Принято заявок
2685

XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Михаил Дольцев

В далекой молодости ему казалось, что преступники, чьи исповеди он слушал со снисходительной улыбкой на искусанных губах, в моменты их рыданий невероятно слабы. Однако со временем, проводя бесчисленное количество дней среди шумных пьяниц и кружась в откровенных танцах с легкомысленными красавицами, он понял, что признаться в своих грехах со слезами на глазах и искренним раскаянием в стучащем сердце может только сильный человек. Обнажить свою искалеченную душу со всеми гнойными ранами, мысленно готовясь к порции соли, может далеко не каждый.

По этой причине Доль может назвать Михаила Васильевича Дольцева — умирающего из-за смертельной болезни на его глазах бедного вора — сильным человеком.

Дольцев не оправдывается. Его испачканные в дорожной грязи руки держатся за украденную у приезжей в приморский городок женщины жемчужную брошь с такой силой, словно это его последний шанс на спасение. Спутанные короткие волосы покрыты перхотью. Несколько черных прядей падают на морщинистый лоб. В небогатом одеянии примечательно только стертое в нескольких местах черное пальто. У этого человека осталось только одно утешение перед неминуемой гибелью. В его усталых карих глазах светится только одна последняя искорка. С коротких дрожащих ресниц срывается крошечная слеза. Мокрая дорожка на сухой впалой щеке вызывает еще больше жалости.

— Я не хочу умирать на глазах у семьи. Я не достоин этого, — начинается неслышным и прокуренным голосом. Денег на сигареты у Дольцева практически никогда не было, поэтому за их недолговременное знакомство Доль несколько раз замечал его привычку искать на дорогах недокуренные сигареты, чтобы поджечь их зажигалкой и поддаться нездоровой привычке. Вероятно, что эти действия также привели к таким печальным последствиям. — Понимаешь?

— Понимаю.

— Ни черта ты не понимаешь. Ты не понимаешь. И никогда не поймешь

.

Эти слова бьют под дых. Почему-то именно из уст Дольцева подобную истину слышать болезненно. В этом существе, таком порочном и грязном, столько человеческого, сколько никогда не было в самом Доле. И как бы последний не пытался постичь истинную природу смертных — его попытки никогда не заканчивались успехом. Проведенные в человеческом обществе годы не оправдывали себя. Пропуская через себя сотни жизней, Доль пытается удержать внутри хотя бы часть того, о чем ему поведали. И, как ни странно, самым смертным он считал именно грязные и извращенные детали рассказов: алкогольное опьянение, зависимости, осколки нормальной жизни. В кругах интеллектуальных людей Доль чувствует фальшь в каждом слове. Эти люди или обманывают самих себя, или окружающих. Разглядеть искренность за всеми красивыми жестами и вычитанными из книг выражениями намного сложнее, чем рассмотреть за грубой наружностью раскаявшегося бьющееся в сожалении за содеянное сердце.

— Не говори так, — срывается само.

Михаил Дольцев усмехается кончиком губ. Его длинные пальцы пробегаются по изящной брошке. Жемчужины тусклые, сложенные в прелестную форму бабочки. Туловище сделано с помощью сверкающего металла, еще не испорченного царапинами из-за постоянного ношения.

— Забудем. У меня дочь маленькая, — взмах широкой ладонью, — ну, дома. Не хочу, чтобы она в последний раз отца таким видела. И так ей жизнь сломал своей болезнью. Не смертельной, — мужчина задумывается, словно вспоминая нужное слово, — другой. Клептомания. Я же ворую не только из-за нужны. Страсть у меня такая. Потом так стыдно становится: смотришь на вещицу, а сердце уже вовсе не радуется присваиванию чужой собственности. Хочется выбросить подальше, да и забыть. Стыдно стоять перед очередным работодателем, у которого украл что-то. Меня поэтому брать никуда не хотят. — Кашель. — У нас городок маленький. Ты сам видишь масштабы. Идешь по улице, а на тебя столько презрительных взглядов кидают, что провалиться под землю хочется. Дочь мне свою жалко. Моя болезнь на нее влияет. Слухи, все дела.

Молчание.

Доль присаживается рядом с умирающим. Сам Дольцев закрывает потухающие с каждым тяжелым вздохом глаза, прежде чем продолжить свой рассказ, наполненный такой болью, что сердце в грудной клетке сжимается.

—Я и брошь эту украл в качестве подарка. Третий раз в жизни украл что-то с понятной целью. Хотел порадовать перед смертью, а оно вот как обернулось. Передашь?

Грязные руки тянутся к Долю, предлагая взять украденное украшение.

— Передам, — брошь теряется в широком кармане.

