Наследный грех
— Да пошли они все к чёрту! Всё дрянь… Сволочи все… Да я их всех…Уроды…- пьяный в стельку Гришка Войков шёл и матерился во весь голос. Сегодня он отметил свой шестнадцатый день рождения, но радости от этого у него не прибавилось. Жизнь Гришку, казалось, возненавидела задолго до его рождения. Отец его горький пьяница, мать алкашка, дед допился до белой горячки и помер в психушке. Гоша с детства ненавидел всех алкашей, на дух не переносил запах водки и винегрета, наверное, потому то этот кулинарный изыск всегда сопровождал излияния его родных. И вот сейчас у него во рту стоял этот гадостный вкус винегрета, который он утром украл из «Пятёрочки», и дешёвого пойла из аптеки со вкусом боярышника. Ему самому было гадко и противно, и не только от привкуса, а от того, что он, всю жизнь ненавидевший пьянство, сейчас как последний алкаш был пьян.
В школе он никому не рассказывал про своих родителей, ему было стыдно признаться, что родня не вылазила из запоев. Он почти всё время жил в школе, записался на всевозможные кружки. Конечно выбирал те, на которые не нужны были деньги. Сидел, делал домашку под лестницей и учил, учил. Он знал, что ему надо вырваться из этой трясины, которая затянула весь его род. Конечно, учителя догадывались, а вернее, знали про Гришину семью и поэтому его кто подкармливал, а кто даже иногда забирал к себе домой под предлогом, что им нужна помощь по дому. Гришка понимал, что они хитрят, но охотно принимал условия игры, ведь так хотелось иногда просто выспаться в чистой кровати. Вопреки всему Григорий был отличником.
И вот после окончания девятого класса, прямо в День защиты детей его отца нашли около железнодорожной станции. Он был мёртв. Гришка не ждал от родни никаких подарков, но этот… Все хлопоты по похоронам отца легли на него. Как он не хотел погружаться во взрослую жизнь, стыдясь семьи и тем более, друзей-товарищей, пришлось в один день окунуться с головой. А тут ещё один из собутыльников сказал, что надо обязательно отпеть в церкви отца, он же был крещёный. Благо соседи пожалели Гриньку и насобирали денег. Хотя батюшка Василий не взял с парня ни копейки. Да ещё отвёл Гришку после отпевания и сказал, что грех пьянства у них это наследственный. Из поколения в поколение Войковы будут спиваться, калеча жизнь и себе и всем вокруг. Говорили, что отец Василий был прозорливый и ему были открыты истины, о которых другие не ведают.
-За прадеда страдаете — тихо сказал батюшка, перекрестил опешившего Гришу и ушёл.
«Что за чушь?» — подумал Гоша. Но размышлять не было ни времени, ни сил. Надо было хоронить отца, поддерживать мать.
После кладбищенский церемоний Гриньку усадили за стол и всё-таки напоили парня. На утро он, плохо себя помня, пошёл в магазин, набрал еды и только около касс понял, что дружки отца обчистили его до копейки. От обиды он положил в карман упаковку с винегретом и вышел из магазина. Проходя мимо аптеки, он увидел вчерашних сопереживателей и чуть не полез в драку, но те сказали, что сейчас всё уладят и, затащив парня за гаражи, напоили вновь.
И вот Гринька шёл и костерил всех и вся. Ему было обидно, что он всю жизнь ненавидел пьяниц, а сейчас он такой же, как и они. Он ненавидел отца, мать, себя и какого-то прадеда, который во всём этом виноват.
Был вечер. Коломенский парк, по которому шатаясь передвигался Гринька накрывала мокрая шершавая ночь. Свет жёлтых фонарей пытался прорезать надвигающийся мрак, но утопал в не по-июньски холодном, густом тумане.
Гришка захотел пить. Так схватила его жажда, то казалось ещё минута и он задохнётся от этого. Зная парк, как свои пять пальцев, Григорий направился в Велесов овраг. Ещё с девства он знал, что нельзя ходить сюда в туман. Многие говорили, что здесь пропадают люди. Но Гришка был пьян, да и не ждал его никто. И, наверное, сейчас пропасть было бы лучшим, что он мог бы сделать. Ведь не дай Бог его в таком виде кто-нибудь из школы увидит. Особенно он боялся своим видом разочаровать любимую учительницы русского языка. Светлана Васильевна часто его жалела и звала домой, ездила с ним на конкурсы и олимпиады и безгранично в него верила.
-Пропасть! Пропасть из этого мира! На кой ляд такая гадость как я нужна теперь…- почти со слезами Гришка направился к оврагу и не удержавшись на ногах свалился вниз.
На голову полилась холодная вода. В глаза бил свет.
— Вставай — приказал кто-то злым рыком.
— Что происходит?
— Ты погляди, он по-русски говорит. Вставай, тварь! Ты здесь что делаешь? Шпион? – Мужчина в кожаном пиджаке и кожаной фуражке наклонился к Грише. – Поднимите его и в отделение — приказал он двум солдатам.
«Наверное, я попал на съёмочную площадку. Главное на камеры в таком виде не засветиться.» Прогудело в Гришиной голове. Но с ним как-то не по-киношному обошлись. Его грубо подняли и обожгли ударом кулака в правую скулу. Сняли с упавшего вновь Гриши ремень. Ударили сапогом в живот, от этого перед глазами поплыли разноцветные пятна и уши заложило.
— Вы чего? Сдурели? Подумаешь уснул. Вы чего мать вашу… — кривясь от боли зашипел Гришка.
