XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Я не помню точного дня, когда это произошло. Было пасмурно, солнце светило, но не грело. Серые дома, словно спустившиеся на город тучи, создавали грустное настроение. Но все уже к этому привыкли. Пустые дороги, скамейки, площадки. Все как-то слилось воедино, стало неким «фоном», «серым шумом» на картине слепого художника. Над городом возвышались бесчисленные трубы Фабрики Разума. Она управляла нашим синтетическим миром вот уже много-много лет….

А я как всегда шел на работу.

Внезапно меня прямо в лицо ударил какой-то скомканный бумажный комочек. Сейчас нет ничего удивительного в том, что мусор так легко кочует по ветру. Его никто не убирает. Я приостановился и стал раскрывать белую бумажку. Интересно, что в ней может быть. Может, даже что-то важное… Я медленно расправил помявшийся лист и увидел четкое изображение какого-то давно забытого мной растения. Зеленый стебель торчал из пушистого круглого облака. На картинке были тщательно прорисованы маленькие белые парашютики, их было много. Необычные зеленые листья, каких я давно уже не видел. Было рядом с облаком и короткое описание цветка, но почти наполовину помятый лист был оборван с правой стороны, и прочитать до конца, что же это все-таки такое, я не мог. В самом верху листа было четко написано «ОДУВАН», а в самом низу «СОРНЯК» и цифра 79. Значит, это страница книги? Я так давно не видел настоящих книг… Их сейчас не издают…

Я перевернул лист в надежде отыскать больше информации о сорняке, но там была уже совсем другая, не менее красивая картинка. Я не сразу узнал ее, точнее. не сразу вспомнил, что когда-то уже видел то, что на ней изображено. Это был огромный луг, переполненный яркими разноцветными пятнами и светом уходящего солнца. И что-то внутри меня резко оборвалось. Я не понимал, на что именно я смотрю, что это за лист и почему он оказался у меня в руках. И что это за растение такое? Почему такое теплое ощущение в груди от этих картинок? А главное – если это 79 страница, значит, должны быть и другие…Что-то давно забытое накатывало на меня, как волна…

Я медленно присел на скамью и разгладил этот лист. Передо мной на картинке был мой город, но какой чудесный! Веселые тропинки вели в зеленые парки и скверы, голубое небо с белоснежными облаками простиралось над землей, разноцветные дома вытягивались стройными линиями, всюду цвели цветы, дети катались на велосипедах, и улыбающиеся влюбленные гуляли, взявшись за руки. Казалось, я даже ощущал свежесть росы и аромат благоухающих растений так явственно, как когда-то в детстве… Видение растворилось, я очнулся. Меня снова окружал реальный мир. Пластиковые деревья со светящимися фонариками вместо настоящих листьев, серые высотные дома – человейники, похожие друг на друга, электромобили и электробусы, снующие, как жуки, туда-сюда… И люди серой лентой шли куда-то по своим делам. Боже! — подумал я. — Они думали, что совершенствуют наш мир. Но каким он стал одинаковым и убогим!». У меня замерло дыхание. А люди все шли и шли мимо. И никому из них не было дела до этого волшебного старого мира. Совсем, как и мне вчера. И позавчера. И год назад. Какой-то «Одуван», почти у меня в руках, почти настоящий, взбудоражил меня, будто встряхнул стеклянный шарик со снегом внутри. И я был в центре этого шарика, смотрел из-за стекла на все происходящее. И загадочный «Одуван» остался только тут, только на этом листе, вырванной из какой-то «Черной книги».

Внезапно я испугался искусственной травы и цветов, хотя видел их каждое утро на протяжении тридцати пяти лет. Я так привык к ним. Ну вот же они, вот! И красные, и белые, и ромашки, и клевер. Глянцевые листья из плексигласа, цветы из новейшей синтетики. Все мертвое. Неживое. Не такое, как на картинке.

Меня никогда не посещали мысли о природе, которая была «до». В то время пока я рос, природа медленно погибала. Это происходило так незаметно. Будто бы постепенно у меня отбирали часть души, которую я не замечал. Будто разматывали клубок ниток. Именно тогда меня как будто и заперли в стеклянный шар с запотевшим стеклом, и я совсем ничего не видел дальше носа. Всем завладели Трубы Фабрики Разума, которые кричали: «Мы — ваше настоящее и будущее! Вы — создатели Вселенной! Да здравствует искусственный рай!»

