Ранним субботним утром на крохотную железнодорожную станцию «Листопадово», потерянную в зелени бескрайних полей, абсолютно неожиданно и крайне громко прибыл поезд. Разбудив единственного работника вокзала стуком колёс по износившимся рельсам, он умчался дальше в туманные просторы, перед этим – подумать только! – бросив на перроне двух пассажиров.
Путешественники, одетые в городскую одежду и без единого контейнера рассады в руках, были совершенно незнакомы здешним местам, а потому даже птицы, казалось, затихли на ветках, чтобы получше рассмотреть нежданных гостей «Листопадово». Молодой мужчина лет тридцати, чей звонкий голос нарушал тишину станции вот уже четверть часа, носился вокруг своей спутницы, миниатюрной девушки-студентки, и всё кричал что-то, кричал…
– Это сенсация, Машенька! Сен-са-ция!
Григорий Иннокентич, широкими шагами меряя пустой перрон, то и дело высоко подпрыгивал с ноутбуком в руках, пытаясь таким образом поймать то ли Интернет, то ли удачу за хвост.
Машенька, сидящая на чемоданах неподалёку, увлечённо печатала что-то на экране смартфона и то и дело вскидывала голову на очередной возглас Григория Иннокентича. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что названная им «сенсация» сейчас равна «трагедии», а потому лишь молча и крайне сочувственно кивала.
– Поздравляю, мы застряли на этом богом забытом вокзале без единого шанса на спасение!
Григорий Иннокентич нервным жестом взъерошил и без того растрёпанные волосы и, обнаружив, что в метаниях дошёл до самого края перрона, с громким воем разочарования плюхнулся прямо на холодный бетон. Устремив взгляд вперёд, он упёрся в покосившееся здание местного вокзала и, пытаясь представить на его месте привычный сердцу небоскрёб с панорамными окнами, ещё больше раздосадовался.
Его настроений не разделяла Машенька, в ту же секунду заметившая, что со стороны вокзала к ним приближается человек.
– Шансы есть, – она радостно вскочила на ноги. – Сейчас спросим у местных, на чём можно доехать до деревни!
Спустя нечколько секунд, кашляя и отфыркиваясь, на перрон запрыгнул маленького роста округлый мужчина. Когда он поднял своё загорелое лицо с маленькими чёрными глазами на Машеньку, ей показалось, что его пышные усы вопросительно изогнулись, и девушка поспешно заговорила:
– Доброе утро! Не подскажете, как нам добраться до деревни Листопадово?
Работник вокзала многозначительно глянул на в конец отчаявшегося Григория Иннокентича, который монотонно раскачивался из стороны в сторону за спиной Машеньки.
– Психбольница была три станции назад, вы, видать, обознались.
– Нет, что вы! – она весело рассмеялась. – Мы журналисты, приехали из Столицы по работе. Откуда отходит ближайший автобус в Листопадово?
– Вот-те на! – мужчина хрипло хохотнул. – У нас, милочка, автобусы с роду не ходили. Всё своим ходом, на ногах да с песней! Вам вон туда топать надо, авось за час доползёте.
Усы работника вслед за его толстым пальцем услужливо указали по направлению от станции, туда, где кончалось поле с мерно колышащейся травой и начинали расти высокие сосны. Тяжело вздохнув и поблагодарив спасителя, Машенька с трудом подняла с земли Григория Иннокентича, всучила ему самые тяжёлые сумки и, вооружившись собственным чемоданом, бодро зашагала в сторону небольшого лесочка.
– Ишь ты… – работник вокзала, накручивая ус на палец, глядел вслед двум удаляющимся фигурам. – Журналисты!
В это время Григорий Инноккентич, спрятав голову за высоким воротом любимой клетчатой рубашки, покорно шагал по следам Машеньки сквозь кусты крапивы и всё больше скучал по родному шуму городской жизни.
Хоть в городе его больше никто и не ждал, Григорию Иннокентичу нравилось вспоминать, как на протяжении вот уже десяти лет он каждое утро ехал в офис любимого «СОКа» – самого популярного новостного портала Столицы; как, не успев ещё сесть за рабочий стол, уже мчался на место событий для запечатления очередной сенсации… Всего этого его лишил один злополучный день. День, когда его уволили.
