Посреди широкого поля, ограниченного с одного края лесом, а с другого озером, расположился средних размеров город. Деревья в лесу были крепкие, и прямые, будто выверенные по линейке, и не внушали совершенно никакого желания полюбоваться природой. Глянув на них наблюдатель уже через пару минут не смог бы их описать, несмотря на то, что были они довольно редкими, и росли лишь у воды. А точнее у того самого озера, которое было гладким и неподвижным, скорее напоминая зеркало, и вода мутно-серой кляксой выделялась в поле, в котором бурой змейкой петляла меж зарослей травы дорожка. Пройдя по тропинке, обвившей озеро, мы можем войти прямо к городу. Возникнув совершенно неожиданно, будто нарисованные не очень сведующим в устройстве подобных мест художником, высокую траву заменяют асфальт и дома. О самом городе, столь неожиданно предстающим перед путешественником раз в год возможно по чистой случайности туда забредшим, говорить можно много и не сказать при этом ничего.
Вида не примечательного, с серыми зданиями средней высоты, он был такой же как и множество других городов, разбросанных по миру тут и там. В нем было два центра и один рынок. В общем то совершенно обычное устройство жилого населенного пункта.
Что действительно удивительно, так то, что даже клубника, яблоки и прочие вкусности почему-то совершенно не выделялись на фоне зданий и рыночных палаток. Они совершенно не привлекали, и казались пласстмасовыми пародиями на еду. По сравнению с этим даже осознание того, что огородов, а следовательно и источников подобных товаров, в округе не было, меркло.
Забавно так же то, как легко можно пронестись по этому городу не увидев ничего исключительного и забыв дорогу по которой шел, лишь идя по Центральной улице шагая за потоком людей остановив взгляд на телебашне, отличающейся высотой и ярко красным маячком на самой верхушке своей. Внизу, под башней по прямым, будто вымеренным великанских размеров линейкой улицам города шевелился и перетекал серый людской поток, похожий на ручейки муравьев спешащих по своим делам. Лица их не выражали ни любопытства ни интереса, лишь суетливую нахмуренность. Никто из идущих там не поднимал от земли своего взгляда, но если бы был любопытный прохожий, решивший в это мгновение задрать голову и посмотреть вверх, то увидал бы он весьма интересное, если не сказать исключительное, явление. Он бы заметил человека, который бы ничем он от остальных не отличался, и имел бы вид работника пера и компьютера, которых в народе прозвали » офисными крысами», но было в нем что-то непохожее на них. Странное.
На человеке были серые отутюженные брюки и серый же жилет, надетый поверх белой рубашки с закатанными выше локтя рукавами. И он в самом деле действительно был бы ничем не примечательным, если бы не две вещи, выбивающиеся из сложившегося образа, которые наш зоркий прохожий мог заметить забравшись к человеку на крышу.
Во-первых, сидел он прямо на железной антенне, в паре метров от красного маячка, что само по себе странно. При этом он к тому же ребячески болтал в воздухе босыми ногами, не то что без туфель — без носков! При близком рассмотрении, для любого образ «крысы» потерял бы свою детальность…
Но, пожалуй, самым примечательным в этой картине был выделяющийся на общей серости городка и неба ярко красный бант в кокетливую крапинку, что украшал воротник рубашки человека и несколько скарашивал впечатление, которое производило его лицо. В отсветах от маячка четко выделялись острые черты, высокие скулы и прищуренные веки, за которыми скрывались, будто за затвором камеры, сосредоточенные глаза. Ловя блики от красного свечения, даже при свете дня они отсвечивали тем же блеском, придавая лицу хищный флер.
Итак, этот примечательно-непримечательный человек с небывалым оживлением смотрел в дальний конец города, и наш любопытный прохожий заподозрил бы во всей ситуации злую шутку, если бы решил проследить за его взглядом, ведь в том направлении находился точно такой же поток людей, как и у подножия башни! Но Бант видел там гораздо больше, чем кто бы то ни было, и то что он видел было гораздо интереснее чем все в этом городе. И пусть никто бы с этим не согласился, но лишь немногим дано понять всю привлекательность запутанной человеческой жизни…
***
Спроси кто-нибудь жителей города о том, как он называется, они бы очень удивились и бросили бы презрительный взгляд на подобного умника, не считая нужным останавливаться и отвечать ему. Конечно, как можно этого не знать?! Но они не знали, или забыли с течением времени, да и не нужно им это было. Система этого места плотно переплалась с жизнями горожан, окутывая их сетью непонимания и безразличия к, в общем-то, всему, что не касается их привычного уклада жизни.