Я остолбенел. Руки мои похолодели. Я задумался: где все?

Сначала пропала трава. Затем медленно, один за другим стали пропадать деревья и кусты. Воздух стал неприятным. Сейчас мы едим «новую пищу», которая имеет три вкуса (завтрак – «яичная паста», обед – «замороженный борщ», ужин – «пюре с курицей»). На воздухе никто не проводит времени — ведь он тоже стал ненастоящим. Ученые создали заменитель кислорода для людей, ведь живых деревьев не осталось. Насекомые испарились, они не кружатся вокруг нас и не переносят пыльцу. Я почему-то заскучал по комарам, что раньше в детстве ужасно раздражали ночами, не давая уснуть, по страшным жукам и паукам, по красивым селезням и хорошеньким уткам, плавающим в прудах…Где это все?

Я вскочил, встал посередине дороги, посмотрел вверх, на солнце, все еще держа в руках порванный лист. Глаза не заслезились, я не зажмурился. Даже солнце, казалось, было ненастоящим.

Мы сковали себя невидимыми наручниками и живем мыслями, что этот искусственный рай лучший. Мы его создали! Мы и наш РАЗУМ! Мы не помним, как гремит гром, как выглядят тучи, как ливень окутывает тебя с головы до ног холодными струйками воды. Наши дети не представляют, каково это: ощущать дуновение холодного ветра. Они никогда не почувствуют легкого, приятного бриза с океанов и морей. Никогда не увидят их обитателей. Они не смогут пробежаться по мокрой траве и не смогут ощутить и потрогать мокрую землю. Наши дети слабы и больны. Тот мир безвозвратно утерян. Виноваты в этом только мы. И ты. И я. Мы уверились в собственной непогрешимости и могуществе. В собственной силе. И у нас больше не было былой связи с тем миром. С миром, который вызывал у нас чувства и эмоции: спокойствие и умиротворение, тревогу и волнение, любовь и ненависть. Живая природа учила нас осязать и видеть. Даже после того, как от нее ничего не осталось, она учила нас кое-чему еще. Она учила нас ценить жизнь.

А теперь в нашем искусственном мире творился хаос. Это только нам кажется, что лучше нашего упорядоченного мира нет ничего. Мы словно заблудились. Или нас охватила страшная болезнь.

Я стоял, остолбенев, ожидая сам не зная чего. «Все это сон, — думал я, — сейчас я проснусь и увижу свет. Свет настоящий, теплый. Как в детстве. Услышу знакомое жужжание, увижу маленьких муравьишек. А ведь он – муравей — крохотный, ничего не весит, ничего не значит. И он живет и ползет куда-то. Может быть, по дороге он найдет кусочек сахара и отнесет его в свой муравейник семье. А может, муравьишка попадется на глаза какому-нибудь мальчишке, играющему у песочницы, и тот станет разглядывать, как насекомое интересно шевелит усиками и протирает лапки….

Больно. Удар в плечо вернул меня в реальность. Какой-то прохожий задел меня и даже не обернулся. Что это я? Мне надо идти на работу, на завод. На Фабрику Разума… Я ведь и есть муравей. Раздавленный ботинком любопытного мальчика. Вот и все мы идем куда-то, а сами и не знаем, куда и зачем. Все мы слепые, мы оглушены, мы все раздавлены своими же ботинками. Смог бы я это сейчас остановить? Откликнулся бы кто-то на мое обращение?? Никто… никто… Все сами по себе, совсем не муравьи, а мертвецы…

– Эй! Взгляните сюда! – окликнул я одного прохожего, показывая ему картинку. Молчит.

– Посмотрите! Вы помните, что это… – обращаюсь к другому, указывая на «Одуван». Проходит мимо.

– Это называется «Одуван», вы не знаете… – Человек отвернулся.

