XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
«Ненавижу понедельники!» – в сердцах воскликнул я после звонка будильника, который уже успел мне так надоесть, что хотелось выкинуть его в окошко. Однако я не собирался выбрасывать пятьсот сомов за классические часы с будильником, которые прекрасно гармонировали с обстановкой моей комнаты.
Я, спотыкаясь о нераспакованные коробки с вещами, вышел на кухню. На ламинате оставались едва заметные влажные следы моих босых ног. Все ещё спали, и мне пришлось самому искать, чего бы съесть перед школой. После завтрака, приготовленного в еле найденной сковородке, из яиц, выкопанных из-под других продуктов, я вернулся в комнату, оделся в форму новой школы, и перед выходом бросил взгляд в окно. Там стояло… Это убожество! Господи, когда вчера мы сюда приехали, было уже совсем темно, и я не заметил у нас в новом дворе лебедя, сделанного из автомобильной шины, выкрашенной в белый цвет. Чуть поодаль была ещё и пальма из разноцветных пластиковых бутылок, на стволе которой висело что-то весьма отдалённо напоминавшее чёрную обезьянку. Однако думать об этом сейчас было некогда, так как я спешил в школу. Открыв входную дверь, я вышел. Правда перед тем, как запрыгнуть на велосипед и покатить в школу, я пнул по пути со всей силы этого уродливого «лебедя». Тот не двинулся с места, но зато завибрировал в ответ на мой пинок.
Я, мои родители и мой старший брат Антон переехали сюда из почти такого же пятиэтажного дома, оставшегося ещё со времён Советского Союза. Наша бывшая квартира была как раз напротив детской площадки, которую и площадкой-то назвать можно было только с натяжкой: пыльный гравий на земле, ржавая горка, скрипучие качели и песочница с вонючим песком. Вот и все развлечения для детей. C`est la vie. Но я не был уверен, что новый дом с экзотическими инсталляциями нравился мне больше. Родители купили эту квартиру недавно, и вчера мы окончательно здесь поселились, а сегодня мне уже нужно было идти в незнакомую школу.
По дороге я осмысливал увиденное. Я достаточно взрослый, чтобы понимать, что это не какая-нибудь красота, а старая грязная автомобильная покрышка, вырезанная в форме лебедя и кое-как выкрашенная белой краской. Я вспомнил, что в России недавно вышел закон, запрещающий украшать дворы покрышками. Жаль, что в Кыргызстане, где я живу, нет такого закона.
После уроков я вернулся домой и приметил ещё несколько самых разнообразных фигур, которые не попались мне на глаза утром. Там стояла лошадь, составленная из разных частей; дракон-крокодил из коричневых покрышек; слон из серых канистр для воды, вместо хобота у которого была часть трубки от пылесоса, да и сам он напоминал мне пылесос, который провалялся лет сто в чулане, и теперь его не было видно под слоем окаменелой пыли. Рядом красовалась фигура из половины раскрашенной шины, с акульей пастью и раскосыми глазами, сделанными из каких-то железных деталей. А ещё там был… Чебурашка. Из дерева. С размалёванным лицом. «Эта морда мне теперь будет в кошмарах сниться», – подумал я и поспешил домой.
Мои родители тоже дивились этой «выставке», в которой помимо всего прочего видна была гигантская стрекоза, прикреплённая к дереву и похожая на страшного мутанта, сбежавшего из лаборатории сумасшедшего учёного. Крылья ей заменяла проволока, а сама она состояла из зелёных бутылок. Всякие разные цветочки из этих же пластиковых бутылок и стаканчиков, и клумбы для них, сделанные из автомобильных покрышек, «украшали» окрестности. Брату было плевать, у него совсем другие взгляды на жизнь, но родители решили заняться этим, так как их смущала эта мусорная инсталляция.
Через несколько дней мама с папой стали инициаторами общего собрания, на котором подняли этот вопрос. Пришли почти все жильцы, и перед тем, как подошёл управдом, родители успели узнать, что авторство инсталляции целиком и полностью принадлежит ему самому, Михаилу Андреевичу. Через некоторое время тот присоединился к собранию, и жильцы, отчаявшиеся уже было убедить управдома очистить двор, с приездом нашей семьи воспрянули духом и предложили ему выбирать – либо он забирает свои изделия и девает их куда хочет, либо они сами от них избавятся. Но Михаил Андреевич был так ошарашен и возмущен этим ультиматумом, что отказался забирать свои поделки и заперся в своей квартире. Люди понемногу разошлись, обсуждая собрание и поведение управдома.
