Принято заявок
2687

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Мастер кисти

Мастер кисти

1

— Ты любишь меня? – взволнованно спросил Сеня. Мне было непривычно видеть его таким серьезным и сосредоточенным после долгих шуток по дороге из кинотеатра.

Мы стояли с ним недалеко от фонтана, на котором уже включили подсветку.  Синие лучи раскрашивали наши лица, и мне казалось в эту секунду, что мы – особенные, что только наши отношения с ним не конфетные. Мимо нас прошла шумная компания, осыпая друг друга непристойностями, и Сеня смутился на долю секунды.

Пару недель назад мне пришло сообщение от одного молодого человека. Он осыпал меня комплементами, а я лишь усмехалась, читая каждый из них и тут же глядя на себя в зеркало. Не могла я увидеть в себе «осиную талию» и «два океана-глаза». 

То был Сеня. А сейчас он передо мной, греет мои холодные руки и смотрит на меня, как на карточный домик, который он мучительно долго строил.

Я попыталась улыбнуться, от волнения у меня перехватило дыхание.  Единственный раз, когда на меня обратил внимание мальчик, был в 3 классе. Мой сосед по парте оставил записку: я нравилась ему.  А потом меня пересадили, и наша любовь прошла.  А сейчас я очень уверенно и, может, громко ответила Сене:

— Люблю!

Мальчик с самокатом, сидевший у фонтана, тут же поднял голову и поспешил отъехать. В следующее мгновение я очутилась в объятиях Сени, от которых мне стало неловко. Подул ветер и брызги от фонтана долетели до нас, я вскрикнула, а Сеня всё не отпускал меня.

— Сень, ну долго мы на дороге стоять будем? – смеясь, проговорила я, а он всё что-то шептал, но из-за шума воды я почти ничего не расслышала. Ну, кроме того, как он медленно, словно оценивая, произнес моё имя – Алина.

Мой ответ поверг его в ещё большую задумчивость, и от прежней веселости ничего не осталось.

— Пойдем чай попьем, я замерз, — тоже, еле дыша, произнес он, после чего уверенно схватил мою руку и повел прочь от фонтана.

— Больно, Сень! Пусти! Или не дави так на руку! Никуда я не денусь.

На его лице мелькнула пародия на улыбку, но меня это не смутило. Я была занята мыслями о том, как назову наших будущих детей.

— А куда мы пойдем? Тут поблизости нет кафе, — удивилась я и остановила Сеню.

— Тут до моей квартиры недалеко. Я тебя потом провожу, — ответил он и снова повел меня за собой.

2

Скрип большой, обклеенной цветастыми объявлениями, двери поприветствовал меня, и я оказалась в типичном подъезде хрущевки.  Постсоветская атмосфера гнала нас наверх, в квартиру. Сеня наклонился ко мне и шепнул: «4 этаж». Легко толкнув меня, он развернулся и помчался вверх, а я, не сводя глаз с его в момент повеселевшего лица и   держась за подол платья, семенила за ним.

Я удивлялась Сене все больше и больше: он жил один в просторной квартире — студии, которая некогда была «однушкой». Его родственники уехали покорять столицу, но Сеня не последовал за ними. Он признавался, что не очень хотел во всем зависеть от родителей, почему и предпочел маленький городок, но решительную свободу и созвоны раз-два в неделю, во время которых мама не упускала возможности немного пожурить его.

Мы зашли в квартиру. Сначала, я немного постеснялась пройти к нему в комнату: я ожидала увидеть беспорядок. Сеня особой аккуратностью, как по мне, не отличался, но в квартире было убрано. Меня привлекла дверь на балкон: она была незакрыта, отчего тюль развивался на слабом ветерке. Я выбежала из прихожей и замоталась в него.

А Сеня прошел на кухню и уговаривал старый чайник в последний раз вскипеть:

— Я не пью чай дома. Начнем с того, что я вообще дома не ем. Ему уже плохо: у него предсмертные судороги. Зря я понадеялся на него… Алин?