Им всем было все равно. Ужасающая тишина… Неужели я один?… Я один еще помню, что было «до»? Я стал задыхаться. Ноги вдруг сами повели меня… по каким-то знакомым некогда местам, по потаенным дорожкам. И странными фрагментами, словно фотографиями, стали возвращаться к жизни в моей памяти забытые кадры. Я вспомнил, как еще мой отец показал мне секретный спуск где-то на краю парка, который выводил в прекрасную зеленую рощу, с бесконечным количеством тоненьких берез, окружавших меня со всех сторон, и кустов с дикой, сочной малиной и различными цветами, будто нарисованными художником. Я часто бегал там за бабочками, объедался ягодами, купался в очень жаркие дни в холодной речке, загадывал желания, сдувая парашютики каких-то белых пушистых цветов и ловя их за крохотное семечко.

Вдруг я заметил вдали на искусственной траве еще один цветной лист. Быстро запихнув страницу под номером 79 себе в нагрудной карман, я побежал вслед за улетающим бело-фиолетовым листом. Мне удалось его поймать. Этот лист сохранился лучше, справа внизу была указана цифра 35, надписи сверху не было, но было еще больше подробных картинок «цветения фиалки». Я стал разглядывать и этот лист с большим интересом, дотрагиваясь до нарисованных лепестков и стеблей, травинок и листов, будто хотел их почувствовать, вдохнуть их запах, но я не мог… не мог!

Еще один! Вон там, летит!

Я побежал и за этим листом. Было несложно заметить, что все три листа прилетали откуда-то из парка, и я быстро пошел по тропинке в надежде, что смогу отыскать источник этого «родника». Вот они: девятый… десятый… здесь влево… Вот, здесь еще один… Я находил страницу за страницей. Значит, все правильно. Приближаясь к крутому склону, я услышал знакомый звук. Приятное шуршание книжных листов… Я прислушался к нему внимательнее. Изредка его прерывал сухой, сильный кашель.

Т-ш-к! Что это? Лист вырвали, порвали, уничтожили! Я стал пробираться через заросли и увидел маленькую девочку, которой явно нравилось больше рвать листы, чем разглядывать, что было на них изображено. Это была странная девочка… Она сидела на небольшом холодном сером камне, покачивая головой из стороны в сторону и вырывая очередной лист. Что-то в ее облике было болезненное и необычное. Огромные, нездешние глаза, отрешенный взгляд, худенькие, прозрачные ручки и странные, лихорадочные пятна на щеках. Девочка явно была больна. Почему она здесь одна? Ей, конечно, было неведомо то, что на листах нарисовано, поэтому она механическими движениями отрывала страницу за страницей. И я не мог на нее не злиться, хотя все понимал: она ничего не знает про бывший мир. И еще я понимал, что этому ребенку нужна помощь. Я не мог на это больше смотреть.

– Что ты делаешь! – выпрыгнул я из поломанных кустов, сжимая в руках пачку собранных мною листов.

Она испугалась и вскрикнула от страха, бросив книжку на землю.

– Где ты это взяла? – спросил я, указывая на открытую книгу.

– Нашла, – неловко отвечала она, кашляя.

– Как тебя зовут? Молчание.

Я поднял тяжелую, толстую книгу в темно-синей обложке, стал листать раскрытые шершавые страницы. Девочка смотрела на меня. Кажется, ей было странно видеть меня рядом. Но она не ушла. Стояла и смотрела, видимо, ей хотелось вернуть свою «игрушку. Я же убедился: книга реальная, это- настоящая находка. Я бережно положил внутрь все найденные мной листы и резко захлопнул ее, отчего девочка сделала шаг назад. Я полез в нагрудный карман за самым важным листом. Достал, развернул его и показал ей:

– Не знаешь, где вторая часть? – спросил я. Она пожала плечами и продолжала наблюдать за мной.

– Уходи! – сказал я ей. — Давай, беги домой! – пытался я ее прогнать. Но она не шевелилась.

Игнорируя ее непослушание, я принялся искать оторванную часть листа. Я поднимал иссохшие бревна, зажимая книгу под мышкой, заглядывал под сухие, мертвые листья и между веток деревьев. Девочка стояла все это время неподвижно, изредка всхлипывая и кашляя.