Потому-то наверное, и на картах нет этого города, ставшего для населявших его людей не тем, что обозначается громким » Родина «, а лишь местом, где они влачили свою жизнь. Цель? Спроси их об этом и тебе ответят : А зачем она?
Но и в этой замкнутой системе может найтись особый интерес для лиц, скрытых где-то за рамами окон и зеркал. Кто они? Неважно…
***
Юная девушка быстрым шагом, граничащим с бегом шла к зданию с вывеской, гласящей о том, что перед вами Храм Знаний, в народе именуемый библиотекой. Шла она, взрезая, как нож масло, поток людей, явно не готовый спорить с подобной напористостью и лишь спокойно расступающийся перед ней. Все ее движения передавали некую нервозность и спешку, столь свойственную излишне впечатлительным молодым людям.Спешка эта была забавной и у любого вызвала бы улыбку на лице, особенно когда девчушка шагнула вперед и буквально выскочила из обуви, тут же отпинутой куда-то в сторону безразличным ко всему мужчиной, который наверное и не заметил этого. Да, это вызвало бы улыбку, но лишь у приезжих. И только приезжий решил бы помочь. А от горожан юная студентка не нашла бы понимания.
-Простите, вы тут не видели обувь с моей левой ноги?- девочка потрясла босой ступней и широко улыбнулась, но уже вслед удаляющейся спине прохожего.
-Ну и идите! Вам же хуже!-крикнула вслед и побежала за вновь отпинутым кросовком…
По-видимому эту забавную спешку в нее вселяли экзамены или, возможно, записка, оставленная кем-то у двери и предлагающая ей прийти в библиотеку и найти книгу по истории.
Эта девушка пока не понимала что людям в этом городе многого не хватает, в том числе и чувства юмора, а потому наивно полагала, что это шутка от ее соседки-преподавательницы, которая должна будет принимать у нее экзамен завтра.
Так, девушка, искренне считавшая что записка присланная ей — есть происки не особо доброй к ней преподавательницы, взбежала по ступенькам здания, весьма отличающегося от остальных домов города.
Невысокое, с зеркальным куполом крыши, оно отражало лучи заходящего солнца и окрашивало этими бликами близлежащие серые стены. В стиле этой постройки сохранились отпечатки того, каким был город когда-то. Очень давно, возможно, в строения вкладывалось что-то кроме расчетов выгодности проекта, и именно в этом месте будто сохранилось это Время.
Возможно именно поэтому Сцинтилла, а так звали студентку, ненавистную почти всем преподавателям, любила здесь бывать. Вовсе не из-за книг, хотя, конечно, в библиотеке хранились труды незабвенных ученых, таких как Манярин с его «Историей создания скрепки» и Нудин с одинадцатью томами «Занятной энциклопедии строения мухи» и многие другие. Инвесторы библиотеки по праву гордились почти полным выпуском » энциклопедии», хотя без пятого тома коллекция казалась им неоконченой.
Нет, не за этими несомненно полезными трудами приходили те немногие, кто посещал это место. Те, в ком еще осталась маленькая или не очень искорка души, индивидуальности.
За эту искру и невзлюбили профессора нашу героиню. Уж больно выделялась она в брюках и кедах, заказанных издалека, среди девушек в юбках чуть ниже колена и серых кофтах. Да и мысли порой возникали в ее голове чересчур осознанные и яркие. Когда-то она еще старалась их высказать, но со временем прошло то чистое детское желание рассказать обо всех своих идеях миру. Еще свежа память о тех моментах, когда девочка бежала домой заплаканная, чтобы рассказать родителям о том, как одноклассники разорвали ее «Дневник фантазии».
-Мама! Мама! Они порвали его и…
-Ясно. Ты уроки делала?
-Но мама, там было все!
-И твои упражнения?
-Нет, но все рисунки…
-Бесполезны! Иди к себе.