– Григорий Иннокентич, ты должен меня понять, – сурово произнёс тогда Сергей Сергеевич. – Я, как владелец «СОКа», не могу допустить, чтобы репутация моего творения пострадала из-за твоей глупой ошибки.
Сергей Сергеевич Флюгер, основатель новостного портала Самых Отчаянных Корреспондентов (коротко – «СОК»), нервно почесал подбородок. Несколько дней назад все редакции-конкуренты взорвались новостью о грубой оплошности опытного журналиста из «СОКа», ставящей под сомнение дальнейшее процветание портала. Единственным спасением было увольнение виновника – Григория Иннокентича – подальше от завистливых глаз, но долгие годы совместной работы и бесспорный талант журналиста всё никак не давали Сергею Сергеевичу вынести окончательный приговор.
С характерным хлюпаньем допив остатки любимого яблочного сока со дна картонного пакетика, Флюгер прокашлялся, пару раз хлопнул Григория Иннокентича по плечу и заключил:
– Оставаться с нами ты не можешь, но и лишить тебя работы я не посмею. В небольшой деревушке неподалёку пустует место главного редактора газеты – прошлый сбежал, заявив, что писать там не о чем, – Сергей Сергеевич фыркнул. – Но ты-то, Гриш, справишься с этой работёнкой. Поезжай в Листопадово, принеси пользу журналистскому сообществу.
Вот и приносил Григорий Иннокентич пользу, протаптывая рыхлую землю в окрестностях оставшейся без редактора деревни. Хорошо хоть, что Машенька, его верная стажёрка, согласилась разделить с ним это путешествие. Ей, впрочем, делать было больше нечего: университет девушка закончила совсем недавно, а работу ещё не нашла – от чего бы и не прокатиться в сельскую местность?
– Григорий Иннокентич, пришли! – из раздумий вырвал голос Машеньки. – Смотрите, а тут не так уж и скучно.
Когда извилистая тропинка под ногами переросла в песчаную дорогу, изрытую следами от колёс трактора, перед глазами журналистов открылось Листопадово во всей его красе: громко хлопали ставни окон, когда женщины-соседки перекрикивались между собой; носились по ухабам дети, размахивая самодельными сабельками из веток; лаяли собаки, шелестели над головой деревья… Стоило Григорию Иннокентичу удивлённо присвистнуть при виде столь живой картины, как тут же вокруг воцарилась тишина и все взгляды обитателей деревни обратились на прибывших гостей, словно кто-то поставил на паузу весьма интересный фильм.
Из толпы вдруг выделилась бойкая на вид розовощёкая женщина, приблизившаяся к приезжим с доброжелательной улыбкой. Не разделяя всеобщего опасения, она деловито поправила косынку на голове и нараспев произнесла:
– Здрасьте, гости дорогие. Меня Глашей звать, а вы, поведайте, кто и откуда?
– Добрый день! – как всегда собранная Машенька с улыбкой обратилась к незнакомке. – Мы журналисты, приехали из Столицы работать в местную редакцию.
– Вот-те на! – женщина, вокруг которой уже собралась толпа перешёптывающихся детей, радостно встрепенулась. – Мы уж думали, не дождёмся, товарищи-журналисты! Прошлый-то наш ускакал подальше, только пятки, вон, сверкали.
Глаша мимоходом шлёпнула по руке излишне любопытно ребёнка, потянувшегося за сумкой Машеньки, и обернулась куда-то за стоящие рядком сараи. По полянке разлетелся её зычный голос:
– Толик, подь сюда! Счастье твоё приехало!
Толик, оказавшийся щупленьким юношей с набекрень надетой кепкой почтальона, шустро выскочил из-за угла и, улыбнувшись от уха до уха, вихрем налетел на журналистов. Он пожимал и тряс руку Григорию Иннокентичу, раскланивался Машеньке и чуть ли не чечётку вокруг них двоих отплясывал – настолько рад был приезду нового редактора.
– Добро пожаловать, уважаемые, – запыхавшись, тараторил Толик. – Я вас так ждал! Наконец-то в нашей газете новости появятся! Вы ведь городские журналисты, вы-то умеете новости писать, точно умеете!
– Анатолий, успокойтесь, – чопорно проговорил Григорий Иннокентич. – Что ж вам до новостей?
