Поздняя осень. На улице сыро и пасмурно. Мне тринадцать лет и я лежу в областной больнице. Мне грустно и скучно. Карандаши иступились, фломастеры исписались, а в моём альбоме не осталось листов, потому что каждый больничный ребёнок просил порисовать. Посетителей ни к кому не пускают, даже родителей, потому что карантин. Только посылку можно было передать. Да и мама приезжает не каждый день — ведь мы живём в районном городке.
Одноклассники не звонят и не пишут. Я думала, что обо мне все забыли, но нет! Вдруг в палату входит медсестра, приносит мне передачу и говорит: «К тебе пришли. Выгляни в окно!» Под окном стояла моя подружка детства Настя со своей семьёй — мамой, папой, младшей сестрой и малышом братиком. Они улыбались и махали мне руками. Годовалый Ваня в коричневых резиновых сапожках держал за хвост ярко-зелёного надувного крокодила и вовсю им размахивал. Мы с Настей, когда были маленькими, очень дружили: играли в песочнице, бегали во дворе, смотрели мультики. Мои добрые друзья ещё долго стояли и махали мне, а я с третьего этажа махала им в ответ.
В переданном пакете оказались апельсины и завёрнутый в вафельное полотенце бумажный свёрток с ещё тёплыми чебуреками, запиской «Дуня, Дуня, поправляйся скорее, мы тебя очень любим!» По воздуху поплыл запах чебуреков и свежеочищенных апельсинов. Угощение мы разделили на всех детей в палате.
В тот вечер, уже после отбоя, лёжа в постели, я улыбалась и вспоминала любимый мультфильм: Чебурашку, которого нашли в коробке с апельсинами и поселили в телефонной будке, крокодила Гену, пишущего объявление «Молодой кракодил хочет завести себе друзей» и читающего словарь «Че: чай, чемодан, чебурэки, Чебоксары, никаких Чебурашек нет…» Мама всегда с улыбкой вспоминала мою детскую фразу: «Папа любит маму, мама любит папу, а я люблю Гену!» Я заснула счастливой. Мне приснился огромный салатовый крокодил, который сказал мне: «Дуня, я тебя люблю!»