Так оканчивались все диалоги с родителями, потому она прекратила попытки добиться их признания. И лишь изредка теперь уже студентка позволяла себе вставить слово против убогих идологий своих профессоров. Но и этого хватало порой, чтобы пробудить в них презрение и желание поскорее избавить свое учебное заведение от этой «ущербной». Перед глазами предстала недавняя ссора:
-Но если вы так верите в то, что правила важны, то откуда вы берете их? Где правило о том, откуда они берутся?- отчаянная попытка договорить прерывается взмахом руки профессора.
-Вон! Подумайте о своем поведении!
-Я думаю, но о вашем! Вашем убогом страхе перед новым!
-Пойдешь на исключегие,- тихое шипение будто наяву снова слышится студентке и она встряхивает головою, отгоняя призрак назойливого профессора.
Но не удавалось им ее исключить, ведь приходила она сюда часто, саму себя убеждая, что лишь по учебе, и действительно усердно учась, и лишь где-то в глубине души понимала, что именно влечет ее сюда. Та сила что сгущалась вокруг.
Сегодняшний день обещал быть самым обыкновенным, таким же как и все до этого, но где-то в воздухе вокруг здания сгустилась и липкой горечью ощущалась на языке тревога, когда девушка перешагнула его порог. Тепло окутало ее с головы до ног, погружая в какой-то кокон уюта, как бывало не раз за прошедшие в этом месте года.
И вот еще одна странность, которую возможно мог бы заметить особо внимательный наблюдатель: ни в одном больше месте не было различий температуры и не было в домах тепла того, которое впитывается в доски и камни счастливого дома.
Да, тяжело замерзнуть телу на этих улицах, но легко душе человека. Так и исчезли искры из глаз жителей. Так и стал видимо этот город тем, что есть сейчас. Промерзло насквозь все и завязло в пустом воздухе по чьей то злой воле.
И человек с красным Бантом в крапинку войдя сюда цыкнул и покачал головой, поражая библиотекаря тихим шепотом:
-Ай-яй-яй, какое досадное упущение, но в нашем деле это даже к лучшему, не так ли?
И он покрепче сжал в ладонях потрепанную книжку, с улыбкой оглядывая стеллажи.
Все это было вчера, а сейчас стоит вернутся в сегодня, где библиотекарю приветливо кивнула Сцинтилла, уже привычно направляя свой путь мимо ровных рядов книг к уютному диванчику у окна, который казался ей самым удобным из диванчиков всего мира. И неясно, то ли это от того, что здесь всегда видно солнце, то ли от того, что сидящего на нем никогда не видно из основного зала и он будто оставался один во всем огромном здании.
-Только прошу, не говорите вслух и не смейтесь громко!-нагоняет голос библиотекаря за спиной. Только эта старушка, работающая здесь всю жизнь, могла прислушаться е ее рассказам и улыбнуться по доброму.
Так или иначе, сложив свои пожитки, а точнее сумку с бутылкой сока неопределенного вкуса, из тех, на которых написано что это вишня, но в действительности вишней там и не пахнет. Так же там была та самая записка, где была написаны номер полки и стеллаж. Видимо, подумалось вдруг девушке, кому-то очень хочется показать мне какую-то книгу. Видимо, понесла ее дальше мысль, эта книга очень интересная или, что еще лучше, хранит в себе какую-то тайну. Тут ее мысли и весь разум замирали от восторга, ведь в жизни ее было так мало интересного, что иногда хотелось хоть даже ее ценой привнести ярких красок в минуты серости, что идея о том, что ей хотят доверить тайну приводила в трепет все ее естество.
Воодушевление казалось горело во взгляде студентки, твердо решившей найти эту таинственную книгу. Как мог заметить читатель, мысли ее скакали от одного к другому с удивительной скоростью. Только она думала, что записка — розыгрыш от соседки, и вот это уже попытки сообщить ей некую тайну. Что лучше, нельзя сказать наверняка, но доподлинно известно, что ни один из ее преподавателей ни одну бы не воспринял всерьез, считая что это неправдаподобные глупости. И зря, ведь в этих мечтаниях юной, истосковавшейся по счастью и свету, иссыхающей в серых стенах, души была доля правды.
Нужный стеллаж и полка были найдены быстро, все же библиотека была не столь грандиозной по размерам, но увы, на указанном месье пылились лишь старые книги по ботанике. Историей здесь и не пахло, разве что если не считать того, что некоторые запахом Истории считают запах пыли, облачко которой сорвалось с корешков, когда Сцинтилла осмелилась дунуть на них. О чем тут же ей пришлось пожалеть и закашояться, несколько даже расстроенно. Ничего интересного нет, а значит это просто злая шутка.
