Отражение…. Что это? Те же предметы или всего лишь их копии? А где можно его найти? В воде, в зеркале, в стакане, в серебряной ложке? Да, там тоже можно. Но лучшего отражения вы не найдете нигде, кроме как в глазах других людей. Этот приятный трепет, когда увидел себя первый раз в глазах нового для тебя человека. Это прекрасное чувство, которое расплывается внутри, заполняя каждый уголок души и сердца. И я считаю, что свое отражение таким образом можно увидеть только тогда, когда ты уже отражаешься не только в глазах, но и в душе этого человека. Находишь в нем отклик своего сердца. Увы, мне пришлось испытать это лишь раз в своей жизни.
***
Я живу в небольшом городе, работаю на неприметной работе, получаю свои гроши и не жалуюсь. В нашем городе почти не бывает солнечных и безоблачных дней, всегда пасмурно, часто льет дождь. У людей здесь не видно радости на лицах, потому что ее здесь нет, радость покинула этот скудный городок. Ее не встретишь гуляющей в парке, не застанешь в бедных квартирах горожан, она не расхаживает по улицам, пачкая обувь в грязи. Ее здесь просто нет. Поэтому все попытки отыскать ее здесь — бессмысленное занятие. Поверьте мне на слово, я сам пытался это сделать и не раз.
Я слышал, что радость людям приносит семья и друзья. Но, видимо, мне не суждено испытать этого прекрасное, по словам других, и загадочного для меня чувства — у меня нет ни того, ни другого. Но я не чувствую себя одиноким, ничуть. Каждый раз, возвращаясь домой после работы, я забегаю в булочную, находящуюся напротив дома, в котором я живу. В это время там всегда толпа народу. Все шумят, обсуждают новости сегодняшнего дня. И тогда я вливаюсь в их разговоры. Была даже пара случаев, когда я сам вносил свою лепту в беседу, но меня никогда не было слышно. Мой тихий, неуверенный голос был подхвачен волной общего шума и суеты. Бывало, у меня спрашивали который сейчас час, но я не успевал взглянуть на часы и ответить, и отвечал кто-то другой, более быстрый, общительный и уверенный, чем я. И, может, потом между этими двумя завязывался долгий вечерний разговор. Но я уже их не слушал. Женщины обсуждали какой цвет юбок нынче в моде, дети говорили о своих школьных заботах (как они любили называть свои дела), мужчины делились проблемами по работе. А у меня не было ни дел, ни проблем, ни забот, я просто стоял в очереди в булочной, чтобы купить свежий батон хлеба. И когда доходила моя очередь, я брал этот батон хлеба и довольный, в приподнятом настроении шел домой. Это стало моей привычкой, я не могу назвать ее скверной или плохой, наоборот, это была хорошая привычка: заходить каждый вечер в булочную и вдоволь наслушиваться людских бессмысленных бесед. Это служило для меня некой отрадой, забавой, развлечением. Эта серая, мертвая скука города мимолетно сменялась живыми и цветными разговорами его жителей.
Но вот несчастье – осень. Каждый год она захватывает этот город и накрывает его колпаком тишины и покоя. Готовит город и его жителей к наступающей зиме. Но вместе с осенью приходит самая скверная погода из всех существующих на земле. Это дожди, ветра, туман. Но все это безобразие непременно сопровождается осенней хандрой, но в этот раз не обошлось еще и без болезни. Наверное, промочил ноги по дороге домой или меня продуло от сильного ветра. А возможно, и то и другое посодействовало тому, что я стал чувствовать сильную слабость, насморк и боль в горле, вскоре поднялась высокая температура. Стандартный набор. Врач выписал мне таблетки и отправил на больничный до конца недели. Я лежал, временами что-то читал, но большей части просто спал.
Конечно же, я был не в состоянии обеспечивать себя свежим хлебом каждый вечер. И, разумеется, меня сильно угнетала эта мысль. Но вот однажды в шестом часу вечера мне позвонили в дверь. Это было весьма неожиданно, потому что сложно было вспомнить последний раз, когда кто-либо пользовался этим звонком. Вероятно, на нем был достаточный слой пыли, но моего нежданного гостя это явно не смутило. Он позвонил еще раз и на этот раз мне пришлось встать с постели и открыть дверь. На пороге стоял мальчуган, на вид лет восьми, в руках он держал батон хлеба, завернутый в бумагу. Он протянул мне свертком и быстро проговорил:
— От Софьи из булочной напротив.
