Я осторожно вошла в прихожую под чутким наблюдением Анны Андреевны. Мне впервые выпадает честь зайти в гости к поэтессе. Я стараюсь рассмотреть жилище Ахматовой в мельчайших деталях. Но глазу не за что зацепится. Квартира обставлена без излишеств. Я могла бы счесть помещение «голым», если бы творческий дух и присутствие Анны не заполняли собой все пространство.
Сердце так и трепетало от этой встречи. В моих глазах творчество Ахматовой было настоящим примером для подражания. Я ведь и сама порой люблю сесть вечером, взять в руки перо, облачить свои мысли в поэтические строки.
Наконец, моя чашка наполнилась горячим чаем. Ахматова же расслабленно сидела напротив меня. Ее простенький халат струился, точно ручей. Несмотря на незатейливый образ, женщина выглядела статно и величественно.
Между нами завязалась живая беседа. Сначала я рассказывала ей о моем пути в поэзии, затем Анна Андреевна щедро поделилась со мной своими мыслями. В разговоре она аккуратна, заинтересована, не пытается узнать обо мне больше, чем я желаю рассказать.
Разговор метался из стороны в сторону. Он смог затронуть даже прекрасных лебедей, за которыми Ахматова сегодня с восторженностью наблюдала, и купленную мной аметистовую подвеску.
-Лебединая верность просто поразительна. Анна, а с чем же Вы готовы остаться до конца, словно пара лебедей? — поинтересовалась я
— Право же, занимательный вопрос.
Женщина погрузилась в раздумья, ее лицо излучало мудрость. Она немного помолчала, сжав в руках булавку в виде лиры.
— Я до конца буду верить в то, что эту булавку когда-то обронил сам Пушкин.
Она взглянула на свой автопортрет, занимавший свое место в рамке.
-Я буду до последнего стараться сохранить этот рисунок в память о художнике, с которым меня сблизила любовь к свободе, любовь творить.
В комнату, виляя хвостом, вбежала собака.
— Я никогда не прекращу писать. Даже если я не получу ни копейки за это. Даже если все меня забудут и вовсе запретят мои произведения. От самых первых моих строк про стыдливо-замкнутые лилии и по сей день. Для меня это просто необходимо. Через свои произведения я могу показать всю тяжесть испытаний, через которые прошел наш народ, – ее большие глаза живо блеснули.
-Всегда для меня было важно оставаться рядом с близкими людьми до конца. Мое стремление им помочь сильнее ветра, гнущего деревья. Превозмогая себя, я пойду на все, чтобы их уберечь.
На краю стола я обнаружила тетрадь с высеченными каллиграфическим почерком строками:
В заветных ладанках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем.
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах.
Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно — своею.
-Никакие трудности не заставят меня покинуть Родину. Я буду с ней и в горе, и в радости.