– Так я почтальон здешний! А газет в лицо не видел месяца три уже, новостей-то нет – значит и газет тоже! И разносить мне нечего…
– Безработный он у нас, – вмешалась Глаша. – Вот и грезит, что вы выпуск «Клёна» нашего возобновите.
Машенька в ответ активно закивала и с надеждой улыбнулась Григорию Иннокентичу. Сам он в это время был слишком занят собственными мыслями: радости и просьбы местных пошатнули его твёрдую уверенность в бесполезности пребывания здесь, но мужчина отчаянно пытался убедить Григория-скептика вернуться на свою позицию в головном отделе и продолжить выдумывать план побега обратно в «СОК».
Так, увлечённый размышлениями и не замечающий ничего вокруг, Григорий Иннокентич совершенно неожиданно оказался в своём новом доме – деревянной милашке на краю деревни. Машенька терпеливо объяснила, что это Толик первым вызвался проводить журналистов до их жилища и даже провёл небольшую экскурсию, которую Григорий Иннокентич, конечно же, пропустил. Как хорошо, что есть Машенька! Она ещё раз показала мужчине и первый этаж, служивший единственным офисом редакции, и стоящий там пыльный деревянный стол, и соседствующие на втором этаже уютную спальню с ванной комантой, больше похожей на кладовку.
Последним пунктом маршрута стала светлая кухня с кружевными занавесками на окнах. Там и обосновались. Машенька, забившись в угол большого дивана, вновь уткнулась в телефон и быстро-быстро печатала что-то, пока Григорий Иннокентич расхаживал по комнате туда-сюда, каждый раз ступая на одну и ту же скрипящую половицу.
– Нет, так дело не пойдёт, – Григорий Иннокентич задумчиво поправил очки. – Нужно что-то решать, и как можно скорее. Где это видано, чтобы меня, журналиста с большой буквы, отправили в эту дыру..?
– Что именно вы хотите решить?
– Как что?! Машенька, нам нужна сенсация! Будет сенсация – будет и хорошая статья, которую я, конечно же, отправлю в Столицу и сиюминутно получу назад своё место в «СОКе».
Машенька с сомнением поджала губы, но предпочла промолчать.
– Точно-точно, так оно и будет! – не унимался Григорий Иннокентич. – Осталось только найти идею для этой нашей сенсации. Да, идею!
Тут же просияв, он резко опустился на корточки, а Машенька с улыбкой закатила глаза, прекрасно зная, что сейчас будет пущен в ход любимый способ опытного журналиста отыскать в голове здравую мысль. С громким «Алле-оп!» Григорий Иннокентич сделал ловкий кувырок вперёд, а за ним ещё один и ещё, пока с грохотом не зацепился плечом за ножку стула.
– Присоединяйся, – отдуваясь, он поднял голову на Машеньку. – В одиночку идеи приходят не так охотно.
И вот уже два журналиста, представители самого продвинутого поколения, друг за другом кувыркаются по тесной комнатке, приговаривая волшебное «Приди, идея. Идея, приди!».
Внезапно, не рассчитав траекторию кувырка, Григорий Иннокентич со всей силы столкнулся своим лбом со лбом Машеньки, резко прекратив мозговой штурм. Пока неудавшиеся акробаты раздосадованно пыхтели, в головы обоим пришла гениальная мысль, которую они одновременно поспешили озвучить:
– Надо поспрашивать новости у местных!
– Надо самим выдумать сенсацию!
– Чего? – удивлённо переспросила Машенька. – Что значит «выдумать»?
– Не всегда же всё делать честно! – с энтузиазмом покивал Григорий Иннокентич, соглашаясь с самим собой. – В этих местах вряд ли произойдёт что-то стоящее в ближайшие сто лет, а мой ценный опыт и твоя смекалка позволяют чуть-чуть схитрить. Подумай, это единственный мой… наш шанс!
Полный намерений вернуться домой, Григорий Иннокентич ни на какие уговоры не поддавался, и Машеньке оставалось только признать поражение и покорно выползти за мужчиной вон из дома на внеплановый обход деревни. Пока Григорий Иннокентич своим цепким взглядом выискивал, что здесь можно поджечь или разрушить для выгодного заголовка, девушке было поручено расспрашивать жителей деревни о последних происшествиях. На полпути к операции присоединился Толик.
