Наша встреча произошла случайно. Мы столкнулись в книжном магазине. Тонкая, бледная, и будто хрустальная рука незнакомки протянулась к последней на полке книге “Атлант расправил плечи”. Я пришла сюда за этой же книгой. Девушка взглянула на меня, и я замерла — словно целый мир в ее глазах увидела всего за секунду. Я помотала головой, стараясь стряхнуть с себя волшебные чары. В зеленоватых глазах блеснуло разочарование, костлявая кисть нырнула под шарф. Девушка быстро развернулась и ушла. Тут же звякнул колокольчик над дверью, возвращая меня к реальности. Я вспомнила, что зашла сюда за новой книгой. Но что-то мне совсем перехотелось ее покупать. Я горестно вздохнула и вышла.
С того момента прошло несколько месяцев, я уже и забыла о той незнакомке, что одним своим взглядом чуть не заставила меня влюбиться. Это был июль — самый жаркий месяц лета, и потому мною ненавистный. На выходных мы с родителями поехали к морю недалеко от нашего города. Раньше в этом месте мы не были. Волны плескались об острые, серые и желтоватые, как зубы курильщика, камни. На холме стоял заброшенный маяк. Входная дверца была закрыта на замок, но тот, похоже, давно взломали и теперь он висел, словно на грани смерти, одной рукой уцепившись за металлическую ржавую ручку. Папа предложил подняться наверх.
— Ты что, с дуба рухнул? Он же заброшенный. Там опасно. Не дай Бог еще свалится, — сказала ему мама.
— Мы ненадолго. К тому же я пойду с ней.
Мама покачала головой, но ничего не сказала. Расстелила на земле старый узорчатый ковер, который теперь служил пледом для пикников. Папа поторопил меня, подталкивая в спину.
— Давай быстрее, пока она не передумала.
Я с трудом распахнула тяжеленную дверь. Она со скрипом поддалась. Вообще звуки здесь были достаточно приятные, как колыбельная: крики чаек, всюду парящих под солнцем, плески волн, шуршание камешек под ногами.
За дверью была лестница, витками уходящая наверх. Я сделала первый шаг. Пусть мы даже не поднялись, а все же было жутко. Внутри было душно, пахло водорослями, рыбой и сыростью. Я прошла один виток вверх, потом еще, и еще. Вот мы уже были рядом с окном, тоже открытым. Деревянные рамы сгнили и испортились. Дальше пошли. Оказались рядом с дверью. Я видела внизу, что перед верхней площадкой есть еще какая-то комната с окном, выпирающая из-за общего цилиндра маяка. Белая дверь тоже заскрипела, но открылась уже тяжелее.
— Похоже, она вся отсырела, — заметил папа.
Внутри был ужасный, смердящий запах. Заткнув нос пальцами, я быстро обнаружила источник запаха — через стенку здесь был унитаз. Не желая больше здесь оставаться, я поднималась дальше. Папа остался там, разглядывая стены и вид из окна, но позже пошел за мной.
Еще пара пролетов, винтовая лестница закончилась, и вот мы уже в комнате смотрителя. Здесь пахло не только морем, но и старыми книгами, и было заметно холоднее, чем внизу. Я зябко передернула плечами и стала рассматривать помещение. Покосившийся стол, на нем был склад мусора. Вновь распахнутое окно. Деревянный прямоугольник на ножках, некогда бывший кроватью. На полу — отвалившаяся краска от стен и прочий мусор.
— Даже не верится, что здесь кто-то жил, — сказала я и испугалась своего голоса. От долгого молчания он сделался хриплым и грубым.
— Кто знает, может, все еще живут.
Я усмехнулась.
— Думаешь, бездомные будут так высоко подниматься? И не страшно им?
— Если бы я был бездомным, от такой удачи не отказался бы. Просыпаться с таким шикарным видом — классно же!
Я глянула в окно. Вдали виднелась темная полоса моря. Блестящие от солнца волны приближались и удалялись, словно кто-то огромной рукой проводил по воде. Море казалось бесконечным и оттого пугающим, я невольно отшатнулась. Папа подошел к окну и высунул голову, смотря вниз.
— Пап! — боязливо вскрикнула я, но тут же этого постыдилась.
— Чего?
— Ничего.
Я заметила еще темно-синие и зеленые вещи, сложенные в груду на полу. Давно они здесь лежат. В комнате смотрителя к стене была прикреплена плоская лестница, ведущая в главную часть маяка. Сверху был слышен какой-то шум. Я побоялась подниматься.
«Наверное, просто ветер,» — успокоила себя.