Что-то зацепило мой взгляд. Вот он: я увидел его. Листок зацепился за ствол дерева, но еще одно дуновение ветра — он улетит. Я стал осторожно спускаться вниз, но это сложно мне давалось, склон был очень крут, а переплетенные искусственные ветви и корни мешали. Наконец я встал в удобное положение, твердо опираясь на землю. «Всего сантиметр, и он у меня! Давай же!» — думал я и наклонился… Все потемнело и завертелось. Я понял, что кубарем несусь вниз по этому обрыву, ударяясь о мелкие камни и ветки. Наконец падение окончилось. Мне пришлось приложить усилия, чтобы подняться. Однако мысль о книге, вылетевшей у меня из рук, заставила меня быстро вскочить. Я стал карабкаться обратно по песчаной земле, скатываясь вниз. А наверху стояла девочка, и в руках ее была темно-синяя книга. Маленькая незнакомка посмотрела на меня вопрошающим взглядом и убежала.

Мне было больно и обидно. Будто я в один миг потерял все воспоминания, которые у меня были. Как же она не понимает, что эта книга мне нужнее, что для меня она является проводником в путь счастливых мгновений из детства. Но я был бессилен. Я стал оглядывать место, в котором оказался. Забраться вверх у меня не было сил. И бродя по берегу речки, я вышел на красивый, освещенный блеском склон. Вдруг мурашки пробежали по моей коже. Я понял, где я. Здесь я был когда-то давно с отцом. Конечно, от бывшей красоты этого места не осталось ни следа. Вместо когда-то стройных, живых берез — иссохшие пеньки. Вместо переполненных малиной кустов -лысая, сухая земля. Как брошенная, одинокая старушка, она медленно погибала. В устье бывшей реки виднелось немного воды, которая блестела от лучей палящего солнца, как проблеск надежды. А от разноцветных цветов, покрывавших лесную полянку, словно веснушки, и вовсе ничего не осталось. А я ведь даже не помню их названий…

И теперь я наконец смог увидеть то, что от меня тщательно пытались скрыть. Я, кажется, прозрел. И все чувства, о которых я уже давно позабыл, так резко окутавшие меня в один день, смешались в огромную эмоциональную бурю. И такая сильная, жгучая боль охватила меня в эту секунду. Я упал прямо на погибшую землю и заплакал. Пыль взлетела в безжизненный воздух и разлетелась по сторонам. Трещины в земле увеличились. Казалось, земля вовсе вот-вот разрушится прямо на глазах. И все люди пропадут, исчезнут! И никого не станет. Только пустота и вечность… И никаких заводов, никаких фабрик… ничего.

Я извинялся за всех, что бросили ее, старушку-Землю одну, оставили ее без права на жизнь. Извинялся за больную девочку, за то, что она не осознает и не понимает того, что происходит. «Я ведь словно преступник. Да я и есть преступник, мы все!» — думал я. И горькие слезы посыпались градом из моих глаз. Они давно были окутаны серой дымкой, что мешала видеть, они выплакивали пыль, при помощи которой так удобно прятали от нас настоящее…

«Что это?» — сквозь пелену тумана мне вдруг померещилась крохотная желтая клякса. И это не было бликом солнца. Все, что происходило со мной несколько минут назад, сразу забылось. Теперь меня охватило жуткое любопытство. Я быстро поднялся, протер глаза и издалека стал искать желто-зеленое пятнышко. Мне показалось, но… «Как это возможно!?» — я увидел его.

Я не поверил своим глазам. На склоне к устью, прячась за старым полуживым пнем, с ветвистыми, обглоданными корнями, прятался маленький цветочек. Такой одинокий, уединенный и беззащитный! Странное, фантастическое существо на загубленной людьми земле. Я медленно пополз к нему, боясь, что он сейчас исчезнет, что маленький желтый цветок – мираж. Я хотел до него дотронуться, но боялся прикоснуться. Ведь все, до чего дотрагивалась наша человеческая рука, гибло. Но я позволил себе смелость наблюдать за ним. Так дикий зверь, притаившись, следит за жертвой. Но я не собирался нападать. Он желтый… Ужасно знакомые очертания… Что же это за цветок?…Такой необычный… Такой живой… Я долго пытался вспомнить его название, но все слова перемешались, забылись, давно улетучились. Я сидел рядом с ним оставшиеся полдня и думал… Пытался воскресить забытые воспоминания. Я сидел рядом с ним, как со старым другом. И мне нечего было ему сказать. Я только бережно наблюдал за ним, пытался решить головоломку, чтобы понять, что же это такое здесь растет?