Я отошла от окна и застыла около стола, разглядывая большой рисунок. На нем была изображена старая стоянка: полуразваленные машины, покрытые бесчисленным количеством граффити.

— Это ты так? Ты рисуешь? – спросила я, удивленно глядя в глаза Сене. Его взгляд забегал.

— Я хотел показать тебе его чуть позже, но … Ты, солнце, опередила меня…

От этого «солнце» меня передернуло. Оно было сказано, словно с каплей негатива, отчего мне стало не по себе. Ну что такого в том, что я увидела этот рисунок?

— Прошу простить мое любопытство, — я постаралась улыбнуться, но у меня вышла лишь пародия на улыбку, которую так часто вызывают на лице, уставшем от необходимости выражать ту или иную эмоцию. Сеню почти трясло.

Я медленно развернулась, делая вид, что меня увлекло нечто за окном, но тут же Сеня потянулся и толкнул меня. В моей голове успела пронестись только одна мысль: сейчас мне будет больно, я ударюсь об стол.

3

По знаку зодиака я – рыбка, но рыбкой я почувствовала себя только сегодня. Я закричала, когда обнаружила себя на старой стоянке, где полуразваленные машины, покрытые бесчисленным количеством граффити, соседствовали с унылым пустырем. Только своего крика я не услышала. В момент у меня появилось ощущение, будто бы я захлебываюсь. На подкашивающихся ногах я сделала несколько шагов назад и продолжила кричать. Я должна была сорвать голос.

Впервые в жизни у меня началась истерика, и никогда я не ощущала такой необходимости услышать свой голос. Всю жизнь я предпочитала быть немногословной, не задавать лишних вопросов и глупостей не говорить, но сейчас я должна разбить тишину любыми способами: я прыгала, пинала одну из машин. Мне становилось жутко именно оттого, что ничего не происходило. Облака, словно тянущиеся ко мне, не двигались.  Я не чувствовала холод или тепло: ветра тоже не было. Даже запахи мне не удалось различить. Я села в ту же машину, что пинала, и обнаружила освежитель воздуха, который из-за резкого запаха я называла раньше «вонючкой», но сейчас не было ни намека на запах. Я решила осмотреться и вылезти из машины, но запнулась обо что-то и вниз головой упала на землю. Я не почувствовала даже боли.

Мысли, одна за другой, сновали в голове.  «Значит, не сплю», — подумала я и попыталась припомнить, что я делала вчера, ведь мне показалось, что «завтра», судя по всему, уже давно наступило.

— Подъезд… Балкон… Рисунок… И Сеня. Сеня! Сеня, чтоб тебя…

Я осеклась. На месте одной из машин внезапно появилась странная фигура: не то серая, не то болотного цвета. Я подбежала к ней и попробовала просунуть туда дрожащую руку. Ничего не произошло.  Я попятилась назад, села на коленки и стала наблюдать.

Прошла пара минут, прежде чем эта фигура приняла подобие прямоугольника. Я закрыла глаза на несколько мгновений, а открыв, ужаснулась. На меня смотрел Сеня: изучающе и очень серьезно. Но, признаю, затем мне стало спокойно. Я почему-то была рада ему, хоть он и был последним, что я помнила, перед тем как очутилась на этой убогой стоянке.

«Может мне это всё мерещится», — задумалась я.

— Тебе не мерещится, — в моей голове отозвался его голос. Я подняла голову и посмотрела на Сеню. Он сидел на стуле у себя в комнате.

Я вздрогнула и стукнула себя по голове, после чего услышала нарастающий, захлебывающийся смех. Сеня слез со стула и закрыл лицо руками.

— Я тебя вижу! Не издевайся надо мной! – произнесла я. Сеня застыл на мгновение.

— Ты как в телевизоре.

— Еще скажи, что мы по видеосвязи говорим.

—  А вот жаль, что твоё чувство юмора поправить нельзя.

— Поправить? У тебя всё хорошо с головой?

Хотя, это у меня, должно быть, «всё хорошо» с головой.

