XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Я бесконечно люблю банальные тексты. Банальные тексты – ноева шлюпка в воющем водовороте современной литературы, где каждое слово претендует на исключительность, каждый первый писатель – Кирилл, а каждый второй – Мефодий.
Представим галерею: длинную, светлую, ни в коем случае не Третьяковскую. Через каждые полтора метра здесь расположены произведения искусства. Вот полусгнивший банан, замотанный скотчем, вот «Черный квадрат» в красном углу, «Большая глина №4» (интересно, куда делись первые три), вот распечатка последней страницы «Конца искусства» и полный сборник сочинений Велемира Хлебникова. А дальше – детектив. Небольшой такой, в мягкой пестрой обложке с истрепанными уголками, напечатанный на гладкой газетной бумаге. Называется, допустим, «Розы страсти». И все. Главная героиня окажется в опасности, спасет ее красавец-детектив, в их гостиничном номере будет только одна кровать, а убийца – дворецкий. И на фоне загадочно молчащего авангардистского множества это бульварное нечто, кричащее о своей банальности, покажется почти оригинальным. И – что важнее – цепляющим. Почему?
Потому же, почему проститутка Родопис из Древнего Египта, просто потеряв сандалию, сотни лет спустя становится «Cendrillon» Шарля Перро, «Aschenputtel» братьев Гримм и прекрасной диснеевской «Золушкой». А потом чуть менее прекрасной Катей Замарашкиной, приехавшей из своего поселка городского типа покорять Москву. Меняются лица героев, меняются исторические декорации, меняется градус жестокости и абсурда – суть остается той же. Людям нравится история об обычной девушке, нашедшей свою любовь – принца, иначе бы этот сюжет растворился в литературном кислотном потоке, как растворились другие сюжеты, говорить о которых нет смысла, потому что их все равно никто не вспомнит.
И в этом – главное. Люди оставляют себе то, что им нравится, и то, что легко понимается. То, что заставляет их напряженно нахмурить брови и почесать затылок, нравится им, возможно, не меньше, но понимается явно с большим трудом. Мой мозг, как и ваш, настолько же гениален, насколько ленив: если ему позволяют не создавать лишние нейронные связи, он их не создает. Поэтому я могу шесть часов без перерыва на моргание рассматривать «Черный квадрат» в красном углу и размышлять о замысле творца (или даже Творца), но на седьмом часу уйти из галереи домой перечитывать «Сумерки». Мой мозг будет отдыхать. Нам обоим будет хорошо, потому что ни Эдвард, ни Белла не требуют от нас каких-то умственных усилий. Стефани Майер не нужно было ничего изобретать, история уже существовала благодаря готическим романам Анны Радклиф и графу Дракуле.
Архетипичные сюжеты в литературе – тот самый друг, севший с тобой за одну парту в начале первого класса и вылезший из-за нее в конце одиннадцатого. У тебя всегда есть возможность провести с ним чуть больше времени или, наоборот, не видеться пару месяцев, но шанса забыть его лицо и однажды познакомиться заново – нет. Он остается частью твоей памяти.
И за это ты его ценишь.
У Хогвартса и Мордора один архитектор, а Гендальф, Дамблдор, Мерлин и Дед Мороз выглядят как родные братья. Сталкеру, как и Винни-Пуху, необходим энергичный и живой – до поры до времени – друг. Алиса идёт за кроликом, а израильтяне идут за Моисеем.
Я отхожу от стенда с «Розами страсти» и улыбаюсь.
