X Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Осенним утром в дивный миг,

Когда все спали в барском доме,

Согнувшись в клин, читал старик,

Как он сказал бы, о содоме

И лжи о настоящем дне

Своей красавице-жене,

Высокой, с гордой статью даме,

Будто украшенной годами.

Старик и балагур Умилин —

Щегол московский, всем дружён

Не был лишен в мозгу извилин,

Любимцем множества княжон

Прослыл и вовсе без помех,

В центре всеобщего вниманья,

Бутыльных пробок громыханья

Он глупость поднимал на смех,

И, молодым прожив полвека,

Вдруг довелось, он человека

С первого взгляда полюбил,

Но сердце разумом смирил,

Женился, духом не поник

Со благородной сединою,

С судьбой совсем уже иною

Не старый — молодой старик.

И в лоне сладостного плена

Аркадий жил. Жила Елена

В любви к супругу своему,

Родивши первенца ему.

И два десятка лет отсель,

Пока года себя сживали,

Жил юный Мишенька — Мишель —

Как его просто называли,

В отца, похоже, озорник,

Хитрец он, но не клеветник,

Твердила мать, что «он не глуп!

Но сердце в шерстяной тулуп

Хоть заверни — в нем доброты,

Самой обычной очень мало,

А часто даже так бывало,

Что и душевной чистоты…»

Во состоянии таком

Родной наскучил ему дом,

И сердца хлад, как ото льдов,

Повел героя молодого

Во даль арктических снегов

И неба седо-голубого,

Дымился рьяно пароход,

Он, начиная томный ход,

Громадой шел в страну метели,

Две-три и двадцать две недели,

И год за годом новый дом,

Мороз и солнце все вселяли

И нечто новое являли

Герою, наградив пером…

В сердце стихии испытанья

И родились воспоминанья.

Простор, как новый мир, огромный,

Прекрасный, как брега Невы,

Бывает целым днем истомным,

А ночью тихой синевы

Нет и следа — лишь завыванье

И леденящее рыданье

Ветров, биющихся о лед,

В ночи невидимых, полет

Свой совершающих, валькирий,

Все обративши в круговерть,

Над теми, над кем властна смерть,

Они не терпят перемирий —

Словно обречены решать,

Кому навеки замолчать…

О, океан! Твое теченье

Сравнимо с божьею рукой,

Оно, как божье провиденье,

Дарует благостный покой,

Как велико твое молчанье,

Сурово грозное рычанье,

С тобою безмятежный сон

Хранит усталый Посейдон,

Но вот тебя вдруг пробудит

В порыве радости игривой

Своей фигурой горделивой

Хвостом о волны синий кит…

«Сейчас ты мне всего родней,

Родней фамилии моей…» —

Думал герой, но тень со светом

Создали вид еще мрачней,

Пугая темным силуэтом,

Иль вынырнул огромный змей,

Свою главу подняв над морем?

«Что ночью показалось горем,

Стало желанным в ясный день,

Когда пропала вовсе тень,

Мы айсберг первый увидали,

И экипаж кричал «ура!»,

В миг позабывши, что вчера

Его мы змеем называли…»