— Я ничего не понимаю. Может ты — галлюцинация, а у меня действительно проблемы. Правда, те, у кого действительно проблемы, не понимают этого.

— Ты ничего не понимаешь.  Ты – молодец! – голос Сени в моей голове прозвучал очень тепло, и он неловко улыбался мне из прямоугольника. 

– Потом поговорим, — заключил он, наклонился в прямоугольник, и тут же всё схлопнулось.

4

Мы встречаемся с Сеней почти два месяца.  Мы с ним, конечно, не конфетные, но романтика и трепет еще от нас не ушли.

Я помню всё, что он говорил мне даже по мелочи, не оставляю ни одно его сообщение без ответа. Прихожу на встречу на полчаса раньше, и, как в фильме, он уже там. Он читает мне Есенина, а я тихо-тихо, шепчу известные строки вместе с ним. Бывает, он принесет мой любимый сырок ***, а вместе с ним рисуночек на вырванном из блокнота листе: мой портрет в некоем образе. Он мне очень льстит, я это, конечно, вижу, но рисует Сеня неплохо, хоть и есть к чему стремиться.

Всё так замечательно! Я иногда даже не верю, что со мной рядом может быть такой человек. Иногда меня посещают мысль, что всех моих хороших качеств не хватит, чтобы поставить их вровень с Сениной добротой ко мне.

Однако мы начали ссориться не так давно. Наденька звала меня как-то прогуляться по центру. После нашего объяснения с Сеней я стала проводить всё свое время с ним. Даже когда ехала к нему, мысленно просила, чтобы автобус ехал поскорее, пробок не было. Каждая минута расставания была залогом новой встречи. Наденька не очень радовалась моим отношениям и моему счастью, которое я просто не могла сдерживать. Но дело, по-видимому, не во мне: Наденька уже долгое время одна.

Я желала ободрить её при встрече, и вообще потусить, как это было раньше. Мы завалились к ней и просидели несколько часов, болтая обо всем: об учебе, о возможных вакансиях, о наших общих знакомых, о попытках похудеть с первого числа, но главное – о Сене.

— Знаю я твоего хахаля, Никита общался с ним когда-то.  Странный он какой-то, лицемерный даже. С одними он так лебезит, а с другими мрачнее некуда. И кто же он с тобой? – она многозначительно посмотрела на меня.

— Надь…

— Что Надь? Ты посмотри на себя, кем ты стала? Ты так изменилась за эти два месяца. Он обмолвился, что ему нравятся блондинки, а ты пошла и перекрасилась, каре сделала, да всё ему в угоду. Да кто он такой, чтобы ты меняла свою внешность ради него?

— Да ты завидуешь мне, ну!

— Завидую? Чему завидовать? Ты знаешь, что я права! Ну-ка, дай сюда рисунки. Смотри: результат на лицо. Ты выглядишь точь-в-точь как на этом рисунке, а он, если не ошибаюсь, первый подаренный.

Надя была права во многом, но признать это – значит подтвердить незыблемую Надину позицию, что все пацаны не стоят ее мизинчика. Я старалась заверить её, что Сеня здесь не причем, что он скорее подал мне классную идею.

Разошлись мирно, но с ощущением, что не скоро встретимся снова.

 

5

Перед сном я часто слушала музыку в наушниках: обычно поп-хиты, потому что мозг под конец дня уже ничего серьезного не принимал. Я прокручивала в голове прошедшее за день, а потом начинала утопать.  Это мое любимое ощущение – мысли уже не здесь, слова дурацкой песни еле различишь. Мне очень нравилось засыпать.

Когда Сеня схлопнул нашу беседу и ушел, я «начала засыпать», постепенно перестав различать очертания машин, его голос в моей голове исчез, и я погрузилась в нечто похожее на осознанное сновидение.

Перед глазами стояла серо-болотная дымка и мне казалось, что мои собственные мысли, словно носилки, несут меня по этому неопределённому пространству. 

Внезапно «носилки» поломались, и меня выбросило на стоянку. Тело снова просило это «бесконечное» состояние, и я решила прилечь на заднее сидение одной из машин.