-Но чья?!-воскликнула студентка в возмущении и раскинула в разные стороны руки, будто недоумевая невидимому собеседнику, мол как так можно! Но любое неловкое движение имеет за соббой последствия, так и от рук студентки ударивших по стеллажу, пошатнулся шкаф и одна из книг выпала.
Девушка тут же склонилась за ней, в намерении поставить на полку, приняв самый невинный вид и едва не насвистывая что-то под нос, что обычно и является тем, что раскрывает виновных, пытающихся притвориться, будто их тут и не было. Нет, наша девушка слишком умна для такого промаха, а потому она пресапокойно поставила книгу и собралась бы уйти и подготовиться хорошенько к экзамену, как вдруг в открывшемся просвете увидела блеск; на полке за книгами лежал потрепанный фолиант с неряшливо торчащими с краю газетными вырезками, выдавая то, что автор этой книжки вероятно сильно спешил в ее создании. Но так или иначе, девушка сильно обрадовалась, да и как тут не обрадоваться, когда на пыльной обложке выведено четкими тиснеными буквами «История города».
«Вот она!» Пробежало в разгоряченном юношеском сознании и Сцинтилла с трепетом взяла в руки нескладную книгу…
Кожаный переплет книги был небрежно сцеплен тесемками с самими страницами, едва не выпадающими осенним листопадом из обложки, а золоченные буквы были выведены не слишком аккуратным почерком, свидетельствующим о быстроте ума. той самой, кога руки не успевают записывать бег мысли, и большая часть написанного так и остается непонятой, то ли от скачущих то вверх то вниз букв, то ли от того, что написанно все обрывочно. Однако, несмотря на создавалось ощущение будто это действительно важный томик, ведь для чего-то нужно было так прятать столь быстро слепленную книгу, будто автор бежал за автобусом или очень опаздывал на поезд, создавая ее.
Руки девушки мягко прошлись по обложке, обводя тисненое заглавие, размышления ее столь же мягко перешли от степени важности книги, что в общем-то было действительно было любопытным предметом для размышлений, но не столь первостепенным, как следующий вопрос: почему она?
Как и любой человек выделяющийся из толпы, Сцинт считала себя совершенно обычной девочкой и лишь изредка замечала, что окружающие не разделяют подобное мнение, но списывала это на простые выдумки с их стороны. Ну или считала странными самих этих отдельных личностей. Потому-то видимо она и не могла никак понять кто и зачем отправил ее сюда именно за этой книгой.
Так и сидела студентка, утонув в мягком кресле и погоаживая книгу, замерев разумом в нерешительности человека готового шагнуть в пучину и уже занесшего ногу, но все еще словно не осознав душой, что стоит на краю. И пучина, нет, скорее темный проем двери, нарисованный взбудораженным юношеским сознанием, манила сделать последний шаг, а за спиной будто стояли все те, кто так осуждал ее. И показалось девушке на долю секунды что кто-то шепчет ей застыть. Голос становится громче, уже кричит, приказывает остановиться, и не дает ступить и шагу. Со страхом девичий разум осознал что тело не слушается его, утопая в вязкой слабости, серой патоке, серой как стены города, смыкающиеся вокруг, поглощающие в себя без остатка. Голова пошла кругом, недолго осталось ждать и обморока, и были у студентки подозрения, что до книги, да и до дома она уже не дойдет, коли позволит себе утонуть. Да, пронеслось в голове, легче отступить, но, продолжает сознание, легко ли будет жить и дальше также? Рывок и палец дернулся вверх, в то время как изнутри рвался крик и ожесточенная борьба искры сознания с серым болотом приближалась к победе девушки. Наконец ладони рванули книгу и открыли страницы, открывая взору множество газетных вырезок.
Серая патока отошла понемногу назад и Сцинтилла пригляделась к тому, что хранила в себе книга. Один из первых вклееных клочков бумаги гоасил: «Программа по сохранению будущего и моделированию мира в котором ярко выражены счастье и любовь к месту жизни, привлекает все большее внимание общественности. Мэр города Нью-Йорк прокомментировал создание оной как » один из способов ведущих к процветанию цивилизации». В дальнейшем…» тут фраза обрывалась будто ножницами и преходила к следующему:
«В центре города возведен исследовальский центр «Наследие» имеющий своей целью сохранить работу программы и усовершенствовать ее.»
