И еще одна новая волна…
…Уже меняются местами верхи и низы.
«Дайте танк(!)» – «Волна»
Я отодвигаю доску, закрывающую вход в наше убежище, и прохожу внутрь. Этот поезд остался ничейным. Мы разогнали всех крыс здесь и заняли их место.
Я наблюдаю, как кто-то зажигает свечу и начинает передавать огонек фитилю соседа – они меня услышали. Свечки медленно загораются в руках мальчиков и девочек, сидящих в этом вагоне. Почти все ребята сползлись сюда, но знаю, что ждут не меня, а того, кто пришел со мной.
Мальчики и девочки подползают к подобранцу Джеймсу, которого я по чистой случайности взял с улицы несколько недель назад. Он бухается на пол, устало вздыхая. Маленькая девочка забирает у него мертвого зайца и прячет его в деревянный ящик под сиденье, в самое холодное место поезда.
–А-а-а, Крист, у него фто, ресницы из золота?! – изумляется Берес, мальчик, у которого два передних зуба не во рту, а в лоскутке зеленого бархата на шее. Амулет он носит под изношенной рубашкой и никому не дает смотреть, что внутри. Мне даже стыдно, что когда-то случайно увидел секретное содержимое.
– Нет. И из-за того, что ты постоянно это спрашиваешь, они не станут золотыми. Мы не можем их продать, уймись.
– Но почему тогда….
Шикаю на детей. Они разбегаются по углам, гася свечи. Подхожу к самодельному столу из досок и выкладываю на него ворованный хлеб и яблоки.
– Пойдем, – хриплю я Джеймсу.
Он молчит. Мне мерещится, что на полу сидит не человек и уж тем более не молодой принц. Темнота сделала его похожим на нарост плесени, медленно расползающийся по стене, всасывающий сырость и грязь, которая бывает только за пределами улиц Центрального кольца.
Зажигаю керосиновый фонарь, глаза перестают обманывать.
– Принц Джеймс, соизвольте встать, пожалуйста, – говорю в наигранном поклоне, хотя и стараюсь не сильно злорадствовать.
Джеймс нехотя подчиняется и подходит ко мне. Он смотрит на меня недовольно, я смотрю на золотые ресницы и тоже делаюсь угрюмым. Сую в карман вяленую рыбу и железную флягу с жидкостью (надеюсь, там вода), беру фонарь, и мы идем к последнему вагону.
Длинные штанины шоркают по сырому полу, намокают и противно липнут к коже.
Сиденья в поезде деревянные и полые. Обивка на них изодрана, чтобы можно было спрятаться внутри. Дети, как крысята, высовывают морды из гнезд и громко сопят носом, принюхиваясь.
В последний вагон я захожу первый. Меня приветствует запах табака и скрипучий плач. На горе из подушек и перин сидит Конф. Маленькой кривой ручкой он держит дымящуюся трубку.
– Что принес?
– Рыбу, – отвечаю.
Оставляю еду на подушках и стараюсь не смотреть на его уродскую сестру: живой отросток на плече, который умеет издавать мерзкие звуки в самый неподходящий момент и пускать пузыри из слюней, ручонкой растирая их вокруг рта.
Дия начинает верещать.
– Похоже, Дия хотела зайца, – утверждает Конф.
Но я уверен – зайца хочет этот гоблиноносый, а не кричащее недоразумение.
– Вытри, пожалуйста, слюни у нее с подбородка. Скоро все подушки будут в этой гадости, –злюсь я.
Конф замолкает. В тусклом свете рассматриваю пылинки, висящие в воздухе.
– Что еще? – спрашивает, глядя сквозь меня.
– Билеты.
– О-о-о, – протягивает Конф и начинает мычать цирковую мелодию. Не люблю ее. Он запускает руку в подушки по самое плечо. Вытаскивает красно-белые листочки. Дорисовывает там что-то и отдает мне. Благодарю его кивком головы.
– Эй, принц! – начинает Конф, направляя трубку в мою сторону. – Пры-ы-ы-ынц. Не верь этому дьяволу. Посмотри, что он сделал со мной. Гнию тут с вами.
Джеймс стоит в проходе с кислым лицом:
– Дьявол тот, кто сейчас примеряет новую корону.
Я приятно удивлен такими словами.
Мы уходим с Джеймсом за несколько часов до рассвета. Для меня пейзажи трущоб привычны, как Джеймсу комнаты дворца.
-… и получается я плохой?! – возмущается он. – Я еще и предатель народа, и разочарование династии. А почему? Потому что с отцом разные взгляды на все это!
– И потому что ты в оппозиции…
– Ну я так и сказал!
Мне, рожденному в сарае без одной стены, его не понять. Мы попали на Центральную улицу. Здесь пахнет хлебом. Люди улыбаются, а дети похожи на детей. Джеймс со своими ресницами тут родной.
– Приходите на выступление фриков! Карлики и великаны! Безногие и безрукие! – зазывает белый, почти прозрачный мальчик с красными глазами. Над его головой на полосатом шатре, висит табличка неприлично ярких цветов: «Цирк уродов».
Я показываю билеты нарядному толстяку на входе. Выступление калек не смотрю. Думаю, что уроды – это не актеры, а те, кто пришел поглазеть.
На арену выпускают крыс и собак. Замечаю, как мне подает сигнал бесцветный зазывала. Вместе с Джеймсом протискиваюсь через тесные ряды сидящих зрителей и проскальзываю за кулисы.
