В то время, когда люди могли порадоваться летнему жару и агрессивно-ласковым лучам солнца, они не в полной мере наслаждались этим, постоянно жалуясь и ожидая зимы, как зимою ожидая лета. Люди разводили руками, приговаривая, что солнце перестало их совсем жалеть, в тайне мечтали, чтобы звезда окончательно остыла. Лишь только, как наступили бесконечный холод, бесконечные морозы, хладившие и тело, и людскую душу, разумные смогли осознать ценность тепла и летнего счастья. Но было уже поздно. И солнце не могло в полной мере отеплить планету. Возможно, виною тому сам человек, но он не привык приписывать себе свои собственные промахи.
Прошло уже достаточно много лет с того момента, как человечество перестало ощущать жгучую теплоту от заботливой звезды. Жить на планете становилось все труднее и труднее, но человек настолько живуч, что смог приспособиться и к этому. Приспособились не только люди, но и некоторые представители и флоры, и фауны. Теперь же мир существа homo sapiens окружен был своеобразными лесами, степями и пустынями, в которых проживали даже более своеобразные, чем те названные, животные.
Майя шла несколько дней по колючим сугробам, проваливаясь иногда и по пояс, иногда и по грудь. Как и все люди, она с самого рождения привыкла к густому рыхлому снегу, но не к сплошным дебрям из невиданных размеров растений, огромных ледяных глыб и глубоким, бездонным сугробам. Дорога давалась с трудом, и Майя от непосильной, нечеловеческой дороги устала и, лишь глубоко вздыхая, опустошая грудь горячим воздухом, продолжала движение, в то время мечтая о теплой хижине, которая оставалась теперь опустелой и сиротливой после ее ухода. Но что-то заставляло ее подниматься снова и снова, снова напрягать ноги, снова превозмогать себя и преодолевать десятки километров пешком в дикой поросли, куда не ступала нога нового людского народа. Майя разбивала мешающие ветви, свисающие с извилистых стволов сумасшедших папоротников, гнала прочь колючие стебли травы, что до недавного момента считалась кустарником.
Майя являлась человеком, возможно, наивным, но далеко не глупым. Она была историком — ее интересовало время, когда существовала так называемая «жара». Что это такое, нынешние люди могли всего-навсего смутно представлять, сидя в меховых комбинезончиках у костра в своих хижинах, когда за толстющей стеной из камня, бетона, металла медленно поднималось холодное солнце. Майя ушла из дома, из родного края, оставив стареющих родителей одних, и отправилась далеко на восток — на край континента, чтобы провести независимые исследования там, где раньше кто-то проживал, но где жить сейчас нет никакой возможности. Любопытная от рождения, Майя стремилась к истине, но она едва могла осознать, какой ценной это могло бы обойтись. Майе всегда было интересно, почему существовали люди с разным цветом кожи, для чего это нужно. Майя искала ответы на все людские вопросы в дороге, но, как ни странно, никто из таких же любопытных ребят, ставших ее собратьями по идее и мысли, не решился пойти с ней заодно. Люди заперлись в своих убежищах и перестали заниматься какой-то направленной деятельностью, их самоуверенность росла, но полезность только уменьшалась. К тому моменту общество погрязло в потугах выкарабкаться из зловония своего величия и гениальности, все было тщетно, ибо люди забыли свое место в мире.
Когда было уже поздно и солнце начинало садиться, Майя наконец-то сдалась и без памяти упала на развернутый рулон, заменявший усталым путникам постель. Девушка давно спала, видя бессмысленные, не связанные ни с чем иллюзии-видения, когда над головой, над ясным морозным воздухом сияли звезды. Они стали еще красивее, заблестели новыми цветами, будто солнышко отдало последнюю энергию лучей своих, чтобы осчастливить те крошечные угольки матери Вселенной. А само темное небо лоснилось дорогим шелком. Медленно, как древняя измученная черепаха, текло время, стуча каплями утекшего прошлого об ветви невообразимо гигантского папоротника, сияющего мертвым металлом. Не прислушиваясь к знакомым и таким привычно грустным звукам природы, дремала Майя. Завтра на ее долю выпадут новые испытания.
Долгое тягучее путешествие невообразимо утомляло героиню. В душе она проклинала ту себя, что оставила всё и всех позади ради светлой цели познания. Если раньше путь давался хоть с трудом, но не с отчаянием, то сейчас последнее засело глубоко в теплом сердце Майи. Путешественница уже не верила, что нашла бы что-то стоящее в этих вечных белых песках, пришла бы к важному умозоключению, которое смогло бы перевернуть сознание окружающих и, что важнее всего, ее собственное, и приблизить всех к истине. Но когда интузиазм поутих, поутихла и воля Майи, истина стала к ней ближе, чем когда бы то не было. Ей предстояло найти истинное понимание, но прилагая колоссальные усилия: судьба всегда оставляет трудности на десерт.
Так проходили недели, месяцы и годы. В пути Майя начала забывать себя. Останавливаясь в единичных, разбросанных, как зерно, поселениях, девушка рассказывала томным голос в удовольствие старикам и детишкам свои былины. Но где же та истинна, та божественная суть, к которой стремилась дева?
То было в темноте леса, как Майя вышла на опушку из роз. Это было ее первое знакомство с этими прекрасными цветами страсти. Кроваво-алые сочные бутоны склонялись к белоснежному ковру, опавшие лепестки лежали каплями крови и вызывали смущение и нелепое благоговеяние цветам, упругие стебли с тонюсенькими иголочками изгибались спиралями и кучеряшками, в то время держа атласные изумрудики-листья. Путешественница по-тихоньку начала вглядываться в пейзажи вокруг и неожиданно для себя поняла, как чудесно придумала мир природа. Ей полюбилось то, что раньше не замечала, отдавшись повседневной призрачной рутине: далекое чистое небо — тот голубой океан без единого ледника-островка; под ногами бархатное снежное панно, вышитое люрексом и раскрошенное фольгой, впивающейся в ноги храброй девы; пустынный лес, не зеленый, но печально-серебристый, цвета нержавеющей стали, цвета чешуи сельди, цвета пепла выжженного холодом людского прошлого. А длинная лента и облачко из красноты созревших цветов поразили героиню. Из живых глаз Майи потекли ручейки слез, когда в ее сердце впились маленькие спирали понимания, что все они, кто считает себя царем мира, вершиной развития, ничто, ничтожная частичка в в этом водовороте распустившихся чудес, в истинном счастье бытия.