Когда я забиралась в машину, мой взгляд наткнулся на треснутое зеркало в салоне.  Может, если бы я слышала свой голос, то могла бы сказать, насколько громко я закричала от внезапного страха. Из зеркала на меня смотрела другая девушка.

Это была довольно милая дама: у нее были светлые волосы до плеч, идеально чистая кожа, поразительные зеленые глаза. Единственное, что напоминало обо мне – это оставшиеся бледные губы.

Мои руки тоже изменились: ладони стали чуть меньше, форма ногтей приняла правильную форму и огромная царапина, которая долго не могла зажить, пропала.

— Не нравится? – взволнованный голос Сени прозвучал в моей голове.

— Ты издеваешься?

— Понятно… Я значит зря всю ночь выпендривался.

— Так это ты… Так вот что скрывалось под этим «релаксом» …

— Ты стала очень красивой, Алин! Я же помог тебе! Ты ныла мне на каждом свидании, что устала сливать все свои деньги на средства от черных точек. Я их убрал. Ты жаловалась, что хочешь худые «ляхи» — и вот я их преобразил. Может, увлекся немного, но теперь ты выглядишь идеально!

— Сеня, что ты наделал? – я даже не могла заплакать, не могла поверить в произошедшее. — Сеня, ты же говорил, что я ангел…

— Ангелы тоже некрасивые бывают, Катюш.

— Катюш? Мое имя Алина! – я негодовала.

— Я теперь твой художник, значит и имя поменять тебе тоже в силах. Мне никогда не нравились девушки с именем Алина. То ли дело Кати!

Лицо Сени не выражало никаких эмоций, когда я кричала все нецензурные выражения, что знала. Перед тем как снова схлопнуть наш разговор, я заметила, что его бледное лицо стало подозрительно красным. Только от злости или от потерянности?

6

Мы болтали с Сеней. Он всё также звал меня Катюшей и поминутно восторгался, как прекрасно я вскидываю брови теперь.  Мы каждый день говорили о мелочах, отчего наш разговор никогда не оставался незавершенным.

Я существовала от момента, когда он приходил с пар, и до момента, как он уходил отдыхать.  Но каждый раз, когда он готовился схлопнуть разговор, я порывалась попросить его перерисовать меня, вернуть хоть что-то из моего прежнего облика.  Мои руки начинали дрожать, и Сеня, сразу же понимая, о чем я попрошу его, схлопывал разговор, иногда даже не прощаясь.

Вскоре Сеня стал беседовать со мной с каждым днем все дольше и дольше, и большую часть времени мы, молча, смотрели друг на друга, словно пытаясь запомнить и осознать каждую черту наших лиц. Иногда он смотрел на меня, и его лицо внезапно начинало смеяться, уголки губ так забавно дергались, а потом он резко вставал, приносил кисть и снова садился напротив меня. Вот он протянул руку ко мне, я прильнула к серо-болотной фигуре, в трепетном ожидании чего-то таинственного.

«Нет… не сейчас…»

 Но однажды мы с Сеней говорили на повышенных тонах.  Словно кто-то другой вернулся из института, а не он. Его взгляд перестал говорить. Если раньше, я могла уловить «я рад» или «я устал», то теперь в нем я не узнавала прежнего Сеню, отчего я потерянно отворачивалась к машинам и хныкала. Я не знаю, как помочь человеку, который сам этого не хочет.

— Сеня, что произошло? – в очередной раз спросила я.

Судя по тому, что мои черты лица и линии тела перестали меняться, произошло что-то серьезное.

— Да ничего не произошло! В сотый раз говорю. Ты не понимаешь русских слов?

— Я как раз-таки все понимаю. Я люблю тебя и хочу помочь.

— Любишь? Ну да, конечно. Любила – оставила бы меня в покое.