После чего он ловко сбежал по лестнице и скрылся из виду, оставив меня на пороге со свертком в руках. Конечно, я был удивлен таким визитом, но также я был рад держать в руках привычный для меня батон свежего хлеба. Я принял этот дар. С того дня я пошел на поправку. Уж не знаю, лекарства ль начали действовать или же этот неожиданный подарок поспособствовал моему скорому выздоровлению.
Я долго думал на счет этой таинственной «Софьи из булочной напротив». Я никогда не обращал внимания на продавщиц и даже не поднимал на них глаза. И думал, что на меня тоже никто не обращает внимание. Но, видимо, это было не так. Я долго пытался ее представить, вообразить, но ничего не выходило. Как будто в эти минуты раздумий я напрочь лишался фантазии. Может, у нее темные волосы, а может, и нет, возможно, у нее высокий рост и стройная фигура, а может, она низкая и полная, вероятно, у нее добрая улыбка и выразительные глаза, или она выглядит как злыдня. Нет, как злыдня она точно выглядеть не может. Может, может, может… В голове одни догадки и предположения, совершенно отсутствует полноценный образ. Но я наверняка знал, что у этой «Софьи из булочной напротив» доброе сердце и глаза, выражающие эту сердечную доброту.
Неделя прошла, кончился больничный и болезнь почти улетучилась. В понедельник я уже вышел на работу. Еще раз убедился в том, что ничего там не меняется и, видимо, никогда не поменяется. Работа – место, неподлежащие переменам, по крайней мере моя. И, конечно, я не пропустил вечерний визит в булочную. Очередь все та же и разговоры в очереди все те же. Вот что еще ни при каких обстоятельствах не подлежит каким-либо переменам – это очередь. И вот я подхожу к прилавку, говорю привычные слова. И тут милый женский голос отвечает:
— Пожалуйста, ваш хлеб. Вас давно не было. Все в порядке?
Я поднял глаза. За прилавком стояла аккуратная молодая девушка. Темные густые волосы, забранные в косу и перекинутые на грудь, грациозные черты лица: острый нос, узкие брови, большие карии глаза, пухлые губы. Она улыбалась, смотрела на меня и улыбалась. Из очереди начали подгонять, поэтому я поспешно забрал сверток с хлебом, отдал деньги и хотел было уже уйти, но все-таки последний раз взглянул на продавщицу. Я посмотрел ей в глаза, мы пересеклись взглядами и… Я увидел в них себя, я увидел свое отражение в ее глазах, этих, и вправду, выразительных глазах. Из очереди опять раздался возмущенный восклик, вероятно, в мой адрес и я ушел, ушел, не сказав ни слова. А ведь она спрашивала о моих делах. Вот дурень! Ты даже слова не промолвил. Идиот. Надо было поблагодарить ее за подарок или хотя бы ответить на интересующий ее вопрос и сказать спасибо за беспокойство, а не стоять и смотреть как полный дурак.
Эти мысли тревожили меня всю ночь и весь последующий день. Но мне так же все время вспоминался этот образ, эти мягкие черты лица, будто все самое прекрасное со всего света собрали и поместили в этот чарующий взгляд, в эти бездонные, притягивающие глаза, в эту милую и сдержанную улыбку. Дорогой читатель, возможно, ты подумал о том, что это была совсем не Софья и это вполне оправданное сомнение. Но я точно знал, что это была она, да, именно она. Никто другой не мог бы побеспокоиться о моих делах, кроме нее, никто больше не мог отправить ко мне того мальчика с заветным свертком, никто кроме нее, кроме Софьи.
