XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Эту историю мне рассказал мой отец, когда мы рыбачили, сидя у костра, пили горячий чай и просто разговаривали. Эта история о том, как ему пришлось стать хирургом и спасти жизнь своему другу. И начинается она так…
Дело было в 1989 году в Южной Якутии, в верховьях реки Согыкты. Там отец будучи молодым промысловым охотником добывал пушнину и заготавливал мясо и рыбу. Специфика профессии промыслового охотника состояла в том, что всем охотникам довался план по заготовке пушнины (соболь, норка) и дикого мяса. За каждым охотником была закреплённа огромная территория в несколько сотен гектаров тайги, где он был рачительным хозяином. Он сам решал сколько добыть пушнины зверьков на этой территории, а сколько оставить на другой. Тайга была трудно проходимой: каменистые россыпи, непроходимые заросли кедрового стланика и багульника — приходилось сквозь все эти дебри прорубать тропу к своему участку. До участков охотники бывало добирались самыми разными способами: верхом на оленях, на лодках и т.д. На самые дальние забрасывались вертолетом. У моего отца был самый дальний. Соседним участком оказался участок друга отца – Михаила С. Все охотничьи угодья делились на путики. Каждый путик подразумевал своеобразный круг, на котором стояли ловушки для добычи разных животных. Каждый путик заканчивался зимовьем или тёплой палаткой, где охотник отдыхал после трудного перехода по 30-40 км и обрабатывал пушнину. На каждый круг уходило по 7-8 дней. Это тяжёлый, кропотливый и порой опасный для жизни труд. Но моему папе этот быт приходился по душе. Занимаясь любимым делом, человек теряет счёт времени и полностью отдаётся процессу и погружается в другой мир.
До морозов им нужно было заготовить свежее мясо и наловить рыбу. С первым снегом начиналась охота на соболя. Со своим напарником они встречались раз в восемь дней на базовой избушке. Там они обменивались новостями, отдыхали и снова расходить по своим участкам. Если по каким-то причинам не удавалось встретиться в срок — уходя, оставляли записку.
Это случилось за несколько дней до Нового Года. В верховьях реки Согыкты
их участкии соприкосались. Проходя на лыжах, они видели след от лыж друга друга, который служил знаком, что всё впорядке, что жив и работаю. Но в тот день, выходя на общую тропу и, надеясь по обыкновению, увидеть след, отец увидел только еле различимую, запрошенную снегом, лыжню.
И тогда отец дошёл до базовой избушки, затопил баню, сварил ужин и стал ждать Михаила. Но его не было. Ночь прошла тревожно. Отец часто выходил на улицу, вглядывался вдаль, но увы… Его не было. Вокруг царило лишь холодное безмолвие. Следующий день прошел в ожидании, волнении. На третий день, взяв с собой запас еды и аптечку отправился на поиски друга. Он шел быстро,оглядывая всё вокруг. К концу дня, пройдя километров двадцать, вдруг увидел трёхдневный след Михаила, но след был пеший, без лыж. Всё больше, предаваясь волнению и страху не застать друга живым, бежал по его еле заметным следам. До его зимовья оставалось километров восемь. В сумерках, на каждом километре, предаваясь ложным иллюзиям, принимал каждую корягу за тело Михаила. Он молил Бога, чтобы Михаил был жив. Уже в полной темноте папа подбежал к его охотничьей избушке. Дым из трубы не шёл. Этоыл плохой знак. Голодный пёс Бой встретил отца около избушки. Расчистив от снега дверь, кое-как открыл её и он вошёл внутрь. Там был такой же мороз, как и на улице. Он зажёг свечу и увидел на нарах огромную груду шкур под которыми лежал Михаил. Около печки лежала, разрезанная ножом его одежда, которую ему удалось снять. Отец подошёл к груде этих шкур и сунул руку в отверстие откуда ещё исходил пар от его дыхания. Его товарищ был без сознания и горяч. Растапливая печь, отец начинал разгребать шкуры, которыми он был укрыт и добрался до больного. Лицо, руки и ноги очень сильно опухли от обморожения. Каждый его вздох сопровождался хрипом. У него началось восполнение лёгких. В аптечке удалось найти несколько ампул антибиотиков. Вколов ему двойную дозу бицелина, вскепитил чай и разжав его зубы ножом стал вливать потихоньку в рот. Утром, на рассвете из под снегом отцу удалось