— Хорошо, я отказываюсь решать этот вопрос самостоятельно. Сегодня после шестого урока мы соберем педсовет и обсудим ваше предложение с учителями.
— А нельзя ли его собрать сейчас? Я не могу столько времени ждать.
— Нет. Дети тоже не могут ждать, пока взрослые решат свои проблемы. Сейчас будут продолжены уроки, а когда дети разойдутся по домам, мы обсудим то, что вы предложили.
— Хорошо. Будьте любезны сообщить о вашем решении вот по этому телефону, — и Иван Николаевич протянул визитку. — Но через неделю мы обратимся в район, а если понадобится, то и в область.
— Но почему, — выдохнула Инесса Ивановна, — вы выбрали нашу школу? Почему не другую?
— Поверьте, мы рассматривали несколько вариантов. Ваша школа нас устраивает больше.
— А нас не устраивает ваш выбор, — откликнулась Инесса Ивановна. — Прощайте.
— До свидания, уважаемая, — легкая ирония прозвучала в голосе этого немолодого, но еще поджарого и крепкого дельца.
И они вежливо расстались, одинаково хорошо чувствуя, что расстаются врагами.
Педсовету Инесса Ивановна рассказала всё: и о заманчивости сделанного предложения, и о его откровенной конъюнктурности в ущерб целям и задачам школьного образования. Решение было единодушным: отказать.
А еще через месяц Иван Николаевич по-хозяйски распоряжался насчёт ремонта и переоборудования нижнего крыла школьного здания под ресторан «Аэлита» (это название он выбрал по созвучию со словом «элита» — а не из-за романтики фантастической повести А. Н. Толстого).
Никакие апелляции учительского коллектива в вышестоящие органы не помогли. Школьная жизнь шла своим чередом; шла своим чередом и подготовка к открытию ресторана: молотки рабочих стучали, машины с грузами для будущего ресторана сновали туда-сюда, особо, правда, не мешая.
Однажды Наталья, учительница русского языка и литературы, сбегала по главной лестнице со второго этажа на первый (и к сорока годам она не обрела степенность) и обратила внимание на бархатную ковровую дорожку под ногами. Как-то неприязненно подумалось, что это очередной «подарок» школе от Ивана Николаевича. Время от времени он позволял себе такие щедрые жесты.
Внизу рабочий что-то делал, склонившись над последней ступенькой лестницы. Наталья быстро обошла его и ступила на необычный пол.
«Да это же стеклолит — подумала она, — какой красивый!»
Стеклолит действительно был очень красивым: полупрозрачный, какой-то матовый материал был весь украшен мелкими нежными розочками и букетиками из них. То ярко-зеленые, то приглушенно-изумрудные листочки вокруг роз придавали ему чарующий вид. Наталья не смотрела по сторонам, так как стеклолит еще не был полностью уложен, его бесформенные наслоения плитки на плиту мешали ее продвижению вперед. Когда же оглянулась, то остановилась в недоумении:
«Где я? Почему до сих пор не дошла до продлёнки? Будущий ресторан ещё не успели отделить от школы глухой стеной, немудрено, что я сюда попала, но почему не могу найти выхода?.. Это же моя школа, я всё здесь знаю!.. Где же выход?.. Спокойно, спокойно, это бывший пятый кабинет, восьмой, опять коридор…»
Она поняла, что заблудилась в лесах, перегородках, ящиках с инструментами и кухонным оборудованием. Вокруг была масса интересного, красивого, невиданного. Один бордовый плющ, которым начали обивать стены, чего стоил! Она нечаянно коснулась виском низко свисающей с потолка лампы с розовыми хрустальными подвесками в виде плоских листочков, на которых отчетливо была видна каждая прожилочка, и они мелодично звенели. Прикосновение их к разгорячённому лбу было прохладным и ласковым. Она осторожно отвела подвеску от лица, продолжая её внимательно рассматривать, а потом вновь попыталась найти выход. Так она то бродила, заворожённая, то вновь начинала метаться, наталкиваясь на стены…
Наконец, вырвалась на волю. На улице было уже темно. К крыльцу ярко сверкающему неоновыми огнями ресторана подъезжали легковые машины, вылизанные до блеска, и из них выходили парочки подгулявших мужчин, поддерживающих за талии женщин в коротких платьях с огромными вырезами на спине, глубоко декольтированными спереди, немыслимо обтягивающими стройные фигуры. Мужчины были в элегантных деловых костюмах, при галстуках или бабочках. Было видно, что они гуляют, отдыхая от праведных трудов рабочих будней.
Наталья в растерянности оглянулась: привычной, родной школы не было, всё её здание сияло неоновыми огнями, раскрашивавших её в разные тона, то светло-голубые, то ярко-красные, то нежно-зеленоватые. Она побрела прочь, понурив голову, ничего не соображая, пока не натолкнулась на группу людей, стоявших с унылым видом на площади посёлка. Наталья медленно подняла голову, вглядываясь в лица. Одно из них показалось знакомым. В группе из трех женщин определенно стояла Оксана Васильева.
— Скажите, что это? Где я? Оксана, это ты? Ты же училась в седьмом классе? Я не ошибаюсь? Ты же Оксана Васильева?
— Да, это моя девичья фамилия.
— Сколько лет прошло? Где школа?
Ей казалось, что она бродила по её бывшим помещениям не более двух часов. И вдруг оказывается, что прошли годы.
Словно понимая её, Оксана ответила:
— Ой, Наталья Сергеевна, да ведь уже пятнадцать лет прошло. А школу вытеснили к стадиону (он же за посёлком, почти у самого леса, — вспомнила Наталья), в какой-то временной халупе разместили, да и учеников там почти нет. Жизнь такая дорогая, не хватает денег платить за учёбу.
Другие женщины подхватили:
— Мы раньше только в книгах о таком читали, не верилось. Что сами станем безработными, будем издали на красивую жизнь богачей смотреть…
— А они, вишь, как разгулялись. И каждую ночь так.
— Посёлок расстроили. В первые два года после открытия ресторана всю прибыль от него на выпуск акций использовали. А на деньги, вырученные от продажи акций, комбинат построили. Понаехало сюда народу, город стал.
Ужас захлестнул душу Натальи:
— А мои дети? Скажи, Оксана, они-то учатся? Они учатся?
Она почти кричала, понимая, что в такой жизни найдёт себе место только тот, кто сумел доучиться. Знания приобрели в новом мире особую ценность. Только они могли стать начальным капиталом её дочерей.
— Что с ними стало? Где они? Как без меня пятнадцать лет?
Тревога за детей нарастала, переходя в ужас переполняющий её готовый помутиться рассудок. Судорожные рыдания сжали горло Натальи.
***
— Мамочка, вставай, уже без двадцати восемь, у тебя же сегодня факультатив, — позвала из соседней комнаты старшая дочь.
— О, Леночка! — ужас начинал отступать. Ему на смену пришла радость. — Слава богу, это только сон!
Отозвавшись дочери, Наталья полежала еще минут пять, справляясь со своими эмоциями. Нет, так нельзя. Верно определила школьный психолог Анна Владимировна, что у нее излишне повышен индекс эмоциональности. Чуть с ума не сошла.
Встала, оделась, привычно совершая утренний туалет, с удовольствием выпила обычную утреннюю чашку кофе. Как хорошо жить! Было ощущение, что заново на свет родилась.
В сумрачном свете январского утра школа показалась еще роднее и дороже, чем всегда.