***
Ты видел его глазища?
Черные камушки смальты.
В них смеются чужие лица,
В них жестокость огнем пылает.
Никогда прежде с ним не встречался
И мне жутко теперь на душе.
Ты ведь видел, как дьявол смеялся,
Приставляя нимб к голове?
Я ведь думал, что мне показалось…
Даже — что я сошёл с ума…
Я всё вижу, как он кривлялся,
Стоит только закрыть глаза.
Почему он сейчас появился?
Почему он мною игрался?
Этот монстр надо мною глумился,
Черноту души не скрывая!
А ты видел его кончики пальцев,
Обожжённые святостью нимба?
А откуда нимб, кстати, взялся?..
Нимб и ангел неразделимы…
Дьявол мне улыбнулся нахально
И шепнул, словно сахар жуя:
«Знаешь, что в человеке есть ангел?
А теперь вместо ангела — я».
***
Меня пугают твои темные знания.
Пожалуй, возьму перерыв от скитания
И поселюсь в каком-то старом домишке…
Там будут лишь черные кошки и книжки.
Наши связи с тобой порой слишком странные.
Ты мне не отец — не такой уж ты старый;
Но знаешь, пожалуй, ты всё же мне нравишься —
Скиталец и мой задушевный товарищ.
Наставник? Пожалуй! Тебя даже красит
Широкая шляпа и серая мантия.
Ведь так представлялся Олорин¹ в романе?
Вы правда похожи, сам знаешь!
Глаза твои добрые, заметила сразу.
Мы встретились глупо и очень внезапно.
Два странника вместе — несчастная пара;
Но, к счастью, пилигримы не плачут.
Ты — маг незаконный, я — просто отшельник.
Мне черные книги не так интересны.
По правде, пугают меня твои песни,
Твои ритуалы, обряды и бездна.
Мне так неуютно подумать о смерти!
Неужто все жизни и правда конечны?
О, темная пропасть! О, звёзды на небе!
Не верю! Не верю я в это!
Мне нравилось ночью с тобой рассуждать.
Как мог мир твой ум потерять и изгнать!
Ты мудр, как старец, и юн как сын Троса²;
Ты — тихое море, цветущая роза,
Ты — книга и сад! Ты — туча и небо!
Ты, верно, само воплощение Ветра!
Ты — мир, полный снега; пустая планета!
Как Янус³ двулик, многогранен, как Цезарь.
Прошу, не ищи — я уйду не на долго.
Мой друг, я теряю себя в твоем море:
Ты слишком глубокий, умру — не поможешь.
Ты милый, теперь и немножко влюбленный.
Давай одинокость хранить до забвения!
Не хочу принимать твоего сердца суждения…
Забудем и ссоры, и все рассуждения,
Ведь, знаешь, всё лечится временем.
Ты — маг незаконный, я — просто отшельник:
Для нас даже чувства не будут целебны.
¹Олорин — Гэндальф из «Властелин колец»
²сын Троса — Ганимед — бог вечной юности
³Янус — двуликий древнеримский бог-демиург
***
Ты, верно, заметил — живем ради Смерти,
Умрем ради Жизни, забыв обо всём.
На души не действуют правила Менделя¹,
Душа — вечный странник, что хочет домой.
Но где этот дом для чада безродного?
Он — звездная пыль, вдруг обретшая плоть;
Он вынужден вечно брести, ища кровное.
Кто вышел из Вечности — в Вечность уйдет.
Меня в своем теле носил вечный Хаос
До времени жизни моей на Земле.
Подобно Афине² на свет появлялся
Из мрака слепящего всяк человек.
Детьми мы способны узреть даже Бога.
Но Время нас слепит, себе забирая
Наш взгляд, что когда-то светился мечтою.
Мы с неба сошли, как изгнанники Рая.
Наверное, счастье жить здесь, на Земле?
Кто к Жизни способен — идет к своей Смерти.
Как с гор убегает под почву ручей,
Дождем выпадая потом на поверхность,
Так души, сгорая в ушедших годах,
Родятся повторно, но в новых телах.
¹законы наследственности
²легенда гласит, что Афина родилась из головы Зевса
***
Я не верю твоей любви. Я ни капли не верю.
Я теперь стою малость дороже, чем иранский риал¹.
Не в первой, чтож, узнать какова человечья верность.
Нам ведь всем суждено разбежаться, к чему же страдать?
Предпочту быть тогда одной и гулять допоздна алой ночью;
Предпочту быть зарезанной насмерть холодной Нюктой²;
Предпочту убежать в монастырь, стать невестой Господней³,
Чтоб не знать, как любовь к человеку уродует дружбу!
Чтоб не знать, как меняется быстро людей предпочтение;
Чтоб не видеть влюбленных украшенных красным жасмином⁴!
Размышляла порой: что жесточе всего в нашем мире?
— Это самая страшная сила — любовь к мужчине.
Я не верю твоей любви. Я ни капли не верю.
Обещала меня не покинуть — легко продалась.
Я не верю твоим словам! Но не смею
Ни тебя, ни его осуждать.
