— Скоро? – лениво спросила Зоя.
Девочка порядком устала и была не в духе. Зачем она вообще вступила в этот кружок малолетних писак, возомнивших себя «дудями» школьной газеты? Знала же, что журналист из нее как из кукушки мать года. А все самолюбие и желание поймать десять зайцев сразу! Мало ей было дополнительных уроков рисования, каллиграфии, кавер-дэнсинга и хора!
— Еще минуту, – последовал ответ.
Однако сейчас, несмотря ни на что, Зоя все же сидела напротив своего «объекта допроса» и нетерпеливо ждала, когда тот, или точнее та, закончит с парковкой неповоротливого автобуса.
Вале (а звали водителя именно так) было лет двадцать, не больше. Русые волосы завязаны в хвост. Вздернутый чуткий нос, словно локатор, поворачивался туда-сюда. Тонкие брови сосредоточенно хмурились, пока девушка виртуозно лавировала между рядами таких же двухцветных ЛИАЗ. Руки тонкие, но сильные. Спина прямая. Вообще, во всей ее фигуре чувствовалось что-то стальное, несгибаемое и упорное.
Даже Зоя (девочка с характером) испытывала к этой девушке что-то вроде уважения, и не потому, что сидящая перед ней была единственной женщиной в округе, управляющей городским автобусом (хотя именно поэтому девочка и должна была взять интервью), а потому, что та лишь одним своим сосредоточенным молчанием заставляла проникнуться к себе почтением.
Наконец автобус нашел свое место и остановился. За окнами все было размытым и расплывающимся. С самого утра дождь лил так, будто боги, отвечающие за погоду, решили устроить всему району капитальный душ. Капли резво катились по стеклу, образуя разветвленные дорожки. Они же громко стучали и по крыше, отбивая чечеточную дробь.
— Я готова, – Валя откинулась на спинку кресла. – Давайте здесь.
— Ладно, – кивнула Зоя. Ей очень не хотелось сейчас вылезать на улицу, куда-то идти и мокнуть, как огурцу в рассоле.
Она достала телефон. Еще раз просмотрела в заметках вопросы- самые банальные, списанные с какого-то сайта для начинающих журналистов. Включила диктофон.
— Ну что ж… начнем. Как давно вы в этой профессии?
— Как давно? – задумчиво переспросила Валя. – А откуда считать? С того момента, как я получила права или как впервые села за руль?
— С последнего, – попросила девочка, поняв, что гораздо интереснее будет услышать о несовершеннолетней правонарушительнице, нежели о законопослушном водителе.
— Впервые это случилось, когда мне было девять.
Было видно: Валя устала и говорить ей не хочется.
-Тогда я была на коленях у папы. Взялась за руль, а он положил поверх моих рук свои, таким образом держа все под контролем. Тогда-то я и почувствовала эту мощь… это… — она запнулась, не зная, как объяснить. Пощелкала длинными пальцами, стараясь вспомнить слово:
– Знаете это чувство, когда ты просто поворачиваешь на перекрестке, а вместе с тобой вращается и все за окно. Невозможно передать…
Настала пауза, тишину которой нарушал лишь неугомонный дождь.
— Хотите мармеладный лимончик? – неожиданно спросила рассказчица.
Зоя хотела ответить решительное «нет» (как будто ей заняться нечем!), но почему-то неожиданно для себя самой утвердительно качнула головой.
— Держите, – Валя порылась на полочках дверцы и извлекла цветастую упаковку «Ударницы».
— Про это чувство… – напомнила девочка.
— Да, да, помню. Это случалось всего несколько раз, когда мы ехали по полю около сортоиспытательной станции. Знаете, в Захарово? Представьте, вокруг бархатные, нежно-зеленые холмы, ярко-голубое небо с величественными облаками, напоминающими парящие замки. Вдалеке лес, петляющая дорога, а я несусь вперед и плавно вращаю руль… — Валя вздохнула то ли грустно, то ли мечтательно. Однако теперь ей явно хотелось продолжать.
Зоя сидела, глядя на дождевые струи, напоминающие бесконечно работающие кровеносные сосуды. В рот отправился очередной лимончик. Сахар посыпался на джинсы, но сейчас это было неважно. Мармелад шуршал в коробке, дождь мерно стучал по крыше, где-то вдалеке гудели машины, а они сидели здесь совсем одни.