К статье прилагалось фото, на котором внимательный человек мог бы узнать то самое здание в котором сидела сейчас в кресле с книгой в руках юная студентка. Но на картинке было запечетлено открытие и ножницы, занесенные над красной лентой с золотистой надписью: «Наследие».
Это слово взволновало не хуже самой находки и на секунду вязкая патока снова подобралась вплотную, но на этот раз разуму удалось избежать западни, убежав в прошлое. Отчего-то повторяя это слово снова и снова девушка будто увидела перед собой яркий солнечный свет на гранях оконных и широкие улыбки на лицах горожан. Громкий гомон взволнованной толпы, которого уже много лет никто не слышал и голос из динамиков:
-Дорогие друзья, официально обьявляю наш город заново открытым, надеюсь программа наша поможет множеству стран! И да будет с нами наше наследие!
Гром аплодисментов и на пол летят половинки ленты, с треском сознание возвращается в реальность.
Перед глазами пляшут полосы, похожие на них, но студентка все стлится прочитать еще. Узнать боььше, с той самой юношеской потребностью в знаниях, что и двигает нас всех вперед. Только она и помогает сквозь шум в ушах сосредоточиться и читать дальше: «Программа наследиее закрыта по ряду причин и переписывается программистами. Наследие 2.0 станет нашим спасением?»
Статья говорит о том, что знаменитая программа продана какому-то богачу и серые полосы перед взглядом превращаются в осыпающуюся бетонную пыль здания и грохот огромной строительной техники, сносящей все на своем пути. И в этом гуле девчонка пораженная открытием вскакивает все так же глядя в книгу.
Тонкое тело не может стоять ровно, но его беспечная хозяка все смотрит и смотрит на строчки гласящие неразборчивым и стремительным почерком: «Если ты это читаешь, то ты действительно та, кому я мог доверить все это. Но ни за что сейчас не выходи из здания. Не говори никому. Система следит за тобой!»
Строки обрываются, как и сознание девушки, словно сыр скатывающееся в маслянистую тьму. Сердце гулко бьется о ребра и все та же искоркатолкает и толкает вперед, едва не принуждая бежать к выходу.
-Я должна рассказать. Показать… Мы ведь оши… как же… так…
Сбивчивый голос испуганного ребенка пугает Сцинтиллу, хоть он и ее, но звучит как-то чуждо, а помехи в глазах все сильнее. Она все так же бежит к выходу, спешит в святом убеждении что расскащав обо всем спасет свой город. От чего, она пока так и не поняла. И уже не поймет, ведь уже ступила за порог, пробуждая систему.
Серые стены с ехидцей будто смеются над ней!
-Не ссмейте! Не смейтесь! Я выросла! Я справлю…
Крик обрывается резким ударом и все что остается увидеть серым глазам напоследок: черные шины, грустная улыбка на строгом лице, кусочек небa среди смыкающихся серых стен и красный бант «Тьма глотает с головой и даже она немного серая»- проносится очередная глупая мысль и сознание и искра покидают ее, оставляя на сером асфальте лишь изломанную куклу с безжизненеыми глазами-стекляшками и книгу, чудом не рассыпавшуюся при падении. Очередная смерть, никому не нужной и никем не любимой девочки. Людская река снова огибает ее, но теперь уже не опасаясь напора жизни, а боясь вступить под полог смерти. Все обходят тело и идут своей дорогой, и лишь один спокойно и несколько даже разочарованно вздыхает поднимая с пола окровавленную книгу.
-Ну что ж, я снова ошибся с выбором. Время не пришло.
Люди все так же шагают куда-то по своим делам, не обращая внимания на то, что и автомобиль и тело и лужа красной жидкости исчезли, они лишь сомкнулись, снова становясь целой рекой, и уунося за собой последние остатки трагедии жизни, столь ничтожной, и порой столь важной.
Исчез и человек с красным бантом, растворившись в одной из стен и унося за собой книгу. Не время еще. Стстема еще слишком сильна. Нужно больше Искр, а значит еще больше работы появится у него вскоре.
***
13 лет назад.
