На небе горько плачут тучи,
Дрожит на рельсах наш вагон.
Стена с цепочкой из колючек,
Змеей струится за окном.
Вокруг горящего тумана пелена,
В вагоне гробовая тишина.
Скрипят колеса под составом,
Внутри раздался чей-то стон.
Хотел бы я, взглянув направо,
Увидеть станции перрон…
Но вижу лишь оскал на лицах фрицев
И черные ворота Аушвица.
Я знаю только по рассказам
О жутких воплях этих стен,
О демонах, что под экстазом
Гробницы шьют из наших вен.
И отдавая в руки им одежду,
Ты навсегда прощаешься с надеждой.
Ошмётки пепла под ногами,
К земле прибитые дождем.
Иду, прижавшись крепко к маме.
Куда? Куда мы попадем?
Я знаю, что домой нам не вернуться,
Но как бы я хотел сейчас проснуться
В родном краю, в своей кровати,
Где нет диктаторской беды.
Где люди жизнями не платят
Для благ безжалостной войны,
Где нет войною заболевших генералов,
Что загнивают без лекарственной расправы…
В груди не слышно ритма сердца.
Нас завели в пустой барак,
Заставив целиком раздеться.
Закрыли дверь. Слепящий мрак.
Я чувствую как начинаю задыхаться.
А завтра мне могло исполниться двенадцать…
На небе горько плачут тучи,
Чихая вниз печной золой.
Телами мертвыми навьючен
Отсек с обугленной трубой.
Никто не знает их житейские проблемы,
Лишь призраки имен хранят глухие стены.
А завтра вновь приедут полные вагоны.
И небо снова заревет как маленький ребенок…
