XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Вся жизнь человека, точнее, часть её потребностная, целиком и полностью состоит из поиска удовлетворения, способное подарить немыслимые ощущение. В стремительной погоне за этой дичью охотник упускает все детали, быстро пролетающие мимо него со скоростью бешеной пули. Поскольку внимание его сосредоточено на желании, ничто более не способно проникнуть к нему в душу из-за нехватки места, а для расширения же границ самой души человек должен не тщетно гоняться за намеренным, не бездумно бросать дротик в надежде на то, что выпадет счастливый приз; отбросить все мысли об избытке чувств, о нехватке уделяемого внимания – которое также является признаком душевной жадности человека – отбросить, попытаться увидеть правду своими глазами, безо всякой навязанной призмы и не сквозь розовые очки: жизнь сосредоточена между удовольствием и пути к нему, пути тернистому, как трудный путь Геракла к Олимпу, как бессмысленная дорога к вершине, куда бедолага Сизиф старается поднять гигантский камень, пути, на протяжении которого тебе понадобятся всевозможные свойства, опыт и мудрость, посредством которых ты будешь определять саму трудность. И если путь этот слишком трудный и способности человека не рассчитаны на его прохождение, то стоит задуматься: если нельзя добиться услаждения извне, то можно попробовать воссоздать его внутри себя. Может быть, оно, согревая и оберегая от холодной и тёмной вестницы страха, что с трепетом, но твёрдой уверенностью ждёт несчастного, чтобы окунуться в него, изжить из него всё благое и нравственное, лишив поддержки и опоры, постепенно уничтожать; может быть, оно будет способно сохранить радостно поддавшуюся ей сущность человека, обогатить её, но вмиг отпустить, ибо настоящее наслаждение мимолётно – тем оно обретает большую ценность, тем труднее, но сладостнее ожидать его, как верная супруга лелеет мечту о скором возвращении любимого, как ждёт несчастный горец, необдуманно поддавшийся страху, своего часа, уготованного им несправедливой судьбой.
Одним из любимых удовольствий, приносящее неописуемое наслаждение, было для меня утреннее горячее кофе латте с пенкой и тремя ложками сахара. Каждый момент, когда язык мой принимал на себя всю сладость этого великолепного напитка, а края чашки обжигали губы, когда интимный звук льющейся божественной жидкости вливался в слух, будто добавляя в него те три ложки сахара, путём чего услащая момент; каждый такой момент был для меня безумно ценен. Ему, именно ему отдавал я почести властителя, именно ему позволял управлять моей душой, пока кофе эту самую душу согревает. Но так как счастье не бывает бесконечным, услада всей моей сущности вскоре кончилась, после того, как капля, оставшаяся последней блуждать по дну чашки, отражая тонкий лучик света, просочился впоследствии в горло, и капля эта была самой сладкой, ибо несла в себе всю сладость предыдущих сказочных моментов; в ней заключалась сокровенная тайна наслаждения, и, бесплодно пытаясь эту тайну раскрыть, я старался момент тот продлить, удержать за последние, почти оборвавшиеся ниточки, но всё тщетно. Теперь, удручённо высасывая всю сладость из оставшегося послевкусия, я разглядывал пустующее дно чашки, из которой только что высосали душу – самое ценное, что в ней было.