В одном из самых красивых отелей на улице Нев-де-Матюрен в половине одиннадцатого вечера две женщины сидели у камина в будуаре, что был обтянут голубым бархатом с нежным мерцающим блеском, изготовленным французской промышленностью только в последние годы. У дверей, на рамах, мастер задрапировал мягкие кашемировые занавески такого же синего цвета, как и стены. Серебряная лампа, украшенная бирюзой и подвешенная на трех цепочках восхитительной ручной работы, спускается с красивой розетки посередине потолка. Декор продуман до мельчайших деталей, вплоть до этого самого потолка из голубого шелка, украшенного звездами белого кашемира, длинные плиссированные полосы которого на равных расстояниях ниспадают к полу в виде портьер, закрепленных жемчужными подхватами. Ноги натыкаются на дорогую ткань бельгийского ковра, мягкого, словно трава, серый фон которого усеян голубыми букетами.
Резная мебель, изготовленная из палисандры по всем канонам старого времени, своими богатыми тонами подчеркивает причудливость этого гарнитура, который, как сказал бы художник, слишком размыт. Спинки стульев и кресел призывают публику рассмотреть свои мелкие узоры, выполненные в великолепных белых шелковых тканях, расшитых голубыми цветами в изящно-обильном обрамлении искусно вырезанной листвы.
По обе стороны оконной рамы — полки, демонстрирующие тысячи своих драгоценных мелочей — «цветы» механического искусства, родившиеся в огне мысли. На камине из тюркина расположились самые безумные фарфоровые изделия старой Саксонии: пастухи, что отправляются на вечную свадьбу с изящными букетами в руках, разновидности немецких и китайских изделий окружают платиновый маятник, украшенный арабесками. Чуть выше сияют ребристые бокалы из Венецианского стекла, в окружении рельефных фигур из черного дерева и вещиц, привезенных из какой-то старой королевской резиденции. Два плантатора тогда распродавали элементы больной роскоши своих оранжерей: бледные божественные цветы — жемчужины ботаники.
В этом холодном, аккуратном, чистом будуаре, как если бы он был выставлен на продажу, вы не нашли бы хитрого и капризного беспорядка, который раскрывает счастье. И тогда — там все было в гармонии, потому что обе женщины плакали. Все казалось страдающим.
Имя владельца — Фердинанда дю Тийе — одого из богатейших банкиров Парижа, оправдывает ту безудержную роскошь, что царит в отеле, и которой этот будуар может служить в качестве ключевой концепции…
Dans un des plus beaux hôtels de la rue Neuve-des-Mathurins, à onze heures et demie du soir, deux femmes étaient assises devant la cheminée d’un boudoir tendu de ce velours bleu à reflets tendres et chatoyants que l’industrie française n’a su fabriquer que dans ces dernières années. Aux portes, aux croisées, un artiste avait drapé de moelleux rideaux en cachemire d’un bleu pareil à celui de la tenture. Une lampe d’argent ornée de turquoises et suspendue par trois chaînes d’un beau travail, descend d’une jolie rosace placée au milieu du plafond. Le système de la décoration est poursuivi dans les plus petits détails et jusque dans ce plafond en soie bleue, étoilé de cachemire blanc dont les longues bandes plissées retombent à d’égales distances sur la tenture, agrafées par des fées de perles. Les pieds rencontrent le chaud tissu d’un tapis belge, épais comme un gazon et à fond gris de lin semé de bouquets bleus.
Le mobilier, sculpté en plein bois de palissandre sur les plus beaux modèles du vieux temps, rehausse par ses tons riches la fadeur de cet ensemble, un peu trop flou dirait un peintre. Le dos des chaises et des fauteuils offre à l’œil des pages menues en belle étoffe de soie blanche, brochée de fleurs bleues et largement encadrées par des feuillages finement découpés.
De chaque côté de la croisée, deux étagères montrent leurs mille bagatelles précieuses, les fleurs des arts mécaniques écloses au feu de la pensée. Sur la cheminée en turquin, les porcelaines les plus folles du vieux Saxe, ces bergers qui vont à des noces éternelles en tenant de délicats bouquets à la main, espèces de chinoiseries allemandes, entourent une pendule en platine, niellée d’arabesques. Au-dessus, brillent les tailles côtelées d’une glace de Venise encadrée d’un ébène plein de figures en relief, et venue de quelque vieille résidence royale. Deux jardinières étalaient alors le luxe malade des serres, de pâles et divines fleurs, les perles de la botaniques.
Dans ce boudoir froid, rangé, propre comme s’il eût été à vendre, vous n’eussiez pas trouvé ce malin et capricieux désordre qui révèle le bonheur. Là, tout était alors en harmonie, car les deux femmes y pleuraient. Tout y paraissait souffrant.
Le nom du propriétaire, Ferdinand du Tillet, un des plus riches banquiers de Paris, justifie le luxe effréné qui orne l’hôtel, et auquel ce boudoir peut servir de programme.
