Он и подумать не мог, что его скучную однообразную жизнь однажды изменит старая скрипка и маленькая девочка…
Этот судьбоносный день начинался с воя ветра в трубах, шума машин за окном и песни Виктора Цоя на будильнике. «Но, если есть в кармане…» — на локтях с кровати приподнялся сонный парень, «…пачка сигарет…» — его рука нащупала под подушкой телефон и выключила будильник. Юноша стал лохматить волосы в попытках взбодриться. Шлёпал себя по щекам, разминал руки. Но все его попытки были тщетны. Дремота повалила мальца обратно на подушку. Но он случайно ударился косточкой на запястье о край стола. Колкая, острая боль свела желание спать на нет и заставила парня снова сесть. «Чёрт! Опять уснул только под утро, и вот уже нужно собираться в эту проклятую школу! И я опять не сделал домашку… Ещё и стукнулся самым болезненным местом…» — думал он про себя.
Тусклый солнечный свет прошёл сквозь тюль и упал на одеяло. Мальчик посчитал, что сама природа вздумала его дразнить, потому что вся остальная комната оставалась в тени. Мальчишка медленно стянул одеяло на пол. С отвращением посмотрел вниз и что-то процедил меж зубов. Увы, под одеялом снова не оказалось ног…
Думаю, пора мне рассказать вам – читателям, про этого мальчишку и посвятить вас в суть событий его жизни.
Мальчишку зовут грозно – Ярослав. Но по-простому – Ярик, как какую-то суетливую маленькую птичку. И когда-то он правда оправдывал звание непоседы. Но это было очень давно, когда он ещё мог ходить.
Да, Ярослав родился обычным мальчиком. Отец был безработным. Первые годы жизни Ярика мать была в декрете. Сидела с сыном с ночи до утра, изнемогая от усталости. Отец же днями напролёт просиживал диван, смотрел телевизор. Ему это не приносило ни удовольствия, ни денег. Он просто был, как обязательная часть семьи, или как пыльный сервиз, который вам однажды подарили на юбилей, и который ни при каких обстоятельствах нельзя выкидывать. Третькин Анатолий ещё до свадьбы был молчалив, замкнут в себе и никчёмен. Был хил и слаб для физической работы, слишком глуп, неусидчив и упрям для умственной. С самого детства не имел друзей. Не имел успеха и среди женщин. Потому он и взял в жёны красивую, но гулящую соседку по лестничной клетке – Анастасию Цаплину.
Мать — Настя была как бытовой прибор, как посудомойка или стиралка. Она знала и выполняла свою часть обязанностей, но в остальном оставалась «украшением» семьи. Но в ней всё-таки было особое женское очарование, передавшееся от её утончённой и благородной матери – Элеоноры Матвеевны. В молодости та была балериной Большого театра и отдала театру свои лучшие годы и душу. Ещё маленькой Насте не было места в сердце у мамы. Вот и стала ещё девчонкой, до ночи дома не бывать и с мальчишками дворовыми гулять, а вскоре и пить, и курить начала, подражая друзьям в больших и шумных компаниях. Абы как, да окончив ПТУ, работала поваром в школьной столовой, а по выходным торговала иностранным ширпотребом на рынке. Что заслужила – то и пожинала, и никогда не жаловалась на нехватку денег, мать или судьбу. Не нравилось только в девках сидеть в свои тридцать лет. Не по-людски всё-таки. Вот и выскочила за бестолкового, но холостого Тольку. А ушедшей на пенсию Элеоноре Матвеевне только и пришлось, что давать молодожёнам подачки и ждать внуков.
И спустя год, она дождалась Ярика. Мальчик родился с ног до головы конопатый и синеглазый, крикливый и капризный. Отец воспринял сына как данное и относился к нему, как к неудобному нахлебнику. А вот у матери открылось второе дыхание. Ей захотелось простого женского счастья: любящий муж и образцовый сын. Она знала, что просто так ей этого не достичь, и года полтора хлопотала по дому как заведённая. А потом её настигло осознание, что одних её усилий недостаточно и Анастасия стала принуждать Анатолия работать. Он не старался искать какие-то шабашки, не пытался элементарно помогать по хозяйству. Всё чаще стали происходить ссоры, всё чаще из ртов родителей Ярик слышал проклятия и в адрес друг друга, и в свой. После каждой словесной перепалки семья просто ложилась спать, каждый в «своей» комнате.
Вспомнив о бабушке, Ярика сбагрили ей как развлечение под старость лет. Но рядом с бабулей он почувствовал себя не лишним голодным ртом, и даже не шутом, а любимым долгожданным внуком. Увидев жизнь дочери, Элеонора Матвеевна ужаснулась выпавшей на её долю ответственности. «Коли у меня девчонка такая непутёвая выросла, то чего ждать мне от мальчонки?» — рассуждала она.
