Поздно нынче зимнее солнце
Ложиться в свою кровать,
Сонно встаёт, сияя упорно,
И вскоре, сгорая, садится опять.
И пока есть ещё звёзды на небе,
Покидаю и я постель.
Я, дрожа в своей утренней наготе,
Одеваюсь при свете свечей.
То с весёлым я огоньком сижу,
Пытаясь согреться чуть-чуть,
То с оленьей упряжкой смело за дверь
Отправляюсь в морозный путь.
Но уж время идти, моя няня опять
Укутает в плед и шапку;
И уличный ветер морозит меня
Обжигая мне щёки и пальцы.
За собой оставляю свой собственный путь —
Тьмой украшенный снежный след,
Ветер сзади бьёт в спину, не дав вздохнуть,
Как суров он во льдах ночей.
Всё вокруг сияет как сотни свечей,
Иней всё поглотил вокруг,
И кусты, и деревья, и даже луг,
Будто торт из сотни печей.
Late lies the wintry sun a-bed,
A frosty, fiery sleepy-head;
Blinks but an hour or two; and then,
A blood-red orange, sets again.
Before the stars have left the skies,
At morning in the dark I rise;
And shivering in my nakedness,
By the cold candle, bathe and dress.
Close by the jolly fire I sit
To warm my frozen bones a bit;
Or with a reindeer-sled, explore
The colder countries round the door.
When to go out, my nurse doth wrap
Me in my comforter and cap;
The cold wind burns my face, and blows
Its frosty pepper up my nose.
Black are my steps on silver sod;
Thick blows my frosty breath abroad;
And tree and house, and hill and lake,
Are frosted like a wedding cake.
