Тебе 11. Ты с замиранием сердца смотришь, как на некогда светлом голубом небе, в синеве которого любят порезвиться птицы, прорезают облака вражеские самолёты со свастикой на хвосте. Они сбрасывают бомбы на город, желая сравнять его с землёй. Ты видишь, как “свои” истребители стараются избавить Ростов от надвигающейся тьмы и непрерывного сигнала воздушной тревоги, звучащей уже в 3 раз за день и заставляющей жителей вновь искать укрытие…
Тебе 16. Ты мечтаешь коснуться этого огромного бескрайнего неба рукой. Ты проводишь не один час у местного аэропорта, наблюдая, как садятся и взлетают эти невероятные железные птицы, и читая книгу об их устройстве. В этот момент и приходит осознание, кем же на самом деле ты хочешь стать в будущем…
Тебе 23. Ты окончил лётное училище, но страсть к самолётам так и не утихла, лишь только возросла. Каждый раз испытываешь восхищение и трепет, когда видишь новую технику, а особенно, если получается её укротить. Ты грезишь совсем не о медалях и званиях, а об одних полётах, о возможности хоть и ненадолго, но стать ближе к кучерявым облакам и пламенному солнцу.
Тебе 34. Ты советский военный лётчик первого класса, капитан авиации. За столько лет уже успел отслужить на Севере, найти прекрасную супругу, родившую сына, который будет с гордостью носить твою фамилию.
Сейчас твой 668 авиационный полк дислоцируется в Финове, что находится на подконтрольной СССР территории Восточной Германии.
Ты первоклассный пилот, у которого за спиной 1285 лётных часов, умеешь управляться с Як-18, УТБ-2, Ил-28, Як-12 и Як-28, подготовлен как к дневным, так и к ночным вылетам, как в плохих погодных условиях, так и к большим высотам и полётам на сверхзвуковой скорости.
***
6 апреля 1966 года твоё звено получает приказ перегнать самолёты, прибывшие из Советского Союза в воинскую часть, на другой аэродром. И такая задача для столько опытного пилота навряд ли является большой проблемой, скорее так, лёгкая прогулка. Конечная точка — Цербст, от которого до Финова чуть больше 15 минут лёта.
— Это же те самолёты, которые вы 3 дня назад из Новосибирска перегоняли? — спрашивает молодая супруга, как только услышала от мужа о приказе. Ты уже жалеешь, что тогда признался ей, что эти самые истребители еле долетели даже до Финова, барахлил двигатель. А сегодня лётчикам нужно будет закончить операцию.
— Галь, не волнуйся. Всё это время с ними возились техники. Всё будет хорошо, — ободряюще произносишь ты, намереваясь хоть как-то успокоить жену, которая не без повода переживает за твою жизнь.
Ты понимаешь, что уже пора выезжать на аэродром, время не ждёт, но… Что-то по-прежнему удерживает тебя здесь, в этой небольшой квартирке с любимой девушкой.
— Дай хоть я тебя обниму, — говоришь ты, крепко сжимая её в своих руках. Галя отвечает взаимностью , показывая, что тоже не хочет его отпускать. — Знаешь, я так устал, видимо пора уже в отпуск…
Сбежавшее из кастрюли молоко разъединяет супругов, намекая, что время прощаться истекло. Ты проверяешь, ничего ли не забыл. Ключи от дома на месте, документы и кошелёк тоже; мысленно напоминаешь себе на обратном пути купить те самые булочки с заварным кремом, которые продаются в соседнем доме на первом этаже и которые так любит сын.
Надеваешь обувь, начищенную с вечера, крепко завязываешь шнурки. Уже повернул замок и открыл дверь. Единственное, что разделяло их уютную квартиру и внешний мир.
— Галя! — зовёшь уже с порога. — Подойди сюда, пожалуйста, — она не заставила себя долго ждать. — Я люблю тебя, больше жизни люблю, и Валерку тоже, — шепчет он ей на ухо.
— Знаю, знаю… Я тебя тоже, — говорит Галина, держа твоё лицо в своих нежных руках. — А теперь ступай, опоздаешь же…
Кивнув и улыбнувшись на прощание супруге, ты уходишь. Дверь закрывается на ключ.
