Сегодня 27 января 2025 года.
На Ростральных колоннах горят факелы. Вечером будет салют. Этот день в нашей семье особенный. Мама ставит на стол портрет человека в форме железнодорожника. Это мой прадед – Виктор Николаевич. Это тот человек, которым я горжусь. Это тот человек, на которого я равняюсь. Его не стало, когда я был маленьким. Но я хорошо помню его добрые глаза, сильные руки, а еще запах… наверное, железных дорог. В нашей семье есть свои реликвии: темно-синий прадедовский китель с наградами и тонкая тетрадь, исписанная карандашом. Это дневник прадеда из 1943 года. Тогда он был шестнадцатилетним парнишкой, худым и вечно голодным. Он выжил в первую блокадную зиму …А впрочем, дневник расскажет лучше меня…
29 января 1943 года
…Эта моя вторая зима в блокадном Ленинграде. Я снова помогаю матери в госпитале. Сегодня привезли тяжелораненого. Мы с трудом сняли с него черный железнодорожный китель, пропахший дымом и мокрый от крови. Железнодорожник тяжело дышал, приложив руку к груди. Вероятно, осколок задел легкое. Мужчина напомнил мне отца, и я замер, пытаясь прогнать гнетущие воспоминания. В горле стоял ком, глаза наполнились слезами. Я с трудом их сдерживал, а мысли перенесли меня в ту ночь, когда отец лежал на операционном столе, сквозь белую ткань сочилась багровая кровь, а небесно-голубые глаза были устремлены в никуда… Мой отец ушел в ополчение в августе 1941 года. А уже в первых числах сентября поступил в наш госпиталь в тяжелом состоянии. Спасти его не удалось…
2 февраля 1943 года
Вчера раненый железнодорожник рассказал мне, что после прорыва блокады было решено в срочном порядке строить железную дорогу от Полян до Шлиссельбурга. Дорога шла по торфяным болотам, пересекала Неву, строили ее прямо на льду, под обстрелами и бомбежками фашистов. Дядя Ваня, так звали железнодорожника, сказал, что ранили его на Неве, что людей на дороге, которую скоро достроят, не хватает, и больше пользы я могу принести там. Посоветовавшись с мамой, я пошел на Финляндский вокзал. Именно там формировались поездные бригады.
3 февраля 1943 года
Меня поставили кондуктором. Начальник поезда показал, что делать. Вроде несложно: ставить тормозные башмаки, сцеплять вагоны. А еще мне дали форму, довоенную, совсем не по размеру, но это было неважно: впервые за долгое время я наелся, ведь паек у меня теперь рабочий.
7 февраля 1943 года
Сегодня мой первый рейс. И первый рейс по новой дороге из Ленинграда на большую землю. Состав оказался большим. Что можно было везти из холодного, голодного и постоянно обстреливаемого города? «Стволы для орудий,»- по секрету сказал мне начальник поезда. Позже, уже в Череповце, при разгрузке, я увидел на этих стволах надписи «Ленинград — Сталинграду». Гордость переполняла меня: мой город в смертельной хватке блокады живет, работает, приближая победу!
9 февраля 1943 года
Я никогда не забуду тот первый в моей жизни рейс. Шли ночью, без огней. На Синявинских высотах нас обстреливали. Долго. Упорно. Было страшно. Дорогу указывали «живые семафоры» — девушки с фонарями. Когда выехали на лед Невы, показалось, что страх стоит за моей спиной и сжимает своей ледяной рукой мое горло. Выдержит ли лед состав? Неизвестно. Налетят ли немецкие бомбардировщики? Будет ли очередной обстрел? Мы не знали. Но мы проскочили. Нас не заметили.
За Шлиссельбургом кольцо блокады заканчивалось, и мы шли скоро и быстро до самого Череповца. А в Череповце на окне вокзала сидела… кошка. Кошка! В Ленинграде кошек не было с осени 1941 года. А тут была совсем другая жизнь. Хорошо было бы здесь остаться, но нас ждал осажденный Ленинград, голодные люди и моя мама…
27 января 1944 года
Сегодня праздник. Нет. Не так… Праздник! С большой буквы! И в честь него – салют! Мой город свободен! Блокада снята! Мы выстояли. Выжили. Не сдались. Не пали духом. Остались людьми.
На Дворцовой площади, на набережных Невы — ленинградцы. Страна салютует им. 872 дня голода, холода, бомбежек, обстрелов, невыносимых условий. Все это – в прошлом. Салют гремит и в честь моего отца, погибшего в сентябре 1941 года, и в честь моей мамы, работавшей всю блокаду в госпитале, и в честь меня, внесшего свой вклад в освобождение Ленинграда. Салют гремит в честь всех ленинградцев: мертвых и живых.
10 марта 1944 года
Сегодня последний день на нашей дороге. Этот год меня многому научил. Я стал помощником машиниста. Теперь я чувствую состав всем сердцем, каждой частицей своего тела. Я чувствую дыхание паровоза, чувствую, когда ему тяжело, а когда легко, я понимаю, что слит с ним воедино. В Ленинград мы везем продовольствие. Как здорово, что каждый наш рейс спасал и спасает жизни сотен людей. Мы идем спокойно. Вокруг тишина. И только обгоревшие остовы вагонов, разбросанные рельсы, шпалы, воронки вдоль всего пути напоминают о тех страшных днях, когда нашу дорогу называли коридором смерти…
Я закрыл дневник и услышал залпы салюта. Салют над Петербургом гремел снова и снова. Он был посвящен моему прадеду и всем ленинградцам, выстоявшим в страшной войне.
На кителе прадеда много наград, но самой значимой для него была медаль «За оборону Ленинграда».
После войны прадед стал машинистом и всю жизнь посвятил Октябрьской железной дороге. Он положил начало династии железнодорожников в нашей семье: мой дед строил БАМ, отец занимается логистикой железных дорог, а я хочу строить БАМ-2, вот только не знаю, успею ли до конца его строительства закончить учебу. Но я точно знаю, что завтра мы всей семьей поедем в Петрокрепость к мемориалу «Стальной путь» и мой герой, мой прадед, снова будет с нами.