Нас встречает Чешир. Нечеловечески длинный и тощий, он, пригнувшись и выгнув спину колесом, смотрит в щелочку кулис на крысиный фарш, разбросанный по арене. Маска закрывает глаза и нос… Я никогда не видел его лицо полностью. Может, оно и к лучшему. Увидев нас, он сияет тонкой острозубой улыбкой.
Слушаю Чеширский (то есть гениальный) план. Джеймс поддакивает ему, как строгому воспитателю.
Королевство готовится праздновать ночь «Горящих планет», мы же готовимся к перевороту и смерти. В гавани все кажется серым, только желтые фонари разгоняют туман вокруг себя. Отсюда видны трущобы – ветхие дома, похожие на сараи, а за ними, на границе, огромная свалка из обоев с мышьяком, отравляющая землю, воду и нас.
– А мне так нравился тот зеленый цвет… – скулит Чешир, глядя на гору обоев вдали.
Я кошусь на него:
– Принести пару баночек краски?
– Обойдусь, – он вздыхает и уходит, шаркая ногами.
Я закидываю на корабль мешок с припасами. Джеймс ловит его и бормочет:
– Кажется, я не совсем готов….
– Ты уже согласился.
– А ты зачем согласился?
– Нечего терять.
– Чеширу тоже?
– Нет. Он мне должен.
Джеймс выжидающе смотрит на меня.
– Конфа хотели отправить на границу. За то, что он высмеял короля на выступлении в цирке.
– На границе заключенные-смертники утилизируют обои…
– Ну да… – киваю я. – Я бы не стал возиться с ним и его крикливой второй головой. Чешир попросил, и мы заключили сделку.
Затесавшись среди циркачей-калек, я пробираюсь в бальный зал замка. Над головой – хрустальный купол, через который видно ночное небо и звезды. В центре круглой сцены, прямо под куполом, Чешир, развалился на фальшивом троне. Новая маска с позолоченными финтифлюшками прячет все его лицо.
Часы бьют, зал окутывает тьма. Люди, ждавшие шоу, в предвкушении ахают. Наивные. Натягиваю маску, она не только скроет лицо, но и, надеюсь, спасет меня. Представление начинается.
У Чешира в руке синим пламенем загорается фонарь. Его голос эхом бьется о стены, вызывая дрожь и гипнотизируя.
– Мне тысяча лет. Я знаю все и слежу за каждым. Мои уши – крысы, а глаза – вороны.
На сцену выходит парень. Снимает боливар и оголяет уродливое лицо на затылке. Разворачивается, машет рукой и мило улыбается, пряча свое второе лицо от толпы. Чешир уступает ему место на троне и в почтительном поклоне венчает его голову короной.
– Когда вы делали что-то плохое – убивали. грабили. или отсылали людей на границу – мимо не пролетала ворона? – я чувствую улыбку Чешира, когда он говорит это. – Вспоминайте!
Еще несколько секунд – и даже охрана не сможет ничего сделать.
– Это важно, потому что вороны умеют запоминать лица.
В толпе загораются синие огоньки. Свечи держат дети в крысиных масках, они стоят возле советников короля.
На небе планеты выстраиваются в ряд и загораются, каждая своим цветом. С топотом и громким пением советников выводят на сцену. Следом на сцену выталкивают короля, связанного, с заплывшим глазом и кровью на пышном воротнике.
Я делаю глубокий вдох и начинаю двигаться в сторону сада. Зал окутывает туман. Он наполнен отравой. Толпа тревожно гудит, словно улей. Раздаются выстрелы. Больше нет советников. Больше нет короля. Секунда – и все превратилось в хаос. Люди, задыхаясь, бегут к выходам. Я спешно ухожу.
Останавливаюсь только в гавани. Шум моря не может перебить стук сердца. Сдергиваю с лица маску и жадно втягиваю воздух. Ищу глазами своих «крысят». Шепелявый Берес и еще пара тощих пацанов побросали свои маски и пытаются отдышаться, лежа на траве. Маленькая девочка хватает меня и со слезами утыкается в рукав. Нет половины детей. Чешир хромает к краю пристани, замахивается и кидает револьвер в море, озлобленно пинает пустую бочку. Мы знали, что не обойдется без жертв.
С корабля сходит Джеймс, единственный целый и чистый из нашей компании.
****
Теперь нет никакого поезда. Только бесконечные лестницы из мрамора, просторные залы, чистые простыни, сытые люди вокруг. Но стоило ли это того?
Я жду короля Джеймса в тронном зале.
– Я хотел поговорить, Ваше Величество!
– Крист, я тоже!
Джеймс суетится и поправляет сваливающуюся с головы корону.
– Соседнее королевство хочет добывать камень на границе! Это куча денег!
– Ты обещал восстановить границу, – говорю я в недоумении.
– Подумай сам. Куда я дену всю гору обоев, которую накидал там отец?
– И ты просто продолжишь его дело? Станешь таким же убийцей?
– На границе полумертвецы, у них нет будущего. А на эти деньги я обустрою Центральную территорию. Пойми меня, Крист.
Я бледнею. Не узнаю Джеймса, которого знал… Вижу его золотые ресницы и хищный блеск под ними, который не рассмотрел раньше.
На подоконник садится ворона. Смотрит на нового короля и улетает прочь.