— А зачем ты вызываешь меня тогда каждый раз? Помолчать? Так знай, что мне становится тяжелее с каждой нашей встречей. Очень сложно общаться с тобой, когда…

— Это со мной сложно? Да это тебя сложно выносить! Твои недовольства и вечные просьбы о перерисовке, — Сеня ожил. Он помолчал, а затем добавил:

 — Ты не представляешь, как мне сложно с тобой, мне любить тебя сложно, а ты еще спрашиваешь, – Сеня перестал понимать, что говорит, закрыл лицо руками и застыл.

«Меня сложно любить? Так это любовь у нас такая или пародия на нее?» — я подняла голову, взглянув на Сеню, но он не пошевелился.

— Это мне сложно, Сеня.  Мне, а не тебе! Я позволила тебе изменить меня, но ты забыл, что это ответственность. Ты забыл, что здоровые отношения строятся еще и на принятии друг друга. В частности, наших недостатков. Знаешь, некоторые влюбленные не видят их, а потом, лет через двадцать, пытаются оправдаться перед своим ребенком, почему они ушли из семьи.  Ты увидел мои недостатки, я твои.  Я приняла их, а что сделал ты? — пока я говорила, Сеня продолжал сидеть в этом застывшем состоянии.

— И знаешь, Сень… Я не могу так.  Есть ли отношения токсичнее наших?

Сеня не реагировал. Я начала задыхаться от негодования: мне захотелось толкнуть его. Забыв, что между нами эта серо-болотная фигура, я протянула руку к Сене, потом вторую, после чего потеряла равновесие.  Меня обдало что-то холодное, и я оказалась перед Сеней. Он поднялся и с ужасом глядел на меня.

— Катя…

— Алина, — отрезала я и прошла к широкому зеркалу в прихожей.

Я была измазана красками самых разных цветов. На меня всё также смотрела другая девушка, и лишь бледные губы, чуть запачканные фиолетовой краской, напоминали о том дне, когда я сказала то громкое «люблю».

7

Водитель автобуса молчал, но его особый «водительский» взгляд выгонял меня из автобуса. Он был недоволен тем, что я подал ему оплату за проезд одними рублями и копейками.

Я так давно не звонил матери в Москву… Даже не знаю, как сказать ей, что я потратил все деньги за месяц вперед. Я на расстоянии буду чувствовать ее взгляд полный странного злорадства и желания доказать свою изначальную правоту. Через час придет уведомление о переводе денег с подписью «На билет», и этого будет достаточно, чтобы сломать мою жизнь в третий раз.  

Нет, они ничего не узнают!

Я бежал через всю площадь домой, надеясь, что старый чайник изволит вскипеть еще раз. Дверь подъезда открылась легко, как и всегда со скрипом, но сегодня я услышал в нем насмешку: «Ну что, приперся, мальчишка?»

Я бежал вверх, гонимый невыносимой постсоветской атмосферой, совсем как в тот день.  Едва дверь открылась, я закричал «Алина!» и бросился к столу. Тот рисунок отвратительной стоянки был еще отвратительней, ведь Алины там больше не было. И уже месяц, как нет и никогда не будет.

Да, позвонить в Москву все-таки придется, и приехать видимо тоже. Я захлебнусь этим дождем, не им, так тревожностью, а не ей, так обилием книжных сюжетов, которые я перестал различать, или жалкими минутами, что я провел перед экраном ноутбука.

Мои бедные родственники перепутают вокзал, из-за чего мы поругаемся, еще не взглянув друг на друга. А я, сидя на чемодане, буду мечтать о еще 3 днях пути, но уже обратно.

Стены будут медленно поедать воздух. Но самое сложное — терпеть их недовольные взгляды, а они действительно будут такими. Они не узнают своего Сеню, потому что их Сеня уже как 10 месяцев не существует.

10 месяцев назад я, как и Алина, обнаружил себя измазанным краской самых разных цветов. Из зеркала на меня смотрел совсем чужой человек, в его глазах плясал страх, и лишь бледные губы, чуть запачканные фиолетовой краской, напоминали о том дне, когда я сказал то тихое «люблю».

Загоруйко Анна Эдуардовна
Страна: Россия
Город: Томск