Но стоило мне немного подняться и моя голова выглянула наверх, я заметила чьи-то черные ботинки. В голове почему-то возник образ мертвого смотрителя. Я замерла в испуге. Но поднялась дальше и увидела, что это не смотритель, а та самая девушка из книжного магазина. Она странно и удивленно на меня смотрела. Я пялилась в ответ.
— Жень, все в порядке? — папа позвал снизу, из комнаты смотрителя.
— Да, пап!
Незнакомка покраснела, словно мы застали ее на месте преступления.
— Меня зовут Женя, — протянула руку я.
— Лина, — зазвенела она и пожала мою руку. Я этого пожатия совсем не почувствовала, будто она была призраком.
— Дай я залезу! — воскликнул папа, отодвигая меня дальше от проема. Я сделала шаг и помогла ему подняться.
— А с кем ты разговаривала?
Я оглянулась по сторонам.
— Тут только что была девушка…
Папа усмехнулся в ответ.
— Ладно. Смотри, как здесь красиво!
— Пап, я правду говорю! Только что со мной разговаривала!
— Да верю я тебе.
— Нет, не веришь. Я же вижу.
— Дочь, забудь. Мы ведь ради пейзажа сюда залезли.
Я устремила взгляд вдаль. Сквозь грязное, словно покрытое пленкой, стекло, было видно все то же синее, голубое, почти черное море. Здесь было много кнопок. И в центре огромная лампочка, похожая на драгоценный кристалл, или на каплю. Конечно, она не работала. Я постучала по ней. Звук был глухим, словно я постучала в окно.
Больше здесь делать было явно нечего. Я достала телефон и сделала пару снимков. Конечно, камера не сможет передать столь прекрасное отражение мира в моих глазах. Но хотя бы бездушную разруху этого маяка запечатлеет.
Мы с папой спустились вниз и сели на коврик для пикника, где нас уже ждала мама. Она мазала на рассыпчатый свежий белый хлеб масло. Солнце грело так сильно, что его лучи больше давили на голову, заглушали большинство мыслей и ослепляли. Я надела светлую панаму, чтобы видеть хоть что-то. Жевала хлеб с маслом, который таял во рту, и смотрела на маяк. Когда-то им пользовались. Как давно это было? Может, лет пятьдесят назад.
— Я приезжала сюда еще в детстве со своими родителями, твоими бабушкой и дедушкой, — сказала мама.
— И маяк работал тогда?
— О, нет, он уже тогда заброшен был. Хотя выглядел, конечно, получше.
Я молча кивнула. Кроме маяка из головы не выходил образ девушки, так странно исчезнувшей. Может, она все-таки мне привиделась?..
И вот в один день, недолго спустя нашего семейного пикника, я снова отправилась до маяка, самостоятельно доехав на велике. Мне очень захотелось в это место. Не знаю, от чего — то ли просто проветриться, то ли проверить, будет ли там она.
Я остановилась рядом с заброшенной пристройкой и оставила велосипед рядом. Подняла голову и приложила руку к лицу козырьком — солнце светило беспощадно. В распахнутом окне, на подоконнике, я увидела Лину. Она все-таки была здесь!
Я быстро поднялась по лестнице, стараясь сильно не шуметь и не выдавать своего волнения. Готова поспорить, что я была вся красная. Почему мне так хотелось ее увидеть снова? Я даже не знаю, кто она. Наверное, поэтому и хотелось.
Лина сидела, свесив ноги вниз. Она смотрела на меня, когда я прошла очередной виток лестницы.
— Привет, — я первая поздоровалась.
— Привет.
— И не страшно тебе так сидеть?
— Ни капли. Хочешь, садись рядом.
— Чего доброго — свалюсь еще.
— Пф, не свалишься.
Я еще немного поколебалась, но все же забралась рядом. Подоконник был небольшой, и мы поместились.
— Здесь все такое старое, точно ничего не отвалится?
— Я здесь часто сижу, ничего не отвалилось пока.
— Ну это пока…А куда ты исчезла в прошлый раз?
— Что?
— Я приходила сюда со своим отцом. Я увидела тебя, когда поднялась наверх, и мы представились. А потом поднялся папа и тебя уже не было.
Лина молча смотрела на меня в недоумении.
— Ты уверена, что видела меня?
— Еще бы. И хватит на меня смотреть так, будто я с ума сошла!
— Кажется, что все именно так, — усмехнулась девушка.
Я отвела взгляд в сторону, посмотрев на море. Захотелось провалиться сквозь землю, убежать куда-нибудь.
— Ладно, на самом деле я действительно была здесь. Просто мне не хотелось показываться кому-то еще.
