 год.
Прошел месяц с лишним после начала войны, и того, как Сергей уехал в Севастополь.
—Доброго вечера, —поздоровался раненый мужчина и бывший солдат с койки, сразу переводя взгляд с книги на вошедшую медсестру. Марго окинула его дружелюбным взглядом с синяками под глазами из-за усталости и отсутствия хорошего сна, и подошла к койке, подвигая табуретку и садясь на неё.
—И вам, Александр. Как ваше самочувствие?
—Стало лучше. Но все еще не могу привыкнуть к тому, что теперь у меня нет одной руки.
—Время лечит, —Каримова мягко, но с натяжкой улыбнулась, складывая руки на коленях, —в прошлый раз я так и не успела поинтересоваться, как именно вы потеряли руку?
—Скажем так… Реакция и скорость подвели, очень не вовремя, —мужчина со шрамом на губе усмехнулся, не отрывая карих глаз от медсестры, —а где ваш муж? —Александр указал на кольцо на безымянном пальце.
Марго напряженно сглотнула образовавшийся ком в горле, тяжело вздыхая.
—Его командировали в госпиталь в Севастополе вскоре после того, как началась война. Ситуация там тяжелая, потому я даже писем от него не получаю, на сей момент. Надеюсь, с ним все будет в порядке.
—Оох, Севастополь… —мужчина задумался, а улыбка на его лице сменилась тем, что он закусил нижнюю губу в процессе мышления или вспоминания чего-то, наконец говоря, —моего младшего брата послали туда. Будет интересно, если мой брат и ваш муж пересекутся.
—Лучше бы ваш брат не получал серьезных ранений.
—И то-верно.
За время того, как мужчина находился в больнице, у Маргариты и Александра образовалось чувство вроде дружбы. Подружились они, в том числе, и за счёт того, что близкие их в одном городе за приличное расстояние, а связи с ними никакой. Живы ли они, здоровы? Ни единого письма, ни телефонной связи. Но роль сыграла и общительность Александра вместе с добродушностью и заботливостью Марго, которая любезно интересовалась состоянием своих пациентов. Они делились воспоминаниями, историями с довоенного времени, а Александр историями с фронта и товарищами, вперемешку надеждами на будущее, частично подбадривали друг друга, но все время вместе не могли быть, что предельно ясно всем. Он рассказывал о брате, она о муже. Александра выписали. После этого они решили не прерывать свою связь, держась вместе и став друг для друга второй опорой, после желания, наконец, встретить своих близких после окончания войны, крепко обнять и расцеловать, осознавая, что все наконец закончилось.
Но нагрянула следующая беда, а именно — 8 сентября 1941 года. Блокада Ленинграда.
***
7 декабря, 1941 год.
Блокада длилась уже четыре месяца, начиная с начала сентября. Александра пусть и выписали, но он остался в Ленинграде и держался вместе с Маргаритой. Их дружба стала крепчать, а спасались от голода, ужасного зимнего мороза и бомбардировок с обстрелами они вместе, помогая остальным гражданам Ленинграда чем могли и когда могли. А особенно учитывая то, что Александр Бондарев был бывшим военным, когда же Марго Каримова медсестрой — каким никаким, уважением и благодарностью они пользовались.
В этот холодный и страшный вечер они помогли раненой матери с сыном добраться до бомбоубежища, когда начался очередной обстрел. Люди уже сбились со счета, сколько их было только за ближайший прошедший месяц. Места на лавочке они свои отдали, потому сели на полу, облокачиваясь о бетонную стену сзади. Бондарев постелил для Маргариты свою шинель на полу, чтоб она не простудила почки. Каримова в ответ поделилась с ним шарфом, попутно пытаясь согреть окоченевшие бледные руки.
—Помнится, когда я был пятилетним мальчишкой, я постоянно пытался присвоить себе отцовскую шинель, —Александр наигранно усмехнулся, улыбаясь, пытаясь приободрить спутницу, —он всегда говорил что придет время, и у меня будет своя. Сейчас бы я без раздумий отдал её вам, Марго.
