«Мир окунулся во мрак! Наступили темные времена!» ‒ подобные заявления не новы. Но глашатай, с нетерпением ожидающий прихода Антихриста и призывающий к покаянию, и газетчик, сеющий зерна смятения в ожидании большого спроса на тревожные новости, никогда еще не были так близки к истине.
Теперь это весьма остроумная игра слов, а не навязчивая идея человека, возомнившего себя вестником Судного дня. Констатация факта, а не подходящее для заголовка выражение, бессодержательное, но притягивающее внимание.
Итак, человечество больше не способно различать цвета. И я до сих пор не знаю, как это произошло на самом деле.
Противники ГМО утверждают, что генетические манипуляции сыграли с человечеством злую шутку, и повсеместное использование генетически модифицированного сырья стало ошибкой, впрочем, ими предсказанной. Мечтатели, взгляд которых всегда был обращен в космос, думают, что таким образом подали о себе весточку инопланетяне, и ждут дальнейшего развития событий. Мнительные персоны строят теории заговора. Тем временем некоторые государства объявили чрезвычайное положение и закрыли границы, чувствуют себя уязвимыми как никогда прежде, другие делают ставку на объединение перед лицом непредвиденной ситуации и призывают к международному сотрудничеству.
Я не знаю наверняка, как это произошло, но склонен цепляться за версию, предложенную моим знакомым гляциологом: иронично, но возвращение зеленого цвета Гренландией стало причиной потери цветового зрения.
Гренландия освободилась от оков льда и предстала перед людьми в обличии, некогда увековеченном викингами в названии этого острова; тогда же в атмосфере был зафиксирован газ, ранее неизвестный, теперь его атмосферный слой пропускает лишь свет с какой-то определенной длиной волны. Я не знаю, какой именно, да это и не важно. Один цвет для человечества стал мерой света и тени.
Я уцепился за эту версию, потому что метаться из стороны в сторону утомительно, а в критической ситуации, как известно, душевные силы стремительно иссякают.
На самом деле, тогда, то есть полгода назад, меня мало интересовали причины произошедшего. Я потерял цвет и оплакивал его. Наяву. Но мне снились цветные сны, и я был счастлив обрести в царстве Морфея прежнюю жизнь, как бы это ни было парадоксально.
Но теперь что-то изменилось: вероятно, память мне неверна. Красочные образы затухают, поэтому я и взялся за перо.
Летопись произошедшего пусть составляют другие. Тысячи людей, мои коллеги журналисты и писатели, описывают, как изменился мир; восхваляют нашу способность к адаптации, изобретательность обывателей и сильных мира сего; пространно размышляют о смене приоритетов и новой философии. А я хочу рассказать свою историю, запечатлеть на бумаге дорогое воспоминание, чтобы позже возвращаться к нему и, признаюсь, чтобы мои скромные заметки обрели читателя, а цвет не канул в Лету.
* * *
Оранжевый. Именно с него начинается мой день. Солнце подглядывает из-за жалюзи и тянет луч, чтобы пощекотать сомкнутые веки. Я силюсь вспомнить прерванный будильником сон, освобождаясь от уз запутавшегося одеяла, размыкая объятия. Утренняя зарядка по привычке, она давно не бодрит. Тот сон, скорее всего, навсегда ускользнул в небытие, я оставляю попытки уловить его нить и думаю о том, что должен принести день насущный, любуюсь игрой солнечных зайчиков.
Следующий цвет-спутник моего дня ‒ коричневый. В нем смешались аромат кофе и поджаренного тоста, вкус какао и красного винограда, а также вкус слегка кисловатый и пряный, аналог которому я не берусь подобрать.
Синий. Волнующийся поток людей в метро в час-пик подобен приливам и отливам, с той лишь разницей, что регулируются они не небесными телами, а расписанием поездов. Спускающиеся и поднимающиеся по лестницам люди-многоликие звезды, мерцающие, неповторимые. Схемы метро ‒ карты звездочета, мчащиеся поезда ‒ кометы… Ассоциируя синий цвет с мощью океана и бесконечностью неба, я прибегаю к образам природы, связь которых с этим цветом для меня неразрывна, но, боюсь, для моего читателя эта связь не будет очевидной. Поэтому добавлю, что синий ‒ это также холодящий руку поручень. Едва уловимый запах сырости и прохлада. Ветер, врывающийся в открытую форточку, и свист разгоняющегося электропоезда.