Ты спускаешься по лестнице, ведущей тебя к очередному заданию, стоишь около машины, переминаясь с ноги на ногу, оглядывая уже ставшим родным, но всё же немецкий дворик, смотришь в утреннее светлое небо с немногочисленными облаками. Стоишь и словно прощаешься с этим всем. В последний раз поворачиваешься к дому и машешь жене, которая провожает тебя взглядом из окна. И садишься в машину, сразу отгоняя все грустные неоправданные переживания. “Это просто задание. Таких было уже не один десяток”, — говоришь сам себе и отправляешься на аэродром.
***
С самого утра вы с напарниками на ногах, в ожидании приказа о вылете, не снимаете костюмы. Чуть ли не каждую минуту смотрите в окно в надежде, что эти чёрные угрожающие облака, которые появились словно из ниоткуда, наконец пройдут.
На часах уже 15:00. И только сейчас поступает приказ начинать.
Вы идёте по взлётной полосе с товарищами, проверенными временем. Ты подходишь к судну, к сверхзвуковому реактивному самолёту — аэродинамичному, с длинным вытянутым носом, с яркими красными “367” на боку. Проводишь рукой по холодному металлу, который так правильно ощущается под кожей, и вдыхаешь этот свежий апрельский воздух. “Ну привет, дружище”, — мысленно здороваешься ты с ним.
Самолёты Як-28п №367 и 383 полностью готовы, баки заправлены топливом до отказа. До пункта назначения — аэродрома в Цербсте — 40 минут, считая с разгона по взлётно-посадочной полосе до полной посадки, — отчеканивает механик.
— Ну что, товарищи, ни пуха, ни пера, — желают удачи капитан ведомого судна Владимир Подберёзкин и его штурман Николай Лобарев.
— К чёрту, — синхронно отвечаешь ты с Юрой Яновым, старшим лейтенантом и твоим напарником.
Лётчики занимают свои места в кабинах. Последние приготовления.
В 15:24 аэродром заполняет рёв, и пара новых истребителей-перехватчиков взмывает в небо. пробив слой облаков, пилоты достигли заданной высоты — 4 000 метров. Самолёты выровнялись, вышли на курс.
Впереди лишь бескрайнее небо, солнце светит ярко, согревая каждого, кто решил подняться так высоко, повсюду белоснежные облака, похожие на вату, облепили всё вокруг.
Сколько не летай, а всё равно будешь восхищаться этой неземной красотой, а первые впечатления от полёта точно забыть нельзя.
Прошло уже 10 минут. Самолёт Подберёзкина идёт ровно… А истребитель с тобой и Яновым на борту вдруг резко повело вправо, он быстро стал терять скорость и проваливаться вниз.
— Отказал двигатель, — по переговорному устройству передаёт штурман.
— Триста восемьдесят третий, отойди вправо, — произносишь ты, не давая волю эмоциям.
По команде ведомый выполняет манёвр, обходя ваш самолёт, и выходит вперёд.
— Триста шестьдесят седьмой, не вижу, где ты? — запрашивает Владимир спустя пару секунд, но ведущий истребитель уже успел заметно отстать.
— Триста восемьдесят третий, маршрут по заданию! Я возвращаюсь! — отчётливо и без колебаний произносишь ты и не оставляешь попытки выправить самолёт.
— Триста шестьдесят седьмой, как ты? — в ответ — тишина. — Триста шестьдесят седьмой, почему не отвечаешь? — тревожится за командира Подберёзкин, но продолжает полёт по приказу.
Отказали оба двигателя. Случилось практически невозможное, ведь они на Як-28 независимы друг от друга.
— Ну же, давай, — приговариваешь ты, пытаясь с помощью системы автономного запуска и кислородной подпитки запустить двигатели.
Не выходит.
— Пробуй ещё! — говорит штурман, со своей стороны прилагая все усилия, борясь за жизнь крылатой машины. Не дать упасть! Спасти! Посадить!
Высота 3 000 метров. Она, как и скорость, падает на глазах. Времени для принятия решения катастрофически мало. Ты ещё не знаешь, что у вас осталось всего 30 секунд…
— Юра, прыгай, — кричишь ты.
Но оба знают, что катапультироваться сейчас — лишь сделать хуже. В этом случае слетит остекление кабины, нарушит центровку самолёта и ещё больше толкнёт его вниз. В таких условиях посадить в одиночку 16-тонную машину практически невозможно, но зато Янов сможет спасти свою жизнь.
— Командир, я с тобой, — мгновенно принимает решение старший лейтенант.