День их был расписан по часам. Бабушка приучала внука к строгой дисциплине. В шесть подъём и сразу завтрак, зарядка и утренняя прогулка до детского садика; в шесть вечера прогулка обратно домой, час мультиков и час балета, ужин и сон. Здесь Ярик был беззаботен, не зная, что и как творят родители в далёкой квартире.
Будучи пятилетним сорванцом, Ярик стал досаждать бабушке разными шалостями. То в ларьке конфету украдёт, то сломает чужую игрушку или ударит кого-нибудь. Но сил следить за маленьким бедокуром становилось всё меньше. Ярик был юн и мал, потому гневался на свою беспомощность и незначимость своего голоса. Потому делал всё, чтобы оказаться в центре внимания. Были в его стремлении и плюсы: в садике Ярика хвалили за успехи в творчестве и спорте, он всё схватывал на лету, желая выделиться на фоне других детей. Пока ему всего пять. Но уже все считали, что мальчика ждёт большое будущее. Но Элеонора Матвеевна слишком плохо ладила с детьми и устала терпеть выходки внука, поэтому надеялась, что школа расставит всё по своим местам. Появятся новые приоритеты и возможности, люди. Ярик и сам это понимал и нетерпеливо ждал.
Конец последнего дошкольного августа. Ярику исполнится семь только седьмого сентября, но в школу он пойдёт уже первого. Как же Ярику нестерпимо хотелось сесть за парту, пройти по школьным коридорам и начать учиться на отлично. Сегодня он с жаром рассказывал о своих ожиданиях бабушке во время вечерней прогулки.
Предзакатное солнце укрывало пятиэтажки ярко-красным покрывалом. Здания отбрасывали длинные чёрные тени. Город походил на горящее поле битвы, устланное тлеющей травой. В суровую реальность возвращал далёкий детский смех.
Мальчик со своей пожилой спутницей замедлили шаг. Бабушка залюбовалась цветами на клумбах. Лилии, бархатцы и астры для Ярика выглядели одинаковы. Они напоминали ему спички с красной серой на тёмно-зелёных палочках. Но внимательные глаза старой женщины ласкали взглядом нежно-жёлтые длиннолистые лилии, огненные завихрения бархатцев и пушистые головки сиреневых астр. Мальчику был скучен их горьковатый аромат, нежные и яркие цвета увядающих растений. Его больше интересовал прыгучий резиновый мяч у себя под мышкой.
И вот полосатый друг в очередной раз выскочил и ускакал от Ярика на проезжую часть, как будто желая вернуться назад на детскую площадку. Бабушкина ладонь на сей раз не смогла удержать крохотную ручонку внука, который вмиг оказался на разделительной полосе среди дороги. Оставшиеся полпути оказались для мальчика роковыми. Споткнувшись, он попал под колёса вишнёвого «Жигули»…
Будучи в шоке, Ярик не смог тогда в полной мере оценить масштаб трагедии. Через пелену обморока до него доносился голос бабушки: «Ярик! Яричка! Внучек!»- и вой машины скорой помощи – последние звуки прошлой жизни.
Ярику казалось, что он вечность пролежал на операционном столе, а затем в палате, в одиночестве.
Элеонора Матвеевна, первой узнав об ампутации ног внуку, жалобно причитала у больничной койки, будто бы это могло вернуть Ярику возможность беззаботно гулять и веселиться.
Мать и отец лишь спустя сутки приехали к сыну. Поплакали для виду, как тогда показалось мальчику, скорее подсчитывая во сколько им обойдётся инвалидная коляска, увидев культи вместо ног.
Ярик, как и прежде, жил с бабушкой. Родители же вскоре развелись. Убиваемая горем и чувством вины, Элеонора Матвеевна стала страдать бессонницей, у неё совсем пропал аппетит и появились боли в сердце.
Этим ноябрьским утром он быстро позавтракал и оделся. Помощь ему не требовалась ни с первым, ни со вторым делом. Ел Ярик как обычный ребёнок, в меру и вовремя. Вот только не испытывал ни насыщения, ни удовольствия от еды. Не было никаких проблем и с одеждой. Брали любую понравившуюся, а все штаны либо подрезали, либо подворачивали до уровня коленей. Обувь не покупали.
Поел, поспал, посидел в школе семь часов – вот и весь день, каждый день. Всегда ли жизнь Ярика была такой скучной и бесцельной? Он потерял смысл вместе с ногами или с возрастом? Сам Ярик часто задумывался об этом, но знал, что ответы ничего ему не дадут. Он вырос чуть раньше остальных и считал себя выше рутины, друзей и семьи. Семь лет назад он попал в это тягучее и липкое, как смола, состояние, когда ты просыпаешься уже уставшим и злым, когда нет сил и желания говорить и нет никакой веры в себя и шансы на улучшение собственной жизни и жизни вокруг. Ярик стал пуст, но не прост. Теперь он просто был.