— Дом мой ты уже знаешь, — с облегчением. — Маше скажи, что отец в море достал ей это. А жене можешь правду рассказать. Она все равно меня никогда не любила. Если и помер в канаве, так и доставать не станет. Денег у нее на похороны все равно нет. И вот еще странность такая. В нелюбви любовь рождается, — хриплый кашель. — И не мне о высоком говорить. Сам никогда высоким не увлекался. Вот и нечего перед смертью начинать. Хотя здесь еще одна странность: подобные мне тоже чувствовать могут. Без всяких сравнений красивых, без всяких жестов вдохновляющих. Простая человеческая любовь с улыбками, поцелуями, объятиями. Нежность как не назови — все одно. Все мы одно чувствуем. Понимаешь?

Дольцев останавливается на мгновение. С его губ срывается судорожный вздох. Не дожидаясь реакции собеседника, мужчина продолжает хриплым голосом:

— Я не смог бы измениться. Такое не лечится. Вылечить можно простуду, а в голове находится что-то гораздо серьезнее известных мне болезней. Даже смертельная кажется мелочью в сравнении с этой. Ты прости меня. Опять о клептомании. Да не с кем больше обсудить такое. Никто не понимает. В этом городке много порочных людей, но порок пороку рознь. И это самое гадкое, понимаешь? Быть непонятым даже среди своих. Приходить к людям, да и уходить разочарованным.

Пауза.

— Я ведь тоже жить хочу. Всегда хотел. Но мое место здесь, — слабая рука приподнимается, — в канаве. Грязному, умирающему, одинокому. С тобой разговаривать и хочется, и колется. Вроде бы душу открываешь, чтобы легче стало. Но после откровений вместо облегчения появляется только пустота. Знаешь, что я скажу? — Глаза медленно закрываются, рука опускается, а дыхание становится медленнее. — В тебе не чувствуется жизни. Ты такой же грязный, одинокий и умирающий. Просто мое время уже пришло, а твое только впереди.

Доль находится в трансе, слушая страшное предсказание. Его рука держит запястье Михаила, ощущая утихающий с каждым мгновением пульс. В этих секундах теряется прежняя личность загадочного существа, нашедшего наконец-то то, что он искал очень долгое время. Из всех откровений эти откровения были первыми. А может быть дело в том, что только этот мужчина смог прикоснуться к внутреннему миру самого Доля?

— Ты был достойным человеком, — шепотом. — Ты был самым человечным из всех, кого я встречал за время своего существования. Я очарован, Михаил Васильевич Дольцев.

Доль тянется к пальто умершего, осторожно стягивая его. На плечах самого мужчины вскоре оказывается пропахшая потом и испачканная в грязи верхняя одежда. Доль выпрямляется, в последний раз глядя полуприкрытыми глазами на несчастное лицо, которое уже потеряло всю свою живость.

— Позволь позаимствовать у тебя кое-что. И это, — пауза, — единственное, что имеет ценность и значимость. Ты при жизни не был богат материально или морально, но при смерти ты смог раскрыть в себе настоящее сокровище. Ты был вором… Пришла моя очередь.

Затем он разворачивается на пятках, нетвердым шагом уходя прочь. Взгляд то поднимается к кудрявым облакам, то опускается к пыльным дорогам, то мечется от одному лица случайного прохожего к лицу другого. Мысли разнятся. Произошедшее стало самым важным событием в его жизни. Поиски закончились.

Кончики холодных пальцев касаются броши. Сам не осознавая, мужчина на ходу вынимает украшение, чтобы небрежно выкинуть его в ближайший мусорный бак. Стыд за украденное становится сильнее желания в последний раз утешить дочь. Так ведь правильно? Так поступил бы настоящий Дольцев? Грязно, иррационально и глупо. Доль с удовольствием растворяется в новой жизненной философии. Теперь он среди этой толпы. Теперь он понял смысл. Теперь он нашел свое место.

Тем же прохладным вечером, улыбаясь девице из дешевого кабака, мужчина берет ее тонкую девичью руку. Горячие сухие губы невесомо касаются бледной кожи. Взгляд потемневших глаз задерживается на дорогом кольце, которое так и хочется спрятать у себя в кармане. И откуда у такой беспечной красавицы такая вещь? А может быть ему самому просто хочется верить в ценность кольца?

— Добрый вечер. Меня зовут Михаил Васильевич Дольцев. У Вас хороший вкус на украшения. Позвольте взглянуть немного ближе.

Представляясь человеческим именем, он сам надеется стать человеком. Однако носить человеческое имя — не быть человеком.

Кипке Екатерина Евгеньевна
Страна: Россия
Город: Кантемировка