Тишина в горах такая странная: ни шума машин, ни стрекотания сверчков, ни шелеста деревьев – ничего. И эта тишина пугала бы, если бы ночи в горах не были бы такими прекрасными: с темно-бархатным небом, свежим воздухом и невероятно яркими звездами. Хотя, конечно, не только это делает их таковыми.
Костёр все никак не хотел гореть: то ли дрожащие руки были виноваты, то ли отсутствие достаточного количества кислорода на такой высоте, то ли ее взгляд, полный молодой и неопытной решимости и надежды.
«У нас осталась последняя банка шпрот, завтра пойдём быстрее, чтобы успеть до бури…» – мужчина до боли стиснул зубы так, что заиграли желваки на лице.
«Конечно, если мы не хотим умереть от холода или истощения!» – подумала она.
Два опытных альпиниста застряли на огромной высоте без снаряжения и еды. Какая ирония! Они были опытными во многом, но им не хватало опыта в любви. И, кажется, судьба решила это исправить: буря свела их, отбившихся от своих туристических групп. Мужчина, молодой кардиохирург, и девушка, работающая в издательстве, находили отдых и утешение в горах, но потом им пришлось искать утешение в них самих, потому что горы отвернулись от молодых людей.
Парфён первый натолкнулся на Еву, которая сидела, прислонившись к уступу, дрожа от невыносимого холода, без еды и снаряжения. Несмотря на усталость, ему хватило одного её несмелого взгляда из-под замерзших ресниц, чтобы в нем самом что-то произошло: нет, не щелкнуло, а укутало мягким тёплым одеялом. Он смотрел на эту миниатюрную, но очень сильную девушку. Смотрел в её карие глаза, в которых отражалась неопытность и молодость, и понимал, что не может дальше пойти один, хотя это было бы намного быстрее и легче. Неведомая сила помогла им встретиться, эта же сила пробудила в нём что-то очень ценное и святое.
В тот момент Ева воспринимала Парфёна как на голову свалившееся чудо. Каждую секунду она ловила себя на мысли, что боится того, что мужчина бросит её. Тогда глупышка ещё не понимала, что это был не инстинкт выживания, а первая любовь.
Они так и легли спать, не сумев разжечь костер. Засыпая рядом с мужчиной, девушка думала о случайности, соединившей их судьбы. Ее спутник тоже, засыпая, прокручивал в голове момент их знакомства:
— Я Парфён. С греческого переводится как «чистый и непорочный».
— Я Ева.
Он тогда усмехнулся, но ничего не сказал. Он не знал, что его новая знакомая – атеистка, которая никогда не читала Библию.
Утро встретило их неприветливо: мороз только усилился, начался сильный ветер, а организм был на пределе. Проснувшись, Ева почувствовала чье-то тёплое дыхание на своем лице и поняла, благодаря кому она ещё жива: Парфён спал рядом, приобняв её одной рукой, а другой сжав её кисть, как будто держал в заложниках. И ей как-то резко захотелось вот так просыпаться с ним каждый божий день в обнимку, дышать, чувствуя, как от дыхания её груди движутся и его руки. Только в доме, в тепле. В их доме. А потом она отогнала это наваждение, подумав, что это слишком глупо: мечтать так о человеке, которого знает всего день. Она вообще мало что понимала и объясняла свои смешанные чувства сложившейся ситуацией, боясь ошибиться в выборе.
В пути они мало говорили: им пришлось ускориться, потому что скоро должна была начаться новая, еще более сильная снежная буря, о которой они были уведомлены задолго до всего произошедшего. На вечер путники снова разбили жалкое подобие лагеря около пещеры, которая стала их временным и на тот момент самым надежным убежищем.
Ева сидела рядом с Парфёном, смотрела на него и боялась того, что чувствовала. Боялась и одновременно жаждала, потому что не могла оторваться от его лица. А он молча смотрел на неё. Эта усмешка, блеск глаз. Такое всё непринужденное, уютное… родное?
У него были маленькие губы, явно не предназначенные для поцелуев. Но также были необычные серые глаза цвета дорогого хрусталя, который хранился у девушки дома в серванте и пылился много лет, потому что ей не с кем было проводить вечера. И тут мелькнула мысль: «Пора достать бокалы».
«Что нашло на меня!» – подумала Ева.
И она отогнала наваждение в тысячный раз за день.
Давно уже наступила глубокая ночь, однако путники не спешили ложиться. Вдруг мужчина задал неожиданный вопрос, который, впрочем, было необходимо задать уже давно:
— Ты когда-нибудь любила?
Девушка помедлила.
—Я думала, что меня любили. А это было лишь плотское желание и человеческий эгоизм. А я, наверное, пыталась. Но не больше.
Мужчина посмотрел на небо.
— Тут особенно ярко светят звёзды… Я, когда был маленьким, думал, что это светлячки на небе живут. И когда мальчики со двора ловили их и садили в спичечные коробки, постоянно дрался с ними, был ярым борцом за справедливость… Я боялся того, что если они поймают всех, то не смогу загадать желание, когда светлячок будет спускаться на землю.
— А сейчас?
— Сейчас я борюсь за любовь. И мне кажется, что я уже нашёл своего светлячка, которого буду оберегать от всех мальчиков с дворов… Только вот при спуске я буду не загадывать желание, а ловить его.