– Да вы ж такого в своём городе никогда не увидите! – Машеньку за рукав дёрнул мальчишка лет четырнадцати. – Тараканьи бега! Ещё и бесплатно! Пойдёмте, покажу, а вы меня в своей газете напечатаете…
– Григорий Иннокентич, – Машенька окликнула мужчину, шустро карабкающегося на раскидистое дерево неподалёку. – Нас интересуют тараканьи бега?
– Никак нет!
Для убедительности он дёрнул ногой, и Толик, в это время страхующий Григория Иннокентича снизу, сдавленно ойкнул от прилетевшей в лоб пятки.
– Анатолий, чего ты там пищишь? – глянул вниз Григорий Иннокентич. – Как думаешь, поджог сарая сойдёт за народный заговор?
– Может оставите свои поджоги? Нет у нас спичек, сказал же…
Машенька сочувственно улыбнулась Толику, наблюдая, как Григорий Иннокентич принял воинственную позу, одну руку приставив ко лбу на манер козырька, а другой упираясь в ветку. Благо, спасать бедного почтальона от новой порции поджогов не пришлось: рядом как по команде возник высокий мужчина с топором наперевес. Широко улыбаясь, он прогрохотал:
– Слушайте, Фроська-то моя семнадцатого, вон, родила!
– А это уже попахивает новостью, – Григорий Иннокентич свысока многозначительно кивнул Машеньке. – Статьи о многодетных семьях всегда пользуются популярностью.
– Ага, – гордый собой, мужчина выпрямился. – Видали, какая у меня свинка плодовитая! Уж семнадцатого детёнка дала, а всё хрюкает себе счастливо!
Григорий Иннокентич молча хлопнул себя ладонью по лбу, а Машенька с Толиком в унисон рассмеялись – вот так многодетная мать!
В следующие пару часов список возможных сенсаций в блокноте Машеньки пополнялся без остановки, и, пока Толик отгонял от неё обитателей Листопадово, мечтающих прославиться на всю страну, Григорий Иннокентич облазил все заборы и даже ухитрился выкрасть курицу из курятника. Правда, потом пришлось ещё долго оправдываться перед её хозяйкой, что сделано это было исключительно в качестве практического эксперимента.
К вечеру, когда все зеваки от нечего делать разошлись по домам, а обиженная владелица курицы перестала грозить Григорию Иннокентичу веником из своего окна, на небольшой полянке между домами остались только трое прародителей сенсации в компании котелка горячей похлёбки.
– Решено! – Григорий Иннокентич для уверенности стукнул деревянной ложкой о тарелку. – Завтра же иду дрессировать поросят.
– Каких поросят? – Машенька удивлённо переглянулась с Толиком.
– Фроськиных, разумеется.
– Это я поняла. Но зачем?
– «Житель Листопадово выдрессировал выводок поросят и открыл первый сельский цирк» – это ли не сенсация? – заметив сомнение в глазах напротив, он замахал руками. – Нет-нет, не пытайтесь меня отговорить. Я рассчитал все риски, и вероятность быть съеденым мамой-свинкой во время дрессировки куда меньше вероятности получить гениальную статью на выходе.
На том и порешили. Уставшая Машенька уже не пыталась образумить Григория Иннокентича, а Толик всё ещё наивно полагал, что тот шутит.
Впрочем, совсем скоро все жители Листопадово поняли, что шутить Григорий Иннокентич не умеет: на следующее же утро он ни свет ни заря объявился на пороге хлева, с широченной улыбкой заявив хозяину, что пришёл дрессировать юное поколение свиней. Мужчина, которого, как оказалось, Иваном звали, лишь усмехнулся и ушёл по своим делам, перед этим на всякий случай спрятав с глаз дрессировщика все топоры и вилы.
– Если я кричу «Шухер!», – методично вещал Григорий Иннокентич кувыркающимся в сене поросятам, – вы все должны тут же спрятаться за ближайшее корыто. Ясно?
В ответ последовало лишь довольное похрюкивание поросёнка, нашедшего огрызок яблока в куче соломы.
– Хорошо, попробуем на практике. Шухер!