— Вставай! Тебе теперь ничего уже не надо будет. Фашист проклятый.- гаркнул на него один из военных.
— Да вы чего, с ума сошли? Какой я фашист? Мужики, да вы чего? Да, я вообще несовершеннолетний. Права не имеете! — защищался парень.
— Хватит заливать. Помалкивай, гад эдакий. Штаны бы хоть переодел. – и задрав рубашку солдат тыкнул в лейбл.
Через секунду Гринька получил сапогом в голову и уже ничего не помнил.
Опять яркий свет ударил в глаза, и в лицо вылилась холодная вода. «День сурка какой-то» –подумал парень, но очнувшись от воды и пронизанный болью в сломанной переносице и тупым жжением в животе и в районе почек, понял, что это не сон.
— Как зовут? С каким заданием заслан в Советскую Россию? – на Гришу пристально смотрел мужчина лет сорока. Он был в расстёгнутой гимнастёрке с бордовыми ромбиками на воротнике. Потный, с окровавленными костяшками на кулаке. Явно бил своих «собеседников» от души, не жалея себя. Только об этом подумал Гриня, как получил подтверждение своей гипотезы.
— Чего молчишь, сволочь!
— Да не молчу я.- сплюнув кровь и вывалившийся зуб прокричал парень. — Зовут меня Григорий Войков. Учусь в девятом классе 36 школы. Кого хотите спросите. Что вам от меня надо?
Офицер переглянулся с охранником.
— Нет у нас такой школы. Плохо тебя в твоей Англии или Германии подготовили. Говори честно, кто прислал?
— Да вы что все … Какой сейчас год? Хватит из меня дурака лепить! – начал негодовать Гоша, но очередной удар отправил его в нокаут и словно во сне он услышал «Ну что в расход? Всё же ясно!» «Оставь пока, хочу поговорить с тёзкой».
Две недели прошли как страшный сон. Допросы заканчивались холодным каменным полом камеры. Болело всё, что ещё могло болеть. Гришка честно всё рассказывал и про школу, и про семью алкашей и про то, что он из 2019 года. Но ему отвечали, что сейчас 1937 год и что парню пора начать говорить правду. Парень стоял на своем. И через неделю Войков старший стал больше слушать и меньше бить. А когда парень рассказал про похороны отца и про разговор с батюшкой, офицер спросил, как звали его деда, на что мальчишка ответил, что Владимиром. Ненадолго задумавшись, он вырубил привычным жестом паренька и велел утащить того в карцер.
Три дня Гришку никто не трогал. В одно утро за ним пришли. В этот раз его вывели на воздух. Пьянящий летний воздух укутал уставшее от побоев тело. Захотелось обнять этот ветер, но только паренёк попытался поднять руки, как его грубо толкнули сказали, что руки держать за спиной.
Поход был недолгий. Надо рвом поставили человек тридцать. Не надо было объяснять, зачем сюда всех привели. Расстрел. Гришке не хотелось в это всё верить. Всё его сознание кричало, что так нельзя. Что он только начал жить. Что шестнадцать лет — это совсем не срок, чтобы понять жизнь. Всё его внутреннее естество не принимало этот фарс. Казалось, вот он откроет глаза и окажется, что всё это сон, страшный сон.
Вдруг рядом он услышал, как ему показалось, знакомый голос. Небольшого роста старичок с белой бородой стоял и молился. Гришка пригляделся и узнал священника отца Василия из церкви где отпевал родного батю.
— Батюшка, отец Василий,- прошептал Гришка.
— Обознался, малец. Я не Василий, я отец Феофан. Держись паренёк, скоро всё закончится.
И тут из ряда солдат, приготовившихся стрелять, вышел офицер. Гришка не сразу его узнал. Вроде бы это был Войков, но лицо его напоминало оплывшее нечто, так выглядели его родственнички после недельных запоев. Он остановил рядовых и тихо, не спеша, как бы раздумывая, подошёл в Гришке. Обнял его, а потом упал на колени перед отцом Феофаном.
— Прости мне, батюшка, мои грехи. Прости, Упроси Господа Бога за меня. Я верил, что спасаю свой народ, власть своего народа. Но и во мне закралось сомнение. Когда в расстрельных списках стали появляться старушки – монахини, которым лет за восемьдесят или тринадцатилетний мальчишка, взявший покататься велосипед. Людей стали стрелять нещадно. Что же это за власть, которой угрожают калекам, и старцам? Прости!
Тут из-за строя солдат выбежал другой офицер и побежал в сторону расстрельных.
— Войков, ты, что мать твою… Ты что? Очнись, иди проспись. Пить надо меньше
— Да не пьян я. Это вы все не просыхаете. Ты что не видишь, что творится! Стариков, да детей стреляете! Ты сам же говорил..
Но Григорий Войков не успел договорить. Офицер выхватил табельный пистолет и в упор расстрелял бывшего сослуживца.
И тут раздался грохот выстрелов. Последнее, что увидел Гришка — как священник положил руку на голову покаявшемуся Войкову, лежащему перед ним.
***
Сегодня Светлана Васильевна была в своём, наверное, самом красивом костюме фиолетово цвета с шёлковым шейным платочком. Она вручила Григорию Войкову красный аттестат. Гриша не удержался и обнял свою классную руководительницу, и все в зале расхохотались. А на первом ряду, отбивая ладоши, аплодировал отец Гришки и мама тихо утирала слёзы радости за сына.