— Ты что, призрак?
— Хуже. Я — дочь ветра.
Я кашлянула, сдерживая смешок.
— Смейся-смейся, а я правду говорю.
— Как же ты можешь быть дочерью ветра?
— Вот так. Он подует в одну сторону — я туда же. В другую — я за ним.
— Глупо как-то. Ты же человек.
— Я до сих пор не знаю, кто я на самом деле.
Я удивилась еще больше. В ней была какая-то тайна, неудержимая и огромная, но тайна эта постоянно выскальзывала из моих рук.
— Как же можно не знать, кто ты?
— А ты кто?
— Я — человек. Я Женя.
— Тоже мне. Наличие имени не определяет твою значимость.
— Что же тогда определяет?
Лина пожала плечами. Чтобы перевести тему разговора, я сказала:
— Долго ты тут сидишь?
— Сижу, пока безветренно. И буду сидеть, а когда ветер переменится, я уйду.
— Куда?
— Куда подует, — Лина насмешливо посмотрела на меня, и в ее зеленых глазах заиграли смешинки. Или это солнечные блики?
— Смешная такая, — тихо сказала я. Лина повернула голову в мою сторону, видимо, услышав, но ничего не сказала.
С ней было комфортно. Даже страх высоты отошел куда-то на задний план. Странные ощущения захватывали меня. Таких чувств я никогда не испытывала.
Мы с ней еще много раз встречались на том же месте в течение того месяца. Может, по три раза в неделю. Я находила в окружающих вещах ее отражение, и мне они автоматически нравились: у незабудок у окна был такой же запах, какой был рядом с ней; душистый, обволакивающий, как теплое одеяло после тяжелого дня. Я старалась не думать, что будет, когда сменится ветер. Пока он дул мне навстречу, чуть ли не сбивая с ног, я чувствовала себя очень счастливой! Счастье и радость захлестывали меня, как огромные волны моря, и я захлебывалась в них, словно не умела плавать.
Тогда был четверг, седьмое августа. В этот день солнце скрылось за серыми облаками, а ветер внезапно подул в спину. С чувством тревоги и страха я ехала к маяку. Там ли она? Нет, точно там! А вдруг?…
Окно было закрыто. Маяк выглядел грозной и черной громадиной, готовой тут же упасть мне на голову, обрушить на меня весь гнев природы, запечатать в землю. От этого мне стало еще тяжелее на душе. Уверенность в новой встрече угасала. Вновь, как когда-то, задрожали колени и сжались мышцы живота. Дверь была тяжелее всего на этот раз, словно пытаясь остановить меня, удержать, говоря:”Не иди сюда!”.
Но я не послушалась. Я все еще ждала ее там.
Последний пролет, и я уже в комнате смотрителя. Здесь было душно из-за влаги снаружи и закрытых окон. Их мутные стекла больше всего пугали меня. И море, вдруг ставшее как смола черным. Я схватилась за лестницу и споткнулась — настолько ноги меня не слушались. Надежда еще не покидала меня. Но в ней было больше страха и отчаяния.
Оказавшись наверху в абсолютно пустой комнате, я молча замерла. Непринятие этого факта, сопротивление ему разрывало меня изнутри. Я подбежала к огромному окну, всматриваясь в море. Может, она просто заболела и не смогла прийти? А может, дело во мне? Что я сделала не так? Почему она ушла? Почему? Почему?! Почему…
Зачем оставила меня? Надежда рассыпалась. Я могла бы заставить себя поверить, что с ней что-то случилось, и потому она не пришла. Но я знаю, что это был бы никудышный самообман. Ветер, дурацкий ветер, внезапно дунул в другую сторону! Неужели нельзя было подождать еще чуть-чуть?! Когда я наконец обрела кого-то близкого, кого-то больше, чем себя…
Жидкая желчь комом застряла в горле. Она копилась в легких, уничтожая дыхательные пути. Скривившись, я присела у лампочки-капли, и слезы скатились на прогнивший пол.
Я часто еще винила себя в том, что я приехала слишком поздно. Почему она была мне так важна? И если была так важна, то почему я даже номер ее телефона не спросила? Глупости. Конечно, я не могла этого сделать. У нее же не было телефона.
Наверное, дело было в призрачной загадочности Лины — меня привлекало, что она отличается от остальных моих знакомых. Наверное, я всегда знала, какой конец меня ожидает, и, желая пережить эти эмоции, не препятствовала. А может, все гораздо проще. Но одно я знаю точно. Ее образ до сих пор не выходит из моей головы, хотя прошло очень много лет. И когда ветер дует мне в лицо, я чувствую запах незабудок.