Желтый для меня прочно связан с издательством, где я работаю. Замечу: желтая пресса здесь ни при чем. Светлое помещение, в воздухе которого витает головокружительный запах типографской краски и парит сама мысль! Слышатся шорох страниц, мягкие удары пальцев по клавиатуре, телефонные звонки и приглушенный разговор, прерывающийся смехом (какой-то весельчак, вероятно, острит во время кофе-брейка). В издательстве царит истинно творческая атмосфера, одухотворенные лица с озабоченным взглядом собрались здесь, чтобы помочь тексту найти своего читателя. Уютное пристанище слова и мысли, одним из адептов которых являюсь и я, вдохновляет. Не рабочее пространство, конечно, о нет ‒ люди!
Поэтому я расскажу и о людях, двух близких друзьях, разделяющих мое увлечение издательским делом. Нескольких фраз недостаточно, чтобы сотканный из слов образ отражал человека, как недостаточно было бы и собрания сочинений, но мое намерение изобразить цвет требует набросков этих людей. Не поймите превратно, цвета, о которых пойдет речь, олицетворены для меня в дорогих сердцу привычках друзей, а не наоборот.
Красный. Карина, героиня моего рассказа, у которой само имя созвучно названию красного красителя «кармин», кстати, ненавидит этот цвет. И подобное неприятие, весьма бурно проявляющееся (она буквально избегает красных вещей), способствует тому, чтобы описать цвет через её образ. Красный для меня ‒ цвет сильного чувства и эмоциональности. Каринам‒ эффектная девушка, на которой безупречно сидят строгие деловые костюмы (и она знает об этом). Её стиль письма ‒ ёмкие суждения, полные остроумия и даже язвительности, её меткие выражения попадают в точку и задевают простаков, уверовавших в свою гениальность. Среди друзей она ‒ душа компании, чей заливистый смех заразителен, а посторонние сочтут Карину резкой в обращении девушкой. Как известно, нет розы без шипов.
Зеленый для меня воплощен в Алексее, на первый взгляд полной противоположности Карины. Леша ‒ мягкий человек с прямым, таким добродушным, моментально располагающим к себе взглядом, прямо-таки провоцирующим на доверительный разговор! Леша в издательстве известен как самый тактичный редактор, не имеющий в истории своей работы ни одного конфликта с автором не потому, что идет на уступки, а потому, что умеет ненавязчиво убедить в необходимости правки писателя, ревниво оберегающего каждое слово рукописи. Его рабочее место окружено горшочками с фикусами, это самый живой уголок в издательстве; забавно наблюдать, как Леша, высокий молодой человек атлетичного телосложения, поливает растения из крошечной лейки и рыхлит почву игрушечными граблями. Такой вот он, Леша. Заботливый, добрый малый.
Фиолетовый, вечерний, сказочный цвет. Я возвращаюсь пешком домой и наблюдаю угасание красок, смягчение тонов, потухающий закат и людей, смахивающих с себя усталость, отставляющих заботы рабочего дня позади, жадно впитывающих вечернюю свежесть. Зажигаются звездочки-фонари; доносится музыка из ресторанов и кафе, в которых теплый свет призван создать уют, комфорт и расположить к беседе, и клубов, сияющих флуоресцентными огнями; вспыхивают люстры в квартирах, мигает пламя свечи… Этот свет оттеняет чернильную ночь, такую глубокую, бесконечную. Ночь притягивает меня, ведь она как будто средоточие слов, запутанных, зачеркивающих друг друга, переплетенных, связанных. Наверное, моя профессиональная деформация подсказывает мне это впечатление. И я спешу на свет, на огонек моих друзей, к людям, к миллионам сложных оттенков, которые мне предстоит разгадать и определить.
* * *
Мой очерк завершен. Воспоминания о цветах и ассоциации с ними ускользнули от меня. Но я рад, что успел воссоздать неканоническую радугу из своих зарисовок, теперь эти семь цветов будут сопровождать меня на черно-белом пути, их я различаю четко, потому как они пережиты мною, прочувствованы. Большой удачей будет, если хоть один из них отзовется цветовым воспоминанием у читателя, зато этот текст может считаться свидетельством того, что цвет был чем-то большим, чем мы привыкли думать, он был впечатлением. Некоторые умаляют его значение, чтобы справиться с потерей. Напрасно. Мне кажется, что пренебрежение и показное равнодушие, пусть и к постороннему предмету, разделяют людей.
Призываю искать цвета друг в друге.