— А почему Вы выбрали именно эту профессию? – спросила Зоя, спохватившись, что у нее впереди еще куча вопросов и интервью не может продолжаться вечно. Надо ведь еще успеть домой до темноты, сделать многочисленные уроки, дополнительные задания и отредактировать весь этот художественный сумбур для завтрашней школьной газеты.
— Почему именно на водителя? – произнесла Валя. – В память о папе, наверное…
— В смысле? – на автомате, не подумав, переспросила Зоя и тотчас пожалела.
— Он умер, – печально кивнула та. Тонкие руки тотчас принялись теребить старомодный свитер с скандинавским узором. Серые глаза остановились на маленькой фотографии в рамке, висящей у лобового стекла. На ней был изображен мужчина с маленькой девочкой на плечах, которая властно тянула его за уши.
Валя продолжала:
– Когда мне было тринадцать, он умер. И воспоминания о том, как мы неслись на машине, было самым лучшим, что у меня от него осталось. Несколько раз я с ребятами из своего класса пробовала кататься по тем же местам, и иногда, когда на минуту они переставали болтать, мне чудилось, что он рядом…
— Но ведь сейчас вы ездите не по полю, – резонно заметила девочка.
— Дело не в нем, — возразила Валя, — а в ощущение движения, единение с машиной, урчании двигателя…Конечно, впереди у меня планы большие: сесть за штурвал самолёта, подняться в небо. Это неосуществимо. У меня нет времени, да и обучение стоит дорого. Но ведь самое приятное, это верить и стремиться. Процесс- главное. Когда цель уже достигнута, надо продолжать идти вперед и не останавливаться.
Зоя, которая была невероятно далека от подобного фанатизма по отношению к технике, поневоле заслушалась.
Вечерело. Сумерки окутали все вокруг. Свет стал падать уже не из лобового окна, а сбоку- там, где сидела говорящая. Ее силуэт четко очерчивался на фоне размытого водопада за стеклом.
— А возникали какие-нибудь сложности? – поинтересовалась Зоя. – Вы ведь единственная женщина-водитель на районе…
— И да, и нет.
— Как это?
— Надо было как-то зарабатывать. Можно было стать кассиром или прозябать эти годы в качестве вожатой, но я хотела именно эту работу. Кое-как наскребла на автошколу: разносила доставку, расклеивала объявления. Потом сдала экзамен в Госавтоинспекции. Конечно, было сложно. Очень… Но мне нравилось. Мама не понимала, что я нашла в этих «железяках», но она все же поддерживала, а вот подруги откровенно осуждали. Предлагали пойти в модели, – усмехнулась она.
И правда, фигура у девушки была тонкая и по-балетному подтянутая. Грациозная головка, гибкая шея, изящные руки, аристократические черты и хоть и недлинные, но по-настоящему шикарные русые волосы.
— Но вам все же нравится водить?
— Конечно, нравится. Это ведь то, отчего я становлюсь счастливой. Я вожу, чтобы жить, и живу, чтобы водить. Не знаю, как еще объяснить.
***
Когда Зоя вышла из автобуса на стоянку, с заплаканного акварельного неба уже сходили тучи, и солнце, лишь на минуту робко выглянув, начало уходить за горизонт. В воздухе парил приятный запах дождя и распустившейся сирени. Где-то чирикали птицы.
Девочка встала напротив огромной лужи с радужными разводами от бензина, наблюдая, как ее отражение сосредоточенно жует последний лимончик. В голове творилось что-то странное. Какие-то неведомые доселе чувства усердно пробивали дорогу к ее сердцу.
Идти домой совершенно не хотелось. И несделанные уроки были совершенно ни при чем. Внутри что-то так и протестовало, так и ныло, пока не стало понятно, что это желание срочно отменить все ненужные кружки и просто начать искать то, для чего бы она согласилась жить.
«Зачем я вообще в это ввязалась? – неожиданно спросила себя Зоя. – К черту это соревнование, глупое павлинье позирование и безумные гонки. Лучше завтра погуляю с сестрой в лесу и найду то, что так важно. А потом, на свежую голову, напишу статью про Валю. Может ее история кого-нибудь, как и меня, остановит и побудит задуматься о настоящем призвании, а кого-то уже наоборот, вдохновит и заставит двигаться вперед».
Девочка громко выдохнула и неожиданно расслабилась. Все внутри у нее расставилось по полочкам. Она нежно улыбнулась своему отражению в луже. После чего вода в последней пошла кругами, из-за того, что об нее шлепнул сетчатый кроссовок. А через минуту, когда рябь улеглась, Зои уже не было. Только закатное небо отражалось в завитках растекшегося по луже бензина.