Маленькая девочка шла по бордюру в сторону школы и помахивала своим не в меру большим портфелем, когда навстречу ей вышла ее новая учительница, которую, ребенок был уверен, она попозже полюбит как родную. Строгая женщина с вытянутым лицом и вся будто по линейке отмеренная подошла и презрительно посмотрела на девочку с бантиком в волосах.
-Для пешеходов предназначены тротуары.
-Но я ведь всего лишь решила пойти интереснее. Я никому не мешаю и… это весело! Я уверена, если и вы попробуете вам точно полюбится этот способ хождения,-радостно захлопала она в ладошки и потянула преподавателя за рукав серого пиджака.
Возмущение закипало в женщине как в чайнике и на секунду любой прохожий мог бы увидеть пар, поднимающийся от макушки с реденькими седыми волосами, и преподаватель даже не сразу нашла подходящие слова.
-Правила нужны для правильной жизни и занимаясь гоупыми фантазиями, ты ставишь эту правильную жизнь под угрозу, дура,- больно хватая за ухо зашипела женщина, окрещенная детским сознанием как «селедка». Она зло встряхнула девчонку и разгневанно зашагала прочь, ощущая на секунду свое превосходство и тут же вновь становясь спокойной как и все вокруг, кроме рыдающей на тротуаре девочки.
Над ухом раздалось покашливание и какой-то странный человек коснулся плеча ученицы, будто стряхивая груз навалившейся на хрупкие эти плечи печали.
-Ну-ну, они того не стоят,- доставая ярко красный платок и утрая горькие слезы с детского личика прошептал человек.
-Может я и вправду неправильная?- робкий взгляд из под влажных ресниц растрогал бы любого, но мужчина лишь пожал плечами.
-Как по мне, из всех них ты самая правильная. И если решишь поверить им, а не мне, то потеряешь всю свою «правильность», искорка.
Девочка пораженно посмотрела вслед уже уходящему человека и тихонько шепнула:
-Какой он интересный. И какой красивый красный бант…
***
Да, пробуждать их не так уж и сложно. Сложнее находить. Усталый парень поправил свой галстук-бабочку и шагнул из камеры погружения в программу.
Громкий голос привычно потребовал отчет и работник легко произнес заученную ложь:
-Программа исправна, происшествий нет. Сбоев тоже,- и собрался уже уйти из комнаты, но был остановлен вышедшим из тени человеком, который, даже не смотря на то что его лица не видно от того что он стоял спиной к свету, был легко узнан и тотчас же привел работника в волнение. Руки судорожно поправили бант и будто зажили своей жизнью. Так бывает, когда ты не можешь найти им места и пристроить куда-нибудь и пальцы будто сами то почесывают глаз, то смахивают пыль, то ковыряют обои.
-Спокойнее, мой друг. Я всего лишь хочу поговорить о твоих… результатах,- бархатистый голос успокаивает и руки замирают у лица,- Нам донесли что сегодня Система ликвидировала одну из системных ошибок и на камеры наблюдения попался ты,- в голове подчиненного проносится: «зря не проверил», а с губ срывается сбивчивая речь.
-Сэр, город дестабилизируется, он исчезает без того важного компонента, что вы из него убрали. Программа создана не для этого. Мы должны… должны…
Мысли обрываются и остается лишь убаюкивающий голос, шепчущий:
-Не стоит волноваться, ведь ты ценнейший сотрудник компании, но слишком устаешь. Отдохни…
Тело безвольно падает на пол, и тот кто только что убаюкивающе шептал, сухо произносит:
-Разберитесь с этим.
Люди в серой форме быстро уносят тело, а на полу остается лишь красный бант.
Темный силуэт берет в руки кусочек ткани и задумчиво прокручивает в тонких пальцах. На губах вспыхивает грустная улыбка и злая складочка у рта.
-Жаль, что ты встал на моем пути.
Безжалостно смятый бант в кокетливую крапинку улетает в мусорную корзину.
Всего через 6 часов он оказывается на свалке.
Всего через день родным одного из работников приходит утешительная открытка с соболезнованиями, написанная самим начальником.
Всего через год компания выпускает свою программу.
Всего через 10 лет она плодится по всему миру и города становятся похожи один на другой.
Всего через столетие «разумное» население планеты потихоньку исчезает, растворяясь.
Всего ничего до того, как будет стерто наследие