За окном хозяйничала поздняя осень с ветрами и промозглой сыростью. Глядя сквозь оконное стекло, становилось холодно даже в отапливаемой квартире. Редкие солнечные лучи бились о занавески и с усилием рассеивались в комнате. Освещали пыль, кружившуюся в воздухе, и грели затылок Ярика. Листья за окном срывались с деревьев и угождали то в лужу, то на дорогу. Ярик внимательно наблюдал за ними, иногда встречая своё отражение в старом разбитом зеркале на подоконнике. Отражение ему не нравилось. Сердитый лохматый пацан в старой потрёпанной одежде, безногий и безобразный. ««Инвалидище», обиженный жизнью бездарь и лентяй, который собственным родителям не нужен. И классуха биться со мной перестанет из-за двоек и прогулов, скоро от меня устанет и бабушка…» — спокойно размышлял он о своём будущем. «Нет никакой надежды на перемены», — думал Ярик.
По понедельникам первым уроком всегда проходил классный час, на котором учеников созывали в актовый зал по поводу какого-нибудь праздника или школьных мероприятий. Реже эту сцену посещали интересные люди, например, музыканты или поэты.
Но сегодня повезло. Ждали выступления ребят из другой школы, из интерната для детей с физическими недугами. Ярик расположился правее от всех остальных ребят, почти у самой сцены под боком у завучей. Случайно зацепил взглядом светловолосую девочку в белом платье, стоявшую за кулисами…
Она чарующе водила указательным пальчиком по нотным листам и, что-то напевала, шевеля губами. Вероятно, девочка была слепа… Слепота. Как это возможно? Жить в бесконечной непроглядной ночи и скитаться по миру наощупь? Наверняка, она чувствует себя обделённой и понимает, сколько всего упускает. Что такое свет и что такое тень? Что выставляют в музеях и галереях? В чём разница между телевизором и радио? Сейчас он с нетерпением ждал её выступления. Не мог поверить в его успех. Разве может это существо, лишённое зрения, быть не лишено таланта?
Концерт начался. Один за другим сыграли два музыканта. Ярик долго и мучительно ждал выступления белокурой девочки. Она всё ещё читала ноты кончиками пальцев, а свободной рукой мяла подол своего белоснежного воздушного платья. На её по-детски румяном лице сияла широкая улыбка. Прищуренные белые глаза сверкали от света прожектора. Но Ярику казалось, что с каждой минутой в глазах девочки всё яснее проявлялись зрачки и в упор глядели на него. «Я знаю, что не веришь в мои силы, но я ещё утру тебе нос!» — Ярику уже чудились её слова, обращённые в его сторону. Но нет. Девочка напевала заученную мелодию, а бездонные глаза просто украшали девичье личико. «Две огромных Луны», — назвал их про себя Ярик.
И вот незрячая юная леди явилась залу. Она напоминала снежинку. Такую же маленькую, аккуратную и красивую. В левой руке она крепко держала скрипку, а в правой – смычок. Девочка всё ещё широко улыбалась. Досчитав до трёх, прижала инструмент к плечу и взмахнула смычком. Начало было громким и буйным, неудержимо злым и нагнетающим. Ярик вспомнил день, поделивший его жизнь пополам, с ногами и без. Глаза хладнокровного хирурга, прозрачные пьяные глаза водителя «Жигули». В памяти всплывали лица родителей, скривившиеся от отвращения и безысходности и голос бабушки, напевавший молитвы у больничной койки. Ярик знал, что тогда закончилось не только детство, но и он сам. Он понял, что больше не сможет смотреть в зеркало, как прежде. В зеркале сидит не Ярик, а его обида, вымещенная на мир вокруг. Кто или что вернёт ему себя? Музыкальный ответ последовал незамедлительно. Скрипка притихла, чтобы после необыкновенной звонкой нотой пронзить сердца слушателей. Полилась свободная плавная мелодия, что умело вовлекла Ярика в свою атмосферу. Непринуждённая лёгкость на фоне воспоминаний из тяжёлого прошлого не оставляла сомнений насчёт необходимости начать жить заново. Почему раньше Ярик считал, что это невозможно, жить просто, не оборачиваясь назад? Сейчас он был готов встать на ноги, которых нет и снова научиться бегать, прыгать, да хоть летать! Сейчас он понял, что его жизнь подвластна ему самому. «Я хочу быть счастливым», — прошептал Ярик одними губами.
В реальность его вернули аплодисменты. Средь гула оваций он расслышал лишь имя девочки-скрипачки – Надежда.
