Промозгло с неба скапывает скорбь о солнце,
Всё больше хмурясь тучей и лишая дни
Тех сладостных лучистых отголосков,
Реинкарнируя степенно жизнь в ледник.
Здесь весь ажур в тумане, распылённом крошкой,
Молчит, застыл, раскинувшись в лета веков.
За всяким уголком комочек зябших кошек,
Да лучик света сразу удалился – был таков.
Бездомный люмпенский народ скитается бездушно
И просит, и молит о двух рублях на существо,
Но слыша отрицание, идёт назад послушно,
По тихой оскверняя всех, шурша в ногах листвой.
Скрипя, проносится метро в подземных катакомбах,
Летит и мчится старый развалившийся вагон.
Здесь свет желтеет, как с куренья пломбы,
А наверху кричит и злится дождика жаргон.
Врасплох повергнутый большими каплями массива
Несётся без зонта, обветривая плотность губ,
На пару инженер немыслимо красивый,
Но если внутрь заглянуть, в душе он – книголюб.
Трепещет граммофон в разваленной гостиной,
Вопит глухими криками пустующий гараж.
И люди строятся в рядочек длинный,
Смотря на след от мимо проходящих барж.
Томится в занавесе ночи серого оттенка купол,
С него стекает в сумраке отчётливый момент.
И уезжать отсюда было как-то глупо,
А значит я вернусь, не взяв на выезд документ.