Вздрогнув от резкого выкрика, поросята с визгом ринулись кто куда, расталкивая друг друга и поднимая столбы пыли. Григорий Иннокентич удовлетворённо хмыкнул – пока это была единственная команда, которую его подопечные усвоили за прошедшие часы. И нет, вовсе не потому, что просто боялись громких звуков и прятались от опасности, следуя инстинктам. Это всё, конечно же, заслуга талантливого дрессировщика из Столицы.
Воодушевлённый успехом, Григорий Иннокентич с новыми силами возобновил попытки сделать из зашуганных и теперь совершенно его ненавидящих поросят цирковую труппу. Команды «Хоровод», «Солдатики» и даже элементарное «Поделись морковкой» провалились почти сразу же, зато смышлёные поросята научились без всяких приказов бегать от мучителя по всему хлеву, радостно попискивая и то и дело врезаясь в дремлющую в углу Фросю. Очередной такой забег закончился для Григория Иннокентича шестью покусанными пальцами и растоптанной самооценкой.
– Свиньи вы, а не люди! – в сердцах воскликнул он, приземляясь прямо на кучу сена. – Такой план мне загубили. Всего-то нужно было поднапрячься и научиться вставать на задние копытца, чтобы я смог написать о вас прорывную статью и доказать Сергею Сергеевичу, что достоин работать в «СОКе».
Не отличаясь эмпатией, поросята продолжали свои поросячьи игры по углам хлева, и одна только Фрося внимательно слушала Григория Иннокентича, глядя на него своими глазками-бусинками.
– Потому что моё место там, в Столице. Там всё, к чему я привык: любимая работа, мой кабинет, апельсиновый фреш в магазине у дома… – он резко вскочил на ноги, пригрозив воздуху кулаком. – И я всё сделаю, что вернуть себе свою прошлую, нормальную жизнь!
– Чего вы разорались-то, товарищ дрессировщик? – в дверях хлева возник Иван.
– А то, что ваши свиньи абсолютно ни на что не годятся, и толку от них ни-ка-кого!
– Чего? – Иван, удивлённый такой наглостью, мгновенно нахмурился. – Свиней моих не трогай, хлюпик городской!
Но Григорий Иннокентич уже со всех ног бежал вон из хлева, показательно затыкая уши руками. Всё Листопадово теперь казалось ему ещё большей дырой, из которой непременно и уже сегодня нужно выбираться. Не разбирая дороги, Григорий Иннокентич влетел в дом и сходу принялся собирать отовсюду свои вещи. В одну большую гору на диване летели мятые рубашки, запятнанные футболки, старая кепка, кеды…
– Григорий Иннокентич, что происходит?! – в комнату вбежала Машенька. – Что вы делаете?
– Возвращаюсь домой! Здесь мне делать нечего!
– Как нечего? Подождите, но ведь вы…
– Молчать! – неожиданно громко гаркнул он. – Ты, спешу заметить, со дня приезда и палец о палец не ударила, чтобы вызволить нас отсюда, пока я отдувался за двоих. Поэтому сейчас, будь добра, не мешай мне.
Машенька, у которой тут же слёзы на глаза навернулись от обиды, нашла-таки в себе силы разозлённо крикнуть в ответ:
– Из нас двоих я единственная, кто занимался тем, чем нужно! – нервным жестом она передала в руки Григорию Иннокентичу свой планшет. – Вот, почитайте.
Григорий Иннокентич, несколько остуженный слезами девушки, удивлённо проморгался и прочитал заголовок вверху страницы: «Столичный журналист восстанавливает сельскую редакцию».
– Что это?
– Статья, что ж ещё, – Машенька тихо всхлипнула. – Писала её всё то время, что мы живём здесь.
Григорий Иннокентич ошарашенно осел на диван позади себя и принялся бегать глазами по экрану планшета: «Испытанием первого дня стало найти дорогу к деревне от незнакомого вокзала…», «Один письменный стол и поломанная табуретка заменили прогрессивный офис…», «Первая вылазка за новостями закончилась в хлеву…», «Местные жители в предвкушении – какое будущее ждёт газету “Клён”?».
– Это… – Григорий Иннокентич запнулся. – Это ведь она, Машенька. Это сенсация!
– Правда? – девушка утёрла рукавом слёзы и искренне улыбнулась. – Тогда подправьте её, как вам нравится, и отправляйте в «СОК», чтобы Сергей Сергеевич принял вас обратно.
