Ну, здравствуй, новый лист.
Ты светел, тонок, душой чист,
Хотя все говорят, что нет в тебе души,
Что в мире больше святых душ,
Что он не сгнил во шквале грязных нош, во душном мраке сущ.
Я верю.
Но сколько же не будет их, о скольких говорят.
Наивна я.
Как кто ни скажет — все мысли воедино:
«Я главный персонаж истории несбывшейся любви»
Хочу сказать, но многое не вслух произношу,
Хоть потому же он не произносит.
Сколь долго ни смотри — не за́рю его ношу,
Но очень знать хочу, что за черствевша мысль любовь сию тревожит.
Слепа ли я?.. А может быть и так,
Что каждый груз с него снимается, ложась на мои плечи
Ах, как же тот меня калечит,
Но пустяк.
Я так устала без конца моля во просьбе мне пощады.
Я так устала плакать и кричать,
Во страхе взгляда твоего пучину выцветшу улыбкой озарять.
Внутри меня сей смех кислотен и бражон.
Грешна я, и смех мой грешен так же.
И пусть семья моя о любви скажет
Уже не верю,
Уже и здравость протрезвела,
Уже не главный персонаж,
Уже не слепы я, а то и вы,
Уже усталости и доли не осталось,
Уже нет смеха, слёз и крика,
Уже и впредь не будет так, что…
Я одна.
Спасибо, лист. Теперь мой грех с тобою.
То было предначертано судьбою.
То было смерть моя от дозы пороха в заряженном ружье.
Богатства нажитья в комна́те погребутся, коль их нет —
Ни ко́мнаты, вещей и ни одной мольбы.
Молитвы во прощенье больше вопль не будет!
Зальются красной нити счастья крови!
И пламя красного огня займёт моих любимых боли.