Внезапно, ближе к вечеру цветок стал закрываться. «Не хочет меня видеть. Не хочет», — думал я. Но мне пришлось смириться. Я побежал скорее домой, чтобы завтра утром снова вернуться к нему. И даже обрывистый склон не был уже для меня преградой, я быстро залез по нему вверх.

Каждый день я приходил к моему маленькому другу. И о его тайном существовании я никому не говорил. Я наблюдал за ним и все-таки один раз позволил себе коснуться до этого чуда. Нежные лепестки пощекотали мой палец и оставили на нем свои отпечатки. Воздух вокруг стал совсем другим. Это был какой-то легкий, неуловимый ветерок. Дуновение. Едва различимое, невесомое. Он был настоящим. Впервые я почувствовал себя счастливым. Я стал молиться за этот цветок. Да-да, удивительно, я вспомнил слова молитвы. Мне ее всегда читала моя мать. Я надеялся, что молитва поможет и никто не найдет и не сорвет цветок, и тогда у нас появится шанс вернуть то, что мы загубили. Я сторожил его, как вдруг хриплый голос испугал меня:

– Что это?

Я узнал ту самую больную девочку, которую видел несколькими днями ранее.

– Не трогай! Не трогай его, умоляю, только не рви, не губи его.

Как же я не заметил, что она следила за мной тогда. Но почему она не подходила раньше, почему не сорвала его?

– Не буду. Что это?

Казалось, что говорить ей было очень сложно. Но в глазах горел огонь любопытства и надежды.

– Оно сможет меня вылечить?

– Сможет. Но только если за ним следить, растить его. Он будет бороться со всеми новейшими Фабриками Разума, будет цвести и давать кислород. Он тебе и нужен, – соврал я, лишь бы она его не убила. Но в моих словах была и правда. Однако один цветок её уже не спасет. Я был удивлен, что вообще встретил ее снова.

Она стала улыбаться слабо и неуверенно.

– Кислород?

Я забыл, что она не знает, что это, и стал рассказывать абсолютно все. Рассказал про детство, про свои воспоминания, про животных и насекомых, каких еще помнил, говорил не умолкая о пикниках за городом, о поездках на море, объяснил, что меня так привлекло в синей книжке и почему мне был так дорог тот обрывок страницы. Она слушала, не перебивая, возможно, представляла себя мысленно в тех местах, что я ей описывал. Для нее они были сказочными, космическими и такими далекими. Девочка не отрывала взгляда и от сорняка, мирно ставшего моим вторым слушателем. Наконец она залезла рукой в карман и достала оттуда маленький смятый обрывок бумаги, протянув его мне. Я без раздумий взял его, достал вторую часть и соединил. «Вот оно что…» подумал я, прочитав «ОДУВАНЧИК». Рядом красовалась картинка с тем же самым желтым цветком, какой рос сейчас перед нами. Как же я мог забыть…

– Что там написано? – спросила она меня. – Я не умею читать.

Она все время сидела рядом с сорняком по моей просьбе, дыша тем малым количеством кислорода, что он мог дать. И я стал читать давно уже зачитанный мною до дыр текст об Одуванчике: о семенах, о цветении.

Настал тот день, когда Одуванчик расцвел. Появился пушистый белый шарик, невинный и беззащитный. Мы наблюдали за его цветением вместе. Я и девочка. Я благодарил небо и солнце, корни старого пня и сухую землю за то, что он выжил. Я аккуратно собрал все семена и вернулся туда снова с небольшим количеством воды. Рядом с голым одуванчиком я раскопал немного сухую землю, положил семена и освежил почву водой. Другие пустил по ветру. Несколько семечек отдал ей. Мы наблюдали теперь уже за лысым одуванчиком и за посаженными только что мною семенами. Девочка выглядела все более болезненно, но держалась стойко, всем видом не показывая того, что ей плохо. Она внезапно встала, ушла за какое-то дерево, стряхнула несколько листьев и достала знакомую синюю книгу.

– Я забыла взять листы, которые были вырваны, – призналась она.

