— Ну что ж, — протянул врач, и мне показалось, что стало слишком жарко, — у вас все признаки туберкулеза. Я не могу сказать наверняка, но…
В комнате повисло напряженное молчание. Никто не нуждался в продолжении фразы, но мужчина все равно произнес слова, которые я боялась услышать больше всего:
— Вам осталось недолго.
Он тяжело вздохнул и потер переносицу.
Я запоздало поняла, что плачу. Слезы текли по щекам, и я пыталась глотать воздух ртом, чтобы не издавать громких звуков. Хельга подошла сзади и неловко приобняла меня за плечи.
Я перевела взгляд на маму. Вместо того чтобы плакать или злиться на судьбу, которая так с ней обошлась, она стиснула зубы и медленно кивнула.
— От этой болезни есть лекарство, но оно ужасно дорогое, и вряд ли вы… — на этот раз врач не стал продолжать, потому что знал, как унизительно нам будет слышать, что мы слишком бедные, чтобы позволить себе лекарства.
Врач встал со стула, взял свой чемоданчик и прочистил горло.
— Месяц или два, — это все что он сказал прежде чем просто уйти, аккуратно закрыв за собой дверь.
Сочувственно поглядев на нас, Хельга выскользнула следом.
Я тут же кинулась к маме, упала на пол и прижалась лицом к ее подолу. На этот раз я не стала сдерживать всхлипы и разрыдалась. Мама нежно поглаживала меня по голове, будто умирала не она, а я. Неожиданно я почувствовала жгучую ненависть к себе. Почему я такая жалкая? Почему я всего лишь прачка, которая не может помочь матери? Я сжала кулаки, подняла голову и взяла мамины руки в свои. Я должна что-то сделать, хотя бы постараться. Я прочистила горло:
— Я найду деньги, слышишь? Я куплю лекарство и мы обязательно тебя спасём.
Мама лишь улыбнулась и потрепала меня по голове. «Она в меня не верит» — поняла я, и вся моя решительность погасла. Я поднялась на ноги и стремительно вышла из комнаты.
Прошла неделя с прошлого похода в город. В эти выходные я обязана покинуть дворец снова.