И что-то ёкнуло в груди у Евы: она молча взяла и положила голову на плечо Парфёну, закрыв глаза. А потом так и заснула, чувствуя его тепло рядом.
Третий день совместного выживания высасывал из них последние силы. И, если бы не чувство, которое он давно уже взращивал в себе, а она все ещё не до конца приняла, но уже впустила его в своё сердце, они бы давно уже лежали мёртвые в снежном плену Эвереста. Они оба шагали молча, понимая, что могут не дойти, но чувствуя внутри то, что двигало их вперёд. Однако, несмотря на неимоверные усилия, не успели дойти к вечеру до лагеря, началась буря. Путники спрятались в вырытой Парфёном яме в снегу, прекрасно понимая, что им не выжить. Ветер усиливался, видимость ухудшалась с каждой минутой. И в последние мгновения их жизни она решилась озвучить то, что давно сидело у неё внутри, но не хватило смелости произнести: «Знаешь, любовь чем-то похожа на страх… Ты испытываешь его, когда оступишься, упадешь, скажешь что-то ненужное. Понимаешь, он придёт уже после события, после того, как в твой мозг попадёт сигнал. А попадёт он после ситуации. Любовь такая же: ты понимаешь, что это она, когда уже влюблен. Когда уже поздно. Всё сказано, всё сделано. Правда, я не знаю, доходит ли это сигнал в мозг, потому что чаще всего логика тут бессильна, но точно знаю, что он доходит в сердце.»
Вот так иногда происходят признания в первой любви: в ненужное время и в ненужном месте, скомкано и порой пафосно. И звучат они жалко, как бы печально это не было.
Буря достигла своего пика. Парфён уже почти ничего не чувствовал: отдал девушке свою утепленную куртку и вторые перчатки. Путники потеряли счет времени, спустя несколько часов потеряли и сознание от холода. К счастью, Еве повезло больше: дополнительной одежды хватило на поддержание естественной температуры тела. Или не повезло: это с какой стороны посмотреть.
Очнувшись, она едва смогла раскрыть глаза. Парфён лежал рядом с ней. Всё, на что девушка нашла силы – доползти, как раненый солдат, до умирающего мужчины. Он лежал и глядел на небо, не в силах повернуть головы.
Ева наклонилась к нему. Её каштановая прядь упала на его лицо. Парфён смешно поморщился, но скорее от боли, и это было видно, как бы он ни старался скрыть.
— Как будто ангел пером задел…
Мужчина не смотрел на девушку. Ему было трудно говорить, потому что он боялся, что заплачет. Не от слабости или боли. А от любви, которую вынужден будет забрать с собой. А если он заплачет, она поймёт, что тот подарок, который он ей готовил – его неземная любовь, так и останется в коробке, потому что этот подарок предназначался именно для неё. Ева убрала со лба Парфёна снег. Она не знала, что говорить, не знала, что делать. Она просто твёрдо знала то, что он тут, рядом. Что они вместе… Но время шло, утекало, и перемирие с ним было невозможно, увы.
Через некоторое время путников нашли спасатели. Благодаря тёплой одежде девушка смогла выжить. Врачи подняли ее за руки и отвели от тела. Вокруг мелькали тени и люди, а скрип снега под тяжелой подошвой ударял по барабанным перепонкам. Ева знала, что его уже там, в этом мертвом теле, оболочке, не было… Он был где-то наверху, достиг вершины. Она столкнулась с тем, чего раньше не встречала,– с первой чистой и вечной любовью и смертью, поэтому девушка уверовала в Бога. И потом пришло осознание того, что Господь смотрит на неё оттуда, с вершины, куда добрался и Парфён.
…
Мужчину похоронили на этом же месте. Она была там в тот момент, потому что знала, что потом не смогла бы отпустить его, если бы не пришла. И, вернувшись домой, Ева поняла, что никогда не бросит походы в горы и что всю свою прожитую жизнь она стремилась к совершенству неосознанно, ведь горы тянутся к небу, в космос. Девушка чувствовала, что тем высоким идеалом, которого она хотела достичь, был Парфён. Что его любовь – тот самый пик горы, космос и небо. А она путник, который идёт к вершине сквозь бури и лавины жизни, идёт ради той любви и будет идти до конца жизни снова и снова.
Эта история не только про непорочную и чистую первую любовь, которой не существует.
Это рассказ о человеческих ошибках, которые нужно совершать, ибо они наша жизнь.
Кто-то учится на одних, но делает другие. Кто-то совершает одни и те же. Правда в том, что без ошибок невозможно мироздание: люди живут и эволюционируют благодаря им… Может быть, даже сам человек – аномалия природы. Поэтому промахи и неточности для того и нужны, чтобы мир не зачах. Чтобы жизнь продолжалась… И, наверное, нужно вот так вот влюбляться, а потом страдать, потому что именно боль заставляет нас верить, а страдания – становиться сильнее. Нужно испытывать все: и страсть, и горечь, и влюбленность, и ненависть. Нужно искать ту самую высокую любовь, которой не существует. Нужно испытывать все, пока ты жив, пока ты идёшь дальше по такой тернистой и неизведанной тропе жизни.