Но мне уже было все равно, ведь теперь у меня была целая книга. Мы вдвоем, с одинаково наивно-глупыми выражениями лиц, стали разглядывать витиеватые корни растений, изображенных на рисунках, цветы и кустарники теперь уже по-другому, чтобы случайно не задеть хрупкие тонкие листы книги. Я – оттого, что умудрился это потерять, а она — оттого, что не успела этого увидеть. И вряд ли когда-то еще сможет, руки ее стали еще тоньше. Она кое-как заставляла себя дышать, поддерживать в себе жизнь, как и этот маленький одуванчик. Они оба были беспомощны, обречены, и оба верили в лучшее.

На следующий день она не пришла. И на другой тоже. Прошло три дня.

Я терпеливо ожидал появления девочки, как и появления ростков, но чуда не произошло. Ни одного росточка не появилось с того времени. Зачем же природа так посмеялась надо мной? Зачем заставила меня почувствовать луч надежды? Я был зол. Приступ ярости завладел мной, я стал топтать ногами святое место, пока пыль с земли не поднялась в воздух и не стала оседать. Нужно ли мне рассказывать, как меня потом терзала совесть? Как мои мысли не давали мне покоя, что я мог убить незаметный маленький росточек? Стоит ли мне говорить о том, как я ненавижу себя за это до сих пор? Я был недостоин такой чести — увидеть одуванчик. Нет мне прощения! Наша планета ошиблась, сделав меня избранным, это должна была быть она, та девочка! Я пообещал себе больше никогда туда не возвращаться.

Но я вернулся. Прошла только неделя, но я все равно хотел убедиться в том, что не все потеряно, что может быть… Я пришел на священное место. Но одуванчика там уже не было. Половина стебелька еще торчала из полуживой земли. Рядом, под небольшим камнем, лежали листы книги с вырванными страницами. Они лежали тут уже давно, потому что испачкались, помялись и местами даже были мягкими от впитанной влаги. На них стояла и маленькая железная ржавая баночка из-под конфет. Я открыл ее и увидел на дне семена, которые я отдал девочке. Значит, она все поняла, по моим следам поняла, что я наделал. Какой же я глупец! Я не пришел, а она ждала, она приходила, искала эти листы… Она приходила… И забрала одуванчик с собой.

Больше я туда не возвращался…

С того дня прошло пять лет. У меня родился здоровый сын. Он не видел другой жизни, кроме той, где огромные трубы Фабрики Разума выпускают черные дымы сутками. Где дождь — это искусственные испаряющиеся химические реакции, а снег — это вата. Искусственные цветы и деревья, ненастоящая еда и искусственные мы сами — вот что ему осталось. Я часто показывал сыну картинки из той самой синей толстой книжки. Он спрашивал, почему некоторые из листов склеены, почему они были вырваны… Я не знал, что ему отвечать. Он долго разглядывал рисунки и водил пальцами по шершавым страницам, как будто мог почувствовать их и не верил написанному. И я бесконечно винил себя за то, что не подумал о своем ребенке тогда. Сейчас он ровесник той самой девочки. Я часто размышляю о ее трагической судьбе. Как она оказалась в тот день в лесу? Для чего забрала одуванчик?

И чем же я лучше тех, кто беспощадно вырубал леса и загрязнял океаны? Чем я лучше этого ядовитого дыма? Все, что я сделал, это приблизил всех нас к глобальной катастрофе, а ведь у меня был шанс сделать будущее сына счастливым.

Но прежде чем вы осудите меня и возненавидите, я хочу сказать кое-что еще. Сегодня у сына день рождения. Пять лет назад я спрятал железную ржавую баночку из-под конфет у себя в комнате. В нем лежит всего лишь два маленьких семечка. Два шанса исправить непоправимое. Я знаю, что природа добродушна, и каждый заслуживает второго шанса. И я точно знаю, что сыну подарить.

Если вы это читаете, значит, у нас все получилось. Я не представляю, какой сейчас год, но я надеюсь, что вы лучше, чем мы. Я думаю, что вы живете одной душой с природой и цените ее щедрые подарки. И что ваши дети, как когда-то я, могут бегать по зеленой, цветущей траве среди бесконечных лесов и полян, которые полны жизни. И я имею смелость попросить вас об одной вещи: пожалуйста, прямо сейчас возьмите маленькое семечко яблони или фиалки, выйдите во двор и продлите жизнь нашей планеты. Ведь все, что нам для этого нужно, у нас уже есть…