В это время взгляд Каримовой был направлен на напуганных детей, прижимающихся к матерям, на мужчину, который успокаивал запаниковавшую жену и двух детей, лет 13-ти, которые пытаясь сохранять самообладание, играли в ладушки.
Взрыв. Ударная волна прошлась, заставив снова затрястись здание вместе с люстрой, которая висела на потолке бомбоубежища. Каримова прижалась к Александру.
—Вы все так же сохраняете оптимизм в подобной ситуации, когда мой начинает тлеть. Я восхищена, но сейчас не в настроении думать в принципе, —после этих слов она прикрыла веки, вновь вспоминая о супруге. Любимый и родной человек, такой нужный сейчас Сергей, находящийся в другом городе в госпитале. Интересно, писал ли он ей письма, пытался ли связаться, думал ли о ней?…
Тоску она переживала тяжело, как и все навалившееся события, пытаясь остаться стойкой женщиной для окружающих, при этом плача по ночам, когда удавалось вздремнуть. Письма она писала, но отправить возможности не было. После же перестала, сосредоточившись на том, что происходит вокруг неё. Иногда себе под нос Марго начинала читать молитвы, представляя то, что возможно войну она переживет, а после Сергей вернется домой. Такой любимый, нужный, живой. Вероятно, покалеченный, из-за стресса поседевший, но это всегда лучше бездыханного тела, захороненного в трёх метрах под землёй. Александр разделял её переживания, думая о брате и матушке, которая так же находилась в другом городе. По его словам, где-то в Украинской ССР, жила его мать. Позже выяснилось, что невесты не было, и планировал Бондарев как с войны вернется — найти свою любовь и, наконец, жениться, уйдя в гражданские. Не взирая на тревогу и свою горечь, Александр обещал той медсестре, что подняла его на ноги, — она будет жить, и он проследит за тем, чтоб она пережила весь ужас, а после жила счастливо и спокойно.
Слышится громкий свист. Новый взрыв. Тело задрожало, а от испуга Каримова широко раскрыла глаза. Поспать сегодня вряд ли выйдет.
***
9 мая, 1956 год.
Женщина возлагает цветы на могилу, тоскливо глядя из-под светлых ресниц, устало вздыхая.
—Буду ждать у выхода с кладбища, любимая.
—Хорошо. Я… Не долго, —на губах, накрашенных красной помадой, расцветает мягкая улыбка. Мужчина кивает и уходит, оставляя ту одну.
Каримова Маргарита Олеговна пережила блокаду, а по мере её, вела заметки, которые в конечном итоге порвала на мелкие кусочки, избавившись. За это время она стала более стойкой и упрямой, но её доброта не исчезла. Она пережила дальше больше — Маргарита пережила абсолютно всю Великую Отечественную войну, от её начала, до конца. Она выжила. Та может ходить по земле, слушать счастливые голоса людей и яркие возгласы детей, наблюдать за жизнями других и за тем, как СССР восстанавливается, а народ показывает, насколько же он силён, его не сломить
После же Каримова узнала, что её супруг погиб во время бомбёжек войск нацисткой Германии. Это стало тяжелым ударом. Ей доставили письма, которые он писал для неё одной и единственной, она перечитала их всех, и сохранила как важную память о своём муже. Все это время он не забывал о супруге, даже если отправить письма все же не сумел.
Через несколько лет она повторно вышла замуж за преподавателя физики в университете, Григория Краснова. Маргарита, став Красновой, родила сына и прожила долгую жизнь. Полюбить как раньше она не смогла, но с семьёй всегда оставалась добрым и нежным человеком. Наблюдала за тем, как рос её сын, а после и внуки. Письма оставила при себе, а после рассказывала истории о войне и до неё. Марго жалела, что тогда не успела насладиться по-настоящему счастливым временем, и вовремя не ценила всего, что имела достаточно сильно. Она винила себя за это. Эта недосказанность осталась с ней вплоть до начала 90-годов 20-го века, письма она передала родственникам.