Высота 2 000 метров. Ты то бросаешь вниз, то поднимаешь самолёт в надежде запустить двигатели. Один раз. Второй. Третий. Тщетно. И громадная машина с полными баками топлива прорезает гущу облаков. И под ними на весь горизонт раскинулся Берлин… Оживлённые кварталы, сотни домов, тысячи людей… А ведь они не должны были пролетать над городом, но поломка сделала своё дело, сбив курс.
Высота 1 500 метров.
— Командир, там впереди лес, — сообщает штурман.
— Идём туда, — соглашаешься ты.
Этот пустырь — последний шанс сесть и избежать жертв. Дальше самолёт навряд ли дотянет.
Высота 1 000 метров. Под крылом уже мелькают крыши домов…
— Нельзя, нельзя, нельзя, — твердишь сам себе. — Юра, тебе нужно прыгать сейчас, — вновь отдаёшь приказ ты, чтобы спасся хотя бы напарник, которого дома тоже ждёт жена Надя с дочкой.
— Я остаюсь, — без доли сомнений произносит он, не думая о своей возможной смерти.
Всё ближе и ближе земля, деревья, отчётливо виднеются люди. Кажется, вот-вот и ваше заветное спасение. Но среди зелени вы замечаете кресты. Кладбище. На котором в воскресный день собралось большое количество жителей. И самолёт несётся прямо на них… Бросить управление никак нельзя.
— Смотри, там река, — сообщаешь ты штурману о своём желании посадить истребитель на воду.
Озеро Штёссензе — единственный выход. Но сдаваться сейчас всё равно нельзя.
Внезапно перед ними всплывает немецкая дамба с шоссе, где оживлённо передвигаются машины. Сделав финальный рывок, лётчики тянут рычаги управления на себя. Самолёт, приподнявшись над дамбой, и чуть не задев грузовик, переваливается через неё и носом ныряет в воду.
Самолёт исчез, уйдя под воду, оставив после себя лишь толпы шокированных жителей Берлина, наблюдавших за катастрофой и оставшихся в живых…
***
Тебе по-прежнему 34. И тебя зовут Борис Владиславович Капустин. Пилот. Командир. Товарищ. Сын. Муж. Отец. Человек, который вместе со своим напарником Юрием Яновым спас Берлин и его мирных жителей. Спасли и, как настоящие пилоты, “влетели” в вечность…
Вас уже мёртвыми англичане, которые хозяйничали в Западной Германии, на чью сторону упал истребитель, достанут из-под воды. Жёны от предложении немецкого правительства похоронить вас здесь, в Берлине, выдать квартиры в центре города и обеспечить пожизненной пенсией откажутся. Ваши тела отправят домой, в Советский Союз…
В последний путь на немецкой территории до самолёта вас проведёт королевский оркестр и сотни благодарных жителей Берлина и других городов Германии, которые отправили свои делегации в знак признательности. Людей с цветами и венками, которые пожелают отдать дань уважения вам, обычным русским парням, будет настолько много, что траурная процессия продлится не один час…
Колонна немецких граждан непрерывно будет двигаться к мемориалу, созданному за рекордное время, чтобы почтить память героически погибших лётчиков.
Погибших. Чтобы жили они…
Об этом, товарищ,
не вспомнить нельзя.
В одной эскадрилье
служили друзья,
и было на службе
и в сердце у них
огромное небо, огромное небо,
огромное небо – одно на двоих.
Дружили, летали
в небесной дали,
рукою до звёзд
дотянуться могли,
беда подступила,
как слёзы к глазам –
однажды в полёте, однажды в полёте,
однажды в полёте мотор отказал…
И надо бы прыгать –
не вышел полёт!..
Но рухнет на город
пустой самолёт!
Пройдёт, не оставив
живого следа,
и тысячи жизней, и тысячи жизней,
и тысячи жизней прервутся тогда!
Мелькают кварталы,
но прыгать нельзя…
«Дотянем до леса! –
решили друзья. –
Подальше от города
Смерть унесём.
Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
пускай мы погибнем, но город спасём!»
Стрела самолёта
рванулась с небес,
и вздрогнул от взрыва
берёзовый лес!..
Не скоро поляны
травой зарастут…
А город подумал, а город подумал,
а город подумал: «Ученья идут!»
В могиле лежат
посреди тишины
отличные парни
отличной страны…
Светло и торжественно
смотрит на них
огромное небо, огромное небо,
огромное небо – одно на двоих!
Роберт Рождественский
