Парта как большая пыльная ладонь.
Трещинки – линии жизни, только попроси – расскажут тебе историю.
Некогда бывших.
Живших, желавших, мечтавших, любивших.
«Икс стремится к бесконечности.»
Двери закрываются. «Не прислоняться».
Как так получается, что кто-то чужой становится дорогим? Начинает все чаще гостить в твоем мире, переносит вещи, а спустя время ты знаешь, где хранятся его носки с оленями. Теперь внутри поселенцы, арендная плата теплом.
Не прислоняться?
Осень превращается в плаксивую первоклассницу, нудно учит не забывать зонты и сушить обувь.
Поздним вечером футбольное поле темно-зеленое, а дорожки — вишневые, и можно вообразить себя героем фильма Висконти, сочинить красивую сказку про кого-то такого, кем ты не был. И поверить.
Золотые веснушки — звезды не чувствительны к холодам.
«У некоторых функций не существует предела»
Взмах крыльев, и ты открываешь глаза.
Цельность как цель.
Божественный порядок из хаоса.
Зима растерянно вдыхает коричный запах и обжигается о зажженные свечи. Когда обнимаешься, костры не нужны.
Стрелки часов превращаются в спицы, между ними мелькают нити – раз и неумолимые мойры перережут их.
Секундная тотальность, и снова возврат к диктату энтропии.
Горький привкус прелой листвы.
Как сделать так, чтобы люди не исчезали?
Это же нечестно, что кто-то важный может стать чужим, оставить пепел осыпающихся строчек и мысли о несбывшемся.
Оставить тебя идти по собственным следам и следить по запаху.
Заглядывать во внутренний Стикс в поисках ответов.
Не прислоняться?