Григорий Иннокентич хотел было подскочить с места и побежать к ноутбуку, чтобы сделать то, чего так отчаянно желал все эти дни, но что-то его остановило. В голове всё звучала написанная Машенькой фраза: «Какое будущее ждёт газету “Клён”?». Ниже за ней в статье следовало интервью местного почтальона, Толика: «…Я верю, что наш новый главный редактор справится со своей задачей, как никто другой. Ведь не зря же его к нам послали умы Столицы!». Мужчина неожиданно тепло улыбнулся, представив, как неловко Толик усмехался в конце фразы, засмущавщись своей искренности.
Следом мысли вернули Григория Иннокентича в день их с Машенькой приезда. Ни один коллега в «СОКе» никогда не смотрел на него с таким же восторгом, с каким смотрели жители Листопадово, узнав, что журналист приехал спасать их газету. Никто так не заботился о его самочувствии и безопасности, как Глаша, стоящая под деревом и кричащая, чтобы «дурак тридцатилетний» немедленно слез на землю. И, в конце концов, никто из «СОКа», никто из Листопадово и никто-никто на этой планете не сможет восстановить издательство «Клёна» так, как это сделает Григорий Иннокентич. Григорий Иннокентич, волею судьбы попавший в эту деревеньку и от чего-то решивший, что делать ему здесь нечего.
– Нет, Машенька, мы поступим по-другому.
Та фраза Григория Иннокентича повлекла за собой череду неожиданных событий и решений, которые в свою очередь привели к тому, что одним прекрасным ранним утром на железнодорожной станции «Листопадово» собралось полдеревни, подняв невидалый шум.
Машенька стояла на перроне в окружении новых знакомых: Толик, стараясь не выдавать усталости, помогал перетащить тяжёлые сумки из телеги Ивана, Глаша всё причитала, что девушка взяла с собой слишком мало гостинцев от местных, а мальчонка-зачинщик тараканьих бегов пытался выловить в траве подарок для уезжающей журналистки.
– Григорий Иннокентич, – обратилась Машенька к стоящему неподалёку мужчине, – вы уверены, что хотите остаться здесь?
– Да, – он кивнул, приобнимая за плечи тяжело дышащего Толика. – У нас теперь много работы, надо “Клён” заново выращивать.
Над шуткой ожидаемо никто не посмеялся, только хрюкнул в тишине крошечный поросёнок в ногах Григория Иннокентича. Жорик, как теперь звали младшего сына Фроси, облюбовал старенькие джинсы журналиста и с недавнего времени начал бегать за мужчиной по всей деревне подобно верному пёсику. Вот и пришлось Григорию Иннокентичу взять зверюшку на попечение, пообещав Ивану пылинки сдувать с малютки.
– Перед собеседованием не волнуйся, – деловито советовал Григорий Иннокентич Машеньке. – Мы с Сергеем Сергеевичем поговорили, и, так как моё место в «СОКе» всё ещё пустует, я предложил достойную замену. С твоей статьёй и моими рекомендациями у Флюгера просто не будет шансов не взять тебя.
Машенька, часто моргая, чтобы вновь не расплакаться, налетела на Григория Иннокентича с объятиями, чуть не повалив того наземь. Она всё никак не могла привыкнуть к этому новому, щедрому и как будто повзрослевшему наставнику.
– Спасибо вам!
– Тебе спасибо, что глаза мне, дураку, открыла, – он рассмеялся. – Смотрите, Мария, не поломайте там мой… точнее, уже свой кабинет с панорамным видом.
Как только на горизонте показался поезд, к до ужаса счастливой Машеньке выстроилась очередь из жителей Листопадово, желающих обнять юное дарование на дорожку и пожелать успехов на новом месте. Последним стоял Толик – подойдя к Машеньке, тот сперва смущённо отвёл глаза, но тут же наклонился вперёд и быстро, будто боясь передумать, чмокнул девушку в щёку.
– Обещай писать нам почаще. Чтобы мне было, что разносить.
На этом закончилась история одной поездки в Листопадово и началась новая, длинная глава в жизни героев: Машенька в окно поезда наблюдала, как по перрону бегут, спотыкаясь и размахивая руками, Григорий Иннокентич с Толиком, и уже думала о том, какой замечательной будет первая статья в обновлённой газете “Клён”.