насобирать листья смородины и брусники. Зайдя обратно в избушку и сделав отвар, и напоил его. Несколько дней прошли практически без сна. На четвертый день он пришел в себя, но отца не узнал . Шепотом он рассказал, что случилось. Михаил шёл по тропе, когда услышал лай Боя, который загнал на другой стороне соболя и ждал прихода хозяина. Он прошел речку, которая шумела под снегом. Но идя по каменистым россыпям, сломал лыжу. Соболя он подстрелил, взял сломанную лыжу и пошел обратно на свою тропу по своим же следам. Но проходя через речку, проволился по лёд. На выручку пришёл верный пёс по кличке Бой, который тянул его за рукав, пытаясь всеми силами вытащить из полыньи хозяина. Он с трудом выбрался из ледяной воды. Мокрая одежда тут же на морозе превращалась в железный панцирь, сковывая каждое движение. Но вовремя осознав всю опасность ситуации, начал кататься по снегу, чтобы часть влаги ушла в снег. Затем побрел к зимовью, до которого оставалось приблизительно десять километров. Падая на снег без сил и изнывая от боли, он вставал на четвереньки и полз. Часто его заставлял подниматься и идти пёс Бой. Он пытался тащить его за рукав, скулил,облизывал лицо и лаял. В полусознательном состоянии, добрался до зимовья, затопил печь, выпил кружку горячего чая, ножом срезал одежду, стянул на себя все шкур и уснул тяжёлым сном.
Через неделю ему было намного лучше. Но хриплое дыхание, кашель, опухшие конечности, с которых уже начала слазить кожа и высокая температура оставались с ним. Временами он снова терял сознание и бредил. Отцу казалось в эти в минуты, что Михаил уже никогда не будет жить. Но находя его пульс на шее, отец отбрасывал эти мысли и надеялся на милость высших сил и он продолжал его лечить. Медленно, но верно его состояние улучшалось. Но отца заботила уже другая проблема. Два пальца на левой руке, которые страшно опухли и кончики почернели, а из под ногтей сочилась черная, дурно пахнущая, кровь. Температура снова поднималась. Отец понял, что началась гонгрена. Он сказал Михаилу про это. И единственный верным выходом было ампутирование пальцев. Михаила охватил страх и он долго отказывался, мотая головой. Но с каждым днём коварная чернота расползалась по пальцам. Действовать нужно было быстро. Михаил это осознал и дал согласие. За несколько часов отец насобирал кедровой смолы, сделал из хвои антисептический отвар и прокипетил ножи. Но не было ниток. Нужны были либо шелковые, либо льняные. Михаил сказал, что у него на шее крест на верёвочке из льна, который ему подарила мать. Затем отец нашел крепкие веревки, чтобы привязать его в нарам за ноги и руки. Но боясь, что Михаил умрет от болевого шока, он дал ему пять последних таблеток анальгина. В зубы дал ему палку и приступил к операции. Отец боялся не меньше Михаила, вытер пот со лба, туго связал внизу пальцев бичевкой и начал резать первый палец. Сразу обильно выступила кровь. Палец срезал по второму суставу, стянул кожу льняной ниткой забинтовал и приступил к второму. Операция на второй палец прошла уже быстрее. Потом отец принес маленький чугунок со смолой и окунул пальцы и снова забинтовал. Во время операции Михаил стонал от боли, рвался и в щепки превратил палку, которая была у него в зубах. Ещё час отец его не развязывал и смазал ноги, руки плотным слоем смолы. Михаил снова потерял сознание. Наследующий день, после обеда он пришел в себя. Папа накормил его мясным бульоном и напоил чаем. Позже продолжил лечение: смазал грудь медвежьим салом, дал ему лечебный отвар и перебинтовал. Почти месяц ушел на его лечение. После операции он быстро шёл на поправку. Вскоре начал ходить и сам есть. Пальцы хорошо зажили. И ещё через неделю уже снова стоял на лыжах. Три дня отец ходил с ним, за него обрабатывал шкурки зверьков.
В марте за ними прилетел вертолет. И они улетели домой. Дома их не было пять месяцев. По возвращению домой Михаил пошёл первым делом в больницу. После тщательного осмотра хирурга, он сказал Михаилу, что делать уже тут нечего и отправил его домой.
Ещё долго потом они вспоминали этот случай и порой даже шутили.
– А если бы у меня был аппендицит? Ты бы и его вырезал? – спросил, улыбаясь Михаил
– Скорее всего. – ответил ему отец.