Эта девушка очень тронула меня, и я решил ее отблагодарить, что-то подарить. Денег у меня было немного, я копил на новую пару обуви, но решил потратить эти незначительные сбережения на мою спасительницу. Долго я думал, чем же ее порадовать. Решил зайти в ювелирную лавку и сразу же мне приглянулась маленькая недорогая брошь. Это был аккуратный цветок, напоминающий фрезию. Нежные фиолетовые лепестки из мелких камушков блестели на свету. Зеленые листики были еле видны, но придавали цветку свежести. Эта брошка чем-то напоминала мне Софью, возможно, потому что при взгляде на украшение тоже хотелось думать только о прекрасном: о весне, о солнечных днях, о той расплывающейся внутри теплоте. Я купил брошь и покинул магазин. Фрезию завернули в шуршащую цветастую бумагу, которая придавала подарку более праздничный вид. Я был очень доволен покупкой. И я поймал сейчас себя на мысли, что, может быть, я даже в какой-то степени испытывал тогда радость. Да, возможно, это была именно она, радость…
Боролись во мне два чувства: во-первых, я хотел поскорее подарить Софье подарок, увидеть ее реакцию, ее светлую улыбку, но что-то останавливало меня это сделать, какой-то внутренний страх, мандраж. И долгое время, около двух недель, второе преобладало над первым. Я ходил в булочную как ни в чем не бывало, старался не поднимать глаз, не смотреть на милую продавщицу. Но вот пришел день, когда мне это надоело, надоело ждать и бороться с самим собой. И я решился. Решился, как мне казалось, на отважный шаг. В тот день я пошел на работу и еле дождался ее окончания, и направился домой за брошью. Все в тот вечер казалось мне другим: лучше, красивее, сказочнее. Да, опять я чувствовал этот необъяснимый трепет в груди, я принимал это за радость. В улицах пасмурного города я заметил что-то необычайное, необъяснимое, хотя, наверное, ничего не поменялось и оставалось таким же скучным и неприметным, но не для меня. Взяв заветную бумажку с цветком внутри, я выбежал из подъезда и направился через дорогу в булочную.
К тому времени очередь стала значительно меньше. Всего пять человек стояли передо мной, а сзади никого. Нервно перебирал я край цветастой бумаги. Я совершенно не слышал, что говорили люди рядом, о чем говорили, с кем говорили, как говорили… В голове я лишь проговаривал речь, которую скажу перед вручением подарка, представлял ее лицо, перебирал разные варианты ее реакции: радость, недоумение, растерянность, благодарность, злость? И вот, передо мной никого, я выдохнул, шагнул, на секунду закрыл глаза, еще раз выдохнул и поднял голову. Бездонные, чарующие глаза, легкая улыбка, нежный румянец на щеках, тугая коса, перекинутая на грудь, но нет. Ничего этого не было, я увидел женщину преклонных лет. Морщины, щурившиеся глаза, поджатые губы, местами седые волосы, убранные назад. Где она? Где та, ради которой я шел сюда? Где она, где? Почему передо мной не она? Я смотрел, как будто ждал, что сейчас от куда-нибудь выйдет Софья и все будет, как запланировано, все будет, как надо, как должно быть. Но нет, она не вышла, не появилась.
— Брать-то будете чего-то? — хриплым голосом спросила женщина.
— А… Софья… она где? — запинаясь пробормотал я.
— Софья-то? Уехала Софья.
— Как… уехала, куда? — наверное, видно было, как постепенно умирает надежда в моих глазах.
— Так, как наследство-то получила от дядюшки покойного, так и уехала Софья-то.
— А вернется? — оставалась во мне еще капля веры в лучшее, но ее тут же растоптали, высушили, уничтожили:
— А чего ей возвращаться-то? Наследство-то, говорят, большое.
— И адреса нет?
— Нету, нету, добрый человек. Брать-то будешь чего? — Я явно уже измотал старушку своими расспросами.
Я ушел. Возвращаясь домой, я приметил на сколько же скуден, беден, скучен, сер этот город, он прогнил, прогнил изнутри. Какие дурные фасады зданий, глупый желтый свет фонарей. Кто придумал все это? Кому это надо? Зачем, как, почему?.. Я заснул тревожным сном по возвращении домой. Брошь я положил на стол, эта нелепая бумага уже не казалась мне праздничной, это шуршание от нее раздражало меня, хотя совсем недавно успокаивало. Сколько много поменялось во мне всего лишь за один вечер.
Брошь я решил носить у себя на груди в память о той мимолетной влюбленности и как уважение к предмету этой самой влюбленности – Софье. Я искренне остался благодарен ей на всю оставшуюся жизнь за те чувства, которые меня посещали и посещают сейчас при мысли о ней. Благодарен за то, что я испытал радость, настоящую радость, которую так сложно найти. И спасибо за то, что подарила мне мое отражение в твоих прелестных глазах, Софья. Спасибо.