На следующий день я, вернувшись со школы, делал домашнее задание, когда почувствовал отвратительный запах жжёной резины, доносящийся со двора. Я выглянул из окна и увидел нескольких соседей, которые скидывали «лебедей» и другие изделия из покрышек в кучу и жгли их. Я глянул вправо. Из другого окна выглядывал ошеломлённый Михаил Андреевич. Он, казалось, мог затушить разгорающийся внизу костёр глазами.
Мой папа был на работе, но мама готовила обед на кухне, так что я побежал к ней. Оказалось, что она тоже почувствовала этот запах. Недолго думая, мама слетела вниз по лестнице, и через некоторое время с улицы послышались её крики. Выглянув в окно, я увидел, как она ожесточённо размахивает руками, что-то втолковывая людям, которые жгли покрышки. Как раз вернулся папа и поддержал маму, так что костёр потушили, но запах стоял ещё добрую половину дня. Новый управдом, которого выбрали не мешкая после того, как Михаил Андреевич заперся в квартире и больше не показывался, смог в невероятно быстрые сроки избавиться от остатков инсталляции и превратить общий замусоренный двор в уютное место, возвращаться куда теперь было гораздо приятнее. А тем временем Михаил Андреевич практически не выходил из дома, и его почти никогда не видели. Появлялся он на улице только рано утром, уходя куда-то, и поздно ночью, когда возвращался домой.
Некоторое время мы жили спокойно. Но однажды я вышел покататься на своём велосипеде и увидел… Целую стаю покрышечных фламинго! Всяческих статуй! И – пальм из пластмассовых бутылок и стаканчиков. А вдалеке виднелся Михаил Андреевич, который катил перед собой тележку с новыми «украшениями». Я тут же вернулся домой и рассказал об этом маме с папой. Собрали жильцов, и все вышли поглядеть на новую выставку мусора. Там были все – и взрослые, ругавшие Михаила Андреевича и оравшие на него, и более или менее подросшие дети, смеявшиеся над его самоделками, и совсем маленькие малыши, сторонившиеся страшных изделий ручной работы Михаила Андреевича. Сам он стоял в середине этой толпы, и я видел, что ему очень тяжело сдерживаться. Наконец, он не выдержал и заорал:
– А знаете, я ведь для вас всё это строил! Столько сил потратил, делал что-то интересное для деток, чтобы им не было скучно в этом унылом дворе. В конце концов, это ведь красиво и оригинально… а вы… какая чёрная неблагодарность!
– И это вы называете красивым? Это просто уродство, весь этот мусор только портит вид и впечатление от нашего двора!
Но в этот момент вмешался новый управдом и отвёл Михаила Андреевича в сторонку. Вернулся он уже без него.
Вскоре Михаил Андреевич переехал. Соседи говорили, что управляющий нашим домом помог ему с продажей его квартиры и покупки нового жилья. Так или иначе, однажды приехал грузовик, погрузил все уличные украшения Михаила Андреевича и уехал вместе с ним.
После всего этого круговорота событий мы зажили спокойно. Двор был местом отдыха, и жильцы часто собирались в беседке и разговаривали о том о сём, в том числе нередко вспоминали Михаила Андреевича, посмеиваясь. Все почти забыли о нём, как вдруг однажды нам позвонили на домашний телефон.
Трубку взял папа. Минут пять мы ждали его за столом, пока он с кем-то разговаривал в другой комнате. Когда он вернулся за стол, он сказал:
– Звонил Михаил Андреевич. Он приглашает почти всех своих старых соседей на новоселье. Нашёл себе недорогой дом и поселился там. В числе приглашённых и мы. Поедем?
– Конечно, почему нет? – согласилась мама.
А нас с братом не спросили.
Празднование было назначено на субботу, и в этот день мы приехали, еле-еле найдя его дом в лабиринте узких улиц и однотипных строений, на окраину города, где и располагался его небольшой дом с участком. Прибыв на место, мы вышли из машины. И ахнули! Дом окружал низенький дощатый заборчик, разукрашенный под полянку с травкой, цветочками и солнышком, а за ним красовалась уже знакомая нам инсталляция уличных украшений, и даже ещё больше прежней, и чего там только не было: целый зверинец; тот самый Чебурашка в компании теперь крокодила Гены, нарисованного на листе железа; инопланетянин из разукрашенных камней. Дракон-крокодил из шин выглядел так, как будто ему по голове ударили чем-то очень тяжёлым. А все это великолепие венчала гигантская надпись – предупреждение для соседей и прохожих, выложенное из крышечек от пластиковых бутылок: «НЕ СОРИТЬ!».
