Принято заявок
2688

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Эссеистика на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Наконец-то дома!

«И он понял: то, что

нахлынуло на него,

остаётся с ним навсегда

и никуда больше не сбежит.»

Рэй Бредбэри, «Вино из одуванчиков»

Я, как и все люди на этой земле, когда-то был подростком, шатающимся в разных компаниях таких же сверстников-бунтарей, ни на минуту не умоляя свой протест против всего и вся и, выражая его весьма активно и ярко. Гнался за новыми тенденциями, ища в них идеи и мысли для публичного осмеяния, слушал общественное мнение и делал всё наперекор ему, а, начитавшись выдержек и цитат из работ Бакунина, считал себя настоящим политиканом и будущим идейным вдохновителем предстоящей этому миру анархической революции. В нашей ораве не один я был такой «уникальный» — все думали так же. Каждый считал себя самым умным, посмотрев очередной ролик в ТикТоке или Ютубе про, скажем, условный нигилизм. В юношеском максимализме забывалось и то, против чего мы бунтуем (это был «бунт ради бунта», при котором опускались какие-либо моральные нормы и этика), а все сказанные нами слова были пусты, и их значение имело силу только в наших головах.

Конечно, может, я и преувеличиваю про мораль, ведь с другими людьми, если те не стояли на пути нашей шумной компании, мы особо не конфликтовали, всё оставалось в кругу друзей и близких.

Несмотря на своё желание быть приверженцем той или иной группы, я всегда держался сторонним наблюдателем и старался не влезать в авантюры. Объяснял себе просто: не готов к переменам, действительно слаб. Какое-то внутреннее чувство меня останавливало. Постоянно, начиная осуждать всё на свете – от людей до погоды, думал, что мы похожи на тех бабушек у подъезда, что также, от нечего делать, обмусоливают каждого прохожего, находя плохое во всех. Обиженные миром, все страдают. Что-то всегда не давало мне покоя, и чем дольше было моё пребывание среди этих людей, тем больше возникало сомнений в их высказываниях и выводах. И в это же время со мной произошёл случай, объяснивший природу моих сомнений и сделавший меня тем человеком, кем и являюсь сейчас.

На лето мои родители обычно отправляли меня «в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов!» В общем, к бабушке и дедушке, чтоб побывал на природе, проникся её красотой. В тот год особой красоты я в ней не видел, мало того — меня собирались отправить в глушь без какой-либо связи и, главное, без штаба единомышленников. Я долго протестовал, но после долгих уговоров, ссор и скандалов понял – дальше продолжать бесполезно и придется подчиниться. Собрал вещи – и на электричку. Пока мы не выехали из зоны действия сети, всё написывал своим друзьям-товарищам о несправедливости этого мира.

Бабушкина деревня находилась на Северном Урале. Ехать до неё прилично, сядешь вечером – приедешь ранним утром. Конечная станция, одним словом. Было раннее утро, но рассвет уже наступил, и солнце медленно пробуждалось от своего короткого июньского сна. Очнувшись от дремли я понял, что в вагоне уже не осталось пассажиров. Била мелкая дрожь. Сонный проводник открыл мне дверь – и я сошёл на побитые временем каменные плитки, покрывающие перрон.

Сам вокзал в деревне никогда не реставрировался: как поставили в 50-х годах прошлого столетия, так и стоит. Мерно дышит, и с каждым вздохом всё больше сыпется и обрушается. Сквозь неровно лежащие плитки пробивалась зелень, росли одуванчики. У лавочек были прогнившие доски, некоторые вовсе сломаны, и лишь одна из многих недавно покрашена. Единственное, что выдавало жизнь в этом месте, был бородатый седой охранник, который , опершись на трость, мирно посапывал.

Пытаясь не создавать лишнего шума, я открыл потрескавшуюся дверь, прошёл через турникеты и вышел на заросшую тропинку, ведущую к домам. На моей душе было необычайно спокойно, словно я оказался в загадочном месте, попал в другой мир без забот и лишней суеты. Здесь не было шума машин и хмурых лиц, грязи под ногами и слепящих огней. Небо, отливающее бирюзой и кажущееся изумрудным, стало крышей дома, в котором меня так долго ждали, и посещение которого я так долго откладывал. Горы, раньше казавшиеся такими могучими и давящими, стали добрыми и старыми друзьями, с кем ты многое повидал, встретил не один рассвет, но, уехав из родного края, совсем забыл про их существование. Но вот ты снова здесь, и встречают тебя с распростёртыми объятьями и прощают старые обиды. Давишь в себе чувство нахлынувшей печали, а природа, напротив, плачет, и не из грусти, а от радости встречи! Задеваешь руками утреннюю росу и понимаешь – что ты не один такой и ни одного тебя переполняют сейчас те же эмоции, что не в силах выразить, передать. Как будто бы пробудили от долгого страшного сна, и сейчас ты именно там, где и должен был быть.

Наша изба находилась на окраине деревни, и я шёл уже достаточно долго перед тем, как увидеть очертания небольшой церквушки на самой вершине. Казалось, что она балансирует между небом и землёй. Рядом протекала небольшая река, и, пробиваясь через репейник и крапиву, я решил подойти к ней умыться. Когда я опустил глаза и посмотрел на воду – я увидел себя и очень испугался. Но после невольно рассмеялся : вода была настолько чистая, что стала зеркалом. После, сквозь своё отражение, я разглядел лежащие на дне камни, скучковавшихся мальков и чей-то давно закинутый на дно ботинок, ставший пристанищем для водорослей и рыб.

Я снова окинул взглядом своё отражение. А ведь кто-то такой же, как и я, по ту сторону также сидит и смотрит то на незваного гостя, то на обитателей речной фауны. Сев на камень чуть поодаль от берега, я обернулся на весь проделанный мной путь. Казалось, что вся эта поляна – это не городская машина вечных неуходящих проблем, а настоящая машина счастья. Лёгкий ветерок прошёл по водной глади, волнуя моё отражение. Вдалеке раздался звон колоколов.

София Латышева Андреевна
Страна: Россия
Город